Тренировочные часы

Он, ворча, шлепает по руке.

— Прекрати, люди смотрят.

Я бросаю ему взгляд, достойный моего подросткового «я».

— Никто не смотрит.

Если не считать борца, бродящего по раздевалке. Зик Дэниелс ловит мой взгляд и хмурится, тут же подставляя мне свою широкую спину, когда переодевается в спортивную рубашку. Вся кожа его спины покрыта черной татуировкой, которая выглядит как восходящий Феникс. Резкие линии с мрачным настроением.

Таинственный, жесткий и злой, каким и кажется этот парень.

— Он всегда такой задумчивый? Или это только для меня?

— Дэниелс? — Папа снова вытягивает шею и смотрит сквозь стекло. Фыркает. — Он всегда такой.

— Почему?

— Подозреваю, что это как-то связано с его воспитанием. Он не ладит со своими родителями.

— А-а-а, понятно.

После этого мы оба молчим, и мне интересно, думает ли он о том же, о чем и я. Что родители формируют человека таким, каким он становится, хотят они того или нет. Я имею в виду, посмотрите на меня — у меня двое совершенно нормальных родителей, которые развелись, и в некотором смысле это как-то повлияло на меня.

Я проехала полстраны, чтобы получить одобрение отца, искупить вину за то, что мать его бросила. Я достаточно посещала занятий по психологии в старших классах, чтобы знать, что такое поведение проистекает из моего прошлого и имеет отношение к динамике моей семьи.

— Не поверишь, — говорит папа, — но он действительно прошел долгий путь. В прошлом году он был таким придурком, что мне чуть не пришлось его отстранить.

Я изучаю Зика через стекло, скольжу взглядом по его телу, глазею.

«Серьезно, Анабелль, перед своим отцом?»

Тьфу.

— Чуть не отстранил? Почему?

— Паршивое отношение. Простите мой французский.

— Он не выглядит так уж ужасно.

Папа хмыкает.

— Внешность бывает обманчива, и подозреваю, что в этом замешана его девушка.

— Ты с ней встречался?

Я смотрю, как Зик сидит на скамейке спиной к нам, зашнуровывая пару черных борцовских ботинок и натягивая майку через голову. Какая жалость — прикрывать идеальную широкую спину.

— Однажды, на благотворительном вечере «Старших братьев». Думаю, что блондинка обвела его вокруг пальца.

Блондинка? Как типично.

Такие парни всегда западают на блондинок.

— Крошечная по сравнению с ним. Заикается.

Что-что?

— Заикается?

— Ну, знаешь, дефект речи.

— Я знаю, что такое заикание, пап. — Мои брови удивленно ползут вверх. — Этот парень встречается с девушкой с дефектом речи?

— Так и есть.

Не могу оторвать от него взгляд, любопытство берет надо мной верх, когда я сомневаюсь в своей первоначальной оценке его.

— Какая она?

— Кто, Вайолет?

— Так ее зовут?

— Да. — Папа снова складывает пальцы домиком. — Она много работает волонтером. Нянчится с детьми. Маленькая и тихая, наверное. Я бы и за миллион лет не соединил их вместе, но, думаю, мы не можем выбирать, в кого влюбляемся.

Не могу решить, это насмешка над Зиком или выбором Вайолет романтического партнера.

— В любом случае, надо отдать парню должное. Он вкалывает на благо команды.

Похоже на то. Зик пришел на полтора часа раньше и уже обматывает запястья. Наклоняет голову из стороны в сторону, головной убор болтается на запястье.

— Хватит о нем. Нам нужно уладить твою жизненную ситуацию.

Я вздыхаю с облегчением, что он готов поговорить об этом.

— Да. Спасибо, пап.

— Если хочешь жить одна, я ничего не имею против, но не хочу видеть тебя в дерьмовом доме.

— Они все дерьмовые, — говорю я, чувствуя необходимость указать на этот прискорбный факт.

— Верно. — Он встает, обходя стол.— Найди несколько вариантов, и посмотрим. А пока сделай одолжение своему старику и постарайся найти соседку по комнате, желательно такую, которая много учится и любит сидеть дома, которая ненавидит вечеринки и мальчиков.

— Ха-ха. — Я тоже встаю, обнимаю его за плечи и сжимаю. Целую его в обветренную щеку. — Я посмотрю, что можно сделать.

— Люблю тебя, Энни. — Когда он ерошит мне волосы, я ему позволяю. Хотя закатываю глаза от детского прозвища.

— Я тоже тебя люблю, папа.

Я нашла идеальное местечко для учебы в кампусе.

Поднимаюсь по ступенькам до самого верхнего этажа университетской библиотеки, пробираюсь через спокойное пространство, мимо архаичных томов книг, газетных архивов и устаревших, старомодных периодических автоматов — ну, знаете, тех, где искали статьи до того, как у нас появился интернет.

На этом уровне есть несколько учебных комнат, но я выбираю стол. Он находится в углу, спрятан за книжной полкой почти пяти футов высотой.

Никто не сможет увидеть меня, если поднимутся сюда.

Никто меня не побеспокоит, потому что за все четыре раза, что я здесь училась, не видела ни одной живой души. Это мирная, идеальная среда для выполнения домашних заданий.

Пятью этажами ниже слишком многолюдно. Это место для общения студентов, еще одна питательная среда для откладывания важных дел и флирта.

Чертова библиотека похожа на ночной клуб.

Открываю ноутбук и захожу на школьный сайт в социальных сетях. Пролистываю объявления: «Нужны соседи» и «Квартиры в аренду».

Слишком дорого.

Слишком далеко от кампуса.

Шесть соседей по комнате в доме с четырьмя спальнями? Нет, спасибо.

Прокручиваю дальше, минуя все старое и устаревшее. Дома, которые выглядят ветхими и разваливающимися. Объявления без фотографий.

Аренда с домашними животными? Пасс — у меня аллергия на кошек.

Мебель была бы кстати. Последнее, что я хочу после переезда, — это обременять папу и Линду поиском мебели. Даже не представляю, сколько это будет стоить.

К тому же, у папы сейчас разгар сезона, у него нет времени, чтобы организовать все это, так что, если бы я могла найти что-то хотя бы частично меблированное, я была бы счастлива.

Разочарованная, закрываю веб-сайт и открываю документ, который начала ранее для моего класса этики, решив вбить необходимое количество слов и выполнить это задание.