Трень - брень

– Скажите, пожалуйста, на что похожа тайга?

– Тайга на тайгу похожа. Море - на море. И тайга не зеленая, ответила ему девчонка.
– Отодвинься, чего ты мне в нос дышишь!

Боба отодвинулся. Лицо у него было постным и предупредительным, словно он находился в учительской.

– Я вас понял: тайга белая.

– Ты что, глупый?

– Ага, глупый - дурак.

Девчонка улыбнулась, словно попросила прощения.

– Дурак, а вежливый. Тайга даже зимой не бывает белая. Тайга везде разная. В Архангельской области тайга некрасивая. Вам такая не понравится. Она ржавая, в плешинах, в желтых пятнах. От болотного железа. Даже смотреть неприятно. За Уралом тайга бурая, в сиреневую переходит у горизонта. И везде тайга разноцветная. Зеленую тайгу, наверно, поэты придумали.

Тимоше очень понравилось это ее заявление.

– Крой их, - сказал он, - поэтов. Присаживай. Гармония линий, помноженная на скорость.

Девчонка вскинула брови. Глаза у нее большими стали и робкими.

– Это про что?

– Это, понимаешь, формула красоты. Боба вывел.

– Чего не понимаешь, тем не обладаешь, - сказал Боба.
– Нынче радость - утром рано повстречались два барана.

Тимоша улыбнулся ему задушевно.

– Боба, не возникай. Скорость есть скорость. Линии есть линии. Они друг на друга не умножаются. А насчет баранов - напоминаю.
– Тимоша показал Бобе кулак и уселся рядом с девчонкой на край тротуара.

– Это же не буквально, - сказал Боба.

Шофер такси, молодой человек расторопного вида, подошел к ребятишкам.

– Привет, кавалеры. До центра по рублику, дальше по счетчику. Спешите ехать?

– Нам на автобусе в самый раз, - ответил ему Тимоша.

– Пардон...

Когда шофер удалился, поигрывая ключиком от зажигания, Тимоша придвинулся поближе к девчонке.

– Мы за аэродромом червей копаем. Сейчас на червей спрос. Народ увлекается рыбной ловлей. Дороже всех репейник ценится, белый такой. Его, гада, найти трудно. Выползки хорошо идут. Мы выползков по ночам в парке ловим с фонариком. Светишь в траву...

Рыба в озерке.

Рыба в ведерке.

Глупая рыба,

холодная рыба,

бесстрастно прочитал Боба.

Но сердце поэта не рыба.

Песня эта

сердце поэта!

Девчонка быстро к нему повернулась:

– Вы поэт?

– Странный вопрос.
– Боба пожал плечами.

– У нас в классе один мальчик тоже сочинял стихи. Я их не могу прочитать. Он их одной девочке посвятил. Хорошие стихи, про северное сияние.

– Тебе, наверное, посвятил?
– спросил Тимоша.

Девчонка головой покачала.

– Мне еще никогда стихов не посвящали.

– Ну и чихать.

– Нет. Приятно все-таки.

Девчонка посмотрела на стеклянную банку с червями. Тимоша проследил ее взгляд, насупился.

– Ты не подумай чего. У нас цель. Нам мотор купить надо. Нам без мотора уже никак.

– А вы откуда такая?
– вежливо спросил Боба.

– Какая?

– В мехах.

Тимоша объяснил шире:

– Как иностранка. Иностранцы на себя хоть черта напялят, хоть голышмя по городу бегать станут или в шубах в жару. Им никто слова не скажет. Даже завидно, до чего иностранцам у нас почтение.

Девчонка посмотрела на свою шубу.

– На мне ничего не напялено. Шубу мне отец сшил. Нерпу я сама настреляла.

У Тимоши глаза расширились и погасли медленно.

– Ну, ты даешь! Ну, я пошел. Боба, пойдем, а то черви сдохнут.

– Постоим, врать поучимся, - сказал Боба.

– Это почему я вру? Я никогда не вру. Это зачем: вы человека не знаете, а уже не хотите ему верить? Я из винтовки гуся бью влет. И оленя...

Тимоша угрюмо потянул Бобу за рукав:

– Пойдем, а то черви сдохнут.

Девчонка быстро повернулась к нему:

– А ты молчи со своими червями.
– Она расстегнула рюкзак, вытащила из него тяжелый моржовый бивень. Протерла его рукавом, чтобы блестел.
– Я этого моржа сама завалила.

– Один на один, - вежливо улыбнулся Боба.

Девчонка кивнула.

– Ну, я его из винтовки.

– Моржа?..
– Унылый Тимоша поколебался немного. Поставил банку с червями на тротуар. Взял бивень. Пальцем поколупал. Понюхал даже. Годится...

– Это секач. Одинокий. Они очень злые, одинокие.

Боба улыбнулся еще вежливее. От него как бы медом пахнуло.

– Могу биться - не из винтовки. Вы его из левольверта, жеваным мякишем.

– Это зачем ты не веришь?
– раздельно, даже с испугом, сказала девчонка. Она отняла бивень, запихнула в рюкзак.
– Пожалуйста, не верьте. Как мне проехать к метро?

– На автобусе, - сказал Тимоша.
– На тридцать девятом.

– Если вы моржей бьете, на самолетах летаете, возьмите такси до самого дома, - сказал Боба.

– Ну и возьму!
– Девчонка ухватила рюкзак, поволокла его к стоянке такси, крича на ходу: - Такси, такси! Возьмите меня!

– Возьмите ее, - захохотал Боба.
– Рыжая. Могу биться: как рыжий, так врун обязательно. А ты развесил свои ослиные уши. Рыжая моржа убила удивись на всю жизнь.

Тимоша не спеша рукава засучил. Боба сошел с тротуара.

– Не возникай.

– Не надо, - попросил Боба.
– Из-за какой-то рыжей поссорились. Да она не стоит... Пойдем, а то черви уснут.

– Они уже уснули.
– Тимоша взял Бобу за воротник.

– Торчим здесь на солнце, - прохрипел Боба.
– Дохлых никто не купит.

– Купит. Мы в банку анисовых капель покапаем, они все на голову встанут, ежом растопырятся.
– Тимоша поднял кулак.

– Только не очень сильно, - сказал Боба и опустил голову.

– За двух ослов и за двух баранов.

– За одного барана.

– За двух. Девчонку ты тоже бараном назвал.

Боба вырвался, возмущенный.

– Меня за рыжую бить? Товарища из-за какой-то там рыжей?

Если товарища бить из-за рыжей,

Значит, товарищ уже не товарищ

предатель!

В душе моей сразу получится грыжа,

Если меня из-за рыжей ударишь,

предатель!

Пусть сердце поэта сковано льдом!

– Перестань.

– Не буду, - сказал Боба покорно.
– Конечно, девчонку бараном назвать нельзя - это безграмотно.

Самолеты на взлетном поле нетерпеливо гудели, сотрясали воздух сотнями лошадиных сил, им были неинтересны мелкие ребячьи страсти.

Тимоша почесывал свой кулак, раздумывая, залепить Бобе леща или простить.

Автомобильный гудок загнал мальчишек на тротуар.