Трень - брень
Шрифт:
Девчонка сидела на заднем сиденье серой "Волги" и махала шапкой.
– Эй!
– сказала она.
– Садитесь, поедем. А то у вас в самом деле черви уснут.
Боба поправил куртку и как ни в чем не бывало первым полез в машину.
– Садись, Тимоша, - сказал он.
– Мы не гордые.
Автомобильный мотор мягко фыркнул. Осенние яркие листья ринулись под колеса, взлетели, кружась, позади машины и снова легли на асфальт.
Шумная толпа пассажиров заполнила площадь.
"Совершил посадку самолет сорок два - пятьсот пять. Рейс триста сорок, из Свердловска. Девочку Ольгу Смирнову просят зайти
КАРТИНА ВТОРАЯ
В Ленинграде осень. Деревья украсили землю яркими листьями. Машины, которым велено убирать, жуют листья, дрожат от сытости, а листьев все больше. Листья все ярче.
Улица была тихая, и дома на ней разноцветные. Ольга тащила по улице свой мешок. Шуба у нее нараспашку. Волосы растрепались. Мимо Ольги шагали прохожие. Первые и вторые улыбались ей. Третьи и четвертые не смотрели на нее, они в себя смотрели, в свои дела и заботы. Зато пятые-десятые хмыкали, хихикали, указывали на нее перстом.
– Ишь вырядилась.
– Ужас!
– И что люди собой воображают. С малого возраста из себя что-то корчат.
– Это же безобразие - девочка в такой модной шубе.
– А брюки! А волосы!
– Цаца!
Ольга думала вслух:
– Вы зачем на меня так смотрите? Вы зачем надо мной смеетесь? Я вам не нравлюсь?
– И бормотала прохожим в спины: - Вместо того чтобы на меня глаза таращить и смеяться попусту, поглядели бы вокруг себя. Вы видите осень? Собирайте охапки оранжевых листьев. Возьмите побольше. Разбросайте их по полу в тесных жилищах. Шагайте - пальто нараспашку. Ветер спрячет вам за пазуху последние запахи лета. Берите рыжие листья. Людям необходимы яркие краски. Зачем вы пинаете их ногами? Эй, эй! Это же солнечный цвет!
У парадной, как раз напротив Ольги, стояла другая девчонка. Может, постарше. Может, повыше. И конечно, красивее. У нее были длинные черные кудри.
Девчонка кривила губы.
– Ты что, чокнутая?
– сказала она.
– Ты что разоряешься?
– Это я про себя. Я давно здесь не была. Меня еще совсем маленькую увезли отсюда. У меня сейчас столько слов вдруг - откуда берутся? Я вообще заметила: когда говоришь сама с собой, получается очень складно. Ты не замечала?
– Вот рыжая! Вот ненормальная! Чтобы я сама с собой разговаривала? Я прысну...
– Зачем ты меня называешь рыжей?
– Тоже мне! А какая же ты? Может, светло-каштановая? Сейчас все рыжие называют себя светло-каштановыми. Тоже мне - модный цвет. Даже учителя в рыжий цвет перекрашиваются. По-моему, цвет поганый. Когда я смотрю на рыжих, у меня во рту кисло делается.
– Зачем ты?
– сказала ей Ольга.
– При чем тут мои волосы? Давай познакомимся сначала.
Девчонка дернула одним плечом, дернула другим плечом. Фыркнула, плюнула и растоптала.
– Тоже мне! Не смеши. Рыжая - так и помалкивай.
Ольга подошла к ней ближе.
– Зачем ты все время говоришь: "Тоже мне, тоже мне"? Разве ты лучше всех разбираешься? Ты в самом деле думаешь, что ты лучше всех разбираешься?
Девчонка взвизгнула вдруг, словно ее ущипнули или она
увидела мышь. Закричала:– Отвяжись, психованная!
– и ушла в подворотню.
Ольга растерянно оглянулась.
По улице шагал гражданин с портфелем. Он был высокий и пестрый, в костюме из синтетической ткани. Еще на нем была шляпа и макинтош. Макинтош этот переливался, менял окраску из серо-зеленой в синеватую и фиолетовую, как спина жука-скарабея. Гражданин высоко держал голову, смотрел на всех окружающих пристально и снисходительно.
Поколебавшись немного, Ольга догнала его.
– Извините, пожалуйста.
– Ты меня, девочка?
– спросил гражданин.
– Ага. Извините, пожалуйста, я всегда слышала, что в вашем городе очень вежливые люди. Я тоже родилась здесь, и всегда гордилась, и всегда старалась...
Гражданин опустил голову, он как будто нацелился в Ольгино рыжее темя.
– К сожалению, вежливых осталось мало. Вежливые в войну вымерли.
– Шутите, - сказала Ольга.
– Шучу, - сказал гражданин.
– Я часто шучу. Шутка - признак здоровья.
Ольга подумала и потом спросила со вздохом:
– Скажите, пожалуйста, мои волосы в самом деле такие противные?
– Это тебе очень важно?
– спросил гражданин.
– Очень.
Гражданин откинул голову. Потрогал Ольгины волосы пальцами сквозь перчатку.
– По-моему, в самый раз, - сказал он.
– Элегантно. Может быть, несколько смело. Вот эта прядка над виском вроде бы что-то не так. Если ее пригладить, то в основном, я полагаю...
Ольга перебила его:
– Я про цвет.
Гражданин снова помедлил, помолчал, и покашлял, и еще дальше откинул голову.
– По-моему, довольно приятный серый цвет.
– Что вы, я рыжая, - прошептала Ольга.
– Рыжая?
– Гражданин торопливо погладил ее по голове.
– Все равно. Извини, я дальтоник. Я не различаю краски.
– И вы никогда не видели рыжего цвета?
– Никогда.
– И вот эти листья вам кажутся серыми?
– Да... Они серые...
– И вам не страшно?
Гражданин изумился, обиделся даже.
– Страшно? Напротив. Мне лично кажется нелепым и нездоровым все видеть в различном цвете. Это, знаешь ли, раздражает. Я лично думаю, что все нервные заболевания у нас происходят от пестроты жизни. Да, да...
– И все люди вам кажутся серыми?
– А что тут такого странного?
– Я еще не умею сказать, что именно... Но если подняться вверх и глянуть на людей сверху, то покажется вдруг, что это не люди, а булыжная мостовая.
– Ты говоришь по-детски, - сказал дальтоник.
– Запомни: люди - наше богатство.
– И он пошел, подняв голову, с достоинством и спокойствием человека, выполнившего свой долг.
Ольга постояла немного, раздумывая, потом догнала его.
– Скажите, где дом шестнадцать?
– Дом шестнадцать?
– Гражданин оглядел весь порядок домов.
– Видишь, вон тот, темно-серый. Там во дворе дом шестнадцать.
Ольга головой покрутила. Развела руками.
– Темно-серый? Но на этой улице нет темно-серых домов. Здесь все дома разноцветные. Я сразу заметила: это разноцветный город, только очень поблекший.
Дома от Ольгиных слов приосанились, повели плечами, гордо грудь выпятили.