Тренировочный день 3
Шрифт:
— Слушайте, помолчите, э? Я же Легенду рассказывал. — повышает голос Гоги, вешая полотенце на гвоздь, вбитый в стенку: — про то, как один очень грустный бог любви и разврата летел над нашим городским парком культуры и отдыха, понимаешь. И вот уже почти прицелился он в товарища заведующего городской библиотекой Мазурина Тимофея Зазубовича…
— Не бывает таких отчеств. — на пороге умывальной появляется Светлана, она уже одета в синюю спецовку и синюю же кепку: — а, привет Батор.
— Привет, Светка! — сияет улыбкой тот: — а давай сегодня на свидание сходим?
— Ну тебя, Батор, ты ж к каждой девушке клеишься. — отвечает девушка и переводит взгляд на Виктора: — вот ты скотина, Полищук, а?
— Да что происходит вообще? — спрашивает Батор: — чего он натворил такого? Я тоже хочу!
— … и могущественный, но озорной Бог Любви уже почти прицелился в ответственного сотрудника городской библиотеки, между прочим — партийного! — поднимает палец Гоги Барамович: — но в этот момент какая-то птичка пролетела совсем мимо и все его драгоценные стрелы любви рассыпались из колчана вниз! И попали в руки коварного и злобного товарища Полищука, который и стал объектом обожания для целой волейбольной команды! Попали в маленькие, скрюченные, но достаточно мускулистые руки, понимаешь! И тогда поддалось его черное сердце соблазну и начал он эти стрелы… ну допустим метать. Как дротики. Или купидон лук тоже уронил: — Гоги задумывается: — сложная история, понимаешь.
— Просто втыкал, как кинжалы? — предполагает Виктор, взбив пену на кусочке мыла и теперь нанося ее на подбородок. Коварная щетина выросла на его лице меньше чем за сутки… все же высокий у этого организма тестостерон, молодость, половая зрелость, расцвет сил, все дела…
— Ээ… нет. Стрелу как кинжал не воткнешь, она достаточно гибкая должна быть. — отвечает Гоги: — ну да ладно. История об этом умалчивает. В любом случае из обычного учителя и скромного советского служащего с… ты же у нас еще комсомолец? Да, с комсомольским билетом у серда — он превратился в того, кто может заставить в себя влюбится кого угодно! И первой своей стрелой сразил сердце своей девушки! Этой, которая приходила сюда, с косичками и такими озорными, блестящими глазками, как ее там… ну которая высокая…
— Ты про Айгулю говоришь? — Виктор осматривает лезвие опасной бритвы на предмет остроты. Править ее сейчас времени нет, и так опаздывает.
— Светка ну где ты?! — в дверях появляется Марина. Она тут же тычет пальцем в Виктора: — ага, кобель заявился! Дон Жуан и Казанова Колокамского разлива! Я думала ты порядочный, а ты еще хуже чем Холодок!
— Да чем это я хуже?! — удивляется Виктор.
— Холодок по крайней мере совесть имел и каждой девушке говорил, что она — единственная. — заявляет Марина: — а ты сразу со всеми гуляешь, вот! Кто ты после такого?
— Ээ… хороший платонический друг? — пробует почву Виктор, встав поближе к тусклому, потрескавшемуся, видавшему виды зеркалу. Изучает свою физиономию и подносит лезвие бритвы к подбородку.
— И так скромный, но коварный школьный учитель физкультуры стал повелителем сердец всех молодых девушек! Эх, сейчас бы бутылочку киндзмараули… сугуни нарезать, да с колбаской сырокопчёной и под такой тост и не выпить грех! — заканчивает свой спич Гоги Барамович и набирает воду в сложенные ладони. Опускает голову и отфыркивается как морж, брызги холодной воды летят во все стороны.
— Не смеши мои носки, Полищук. — прищуривается Светлана: — платонический друг он. Ты — кобель. Мне Лилька все рассказывает, так что я про вашу тусовку у нее на хате знаю. И что ты там со всеми был… платоническим другом. Вот такой платонический друг всей волейбольной команды.
— Как волейбольной команды? — спрашивает Батор: — в смысле — волейбольной команды? Вы чего?
— Смех смехом, но вот то, что тебя от монажников девчонки спасли — вот что действительно смешно. —
хохочет Гоги, открывая кран: — Михал Борисыч так и сказал, говорит в первый раз вижу, чтобы девчонки парня защищали, да еще и толпой. Батор, если протокольными фразами, то наш с тобой товарищ вчера умудрился покорить сердца амазонок из волейбольной элиты города и области. Я сам потом протокол читал.— Светка! Мы же опаздываем! — дергает свою подругу за рукав Марина: — потом еще успеем на него накричать, а сейчас у нас автобус уйдет, будем пешком топать!
— Я с тобой еще не закончила, Полищук! — заявляет Светлана и девушки спешно покидают умывальную комнату.
— Ох, тяжела ты шапка Мономаха… — добавляет Гоги, выпрямляясь и утирая лицо полотенцем: — с одной стороны завидно, что ты такой популярностью у девушек пользуешься, а с другой стороны… — он качает головой: — ох и непросто тебе сейчас придется, товарищ Витька. Но как говориться, любишь трахаться, люби и конфликты улаживать. И ухаживать. Тебе одних цветов на всех своих баб купить — разоришься.
— Да не было у меня ничего. — защищается Виктор: — я просто с ними посидел. Ну, выпили, поговорили, пошутили и все. Спать.
— Тогда еще хуже. — безапелляционно заявляет Гоги: — тогда ты брат, совсем дурак.
— Это еще почему? — Виктор аж замер с бритвой в руке.
— Да потому что последствия не отличаются. — отвечает Гоги Барамович: — и чего ты со своей опасной бритвой вечно? Я вот электробритву люблю, у меня «Харьков». Раз и все, даже морду мочить не нужно, потом одеколоном спрыснул и готов к труду и обороне. А ты если поторопишься или там рука дрогнет с похмелья — пол-лица себе отрежешь.
— Эй! Витька! Что за дела?! — говорит Батор: — я не понял! Ты опять себе где-то новых баб нашел?! И мне не сказал?! А еще друг, называется!
— Во-первых не нашел. А во-вторых, ты же только что меня врагом человечества называл? — уточняет Виктор, начиная вести лезвие бритвы вдоль подбородка, чувствуя легкое шуршание… все же отросла щетина, отросла…
— Не, если ты теперь знакомый с волейболистками, то ты теперь мой лучший друг! — заявляет Батор: — хочешь я тебе одеколон свой отдам? Тот который «Коза Ностра», яблоком пахнет? Вот насовсем отдам, ей-богу. Ты только познакомь!
— И в-третьих. Гоги Барамович, я не понял, о чем это ты? В смысле — «последствия не отличаются»? — задает вопрос Виктор. Гоги тем временем выпрямляется и перебрасывает полотенце через плечо, бросает на него быстрый взгляд и вздыхает.
— Понимаешь, мой юный и наивный друг, женщине без разницы, было у вас что-то или нет. — говорит он: — если она уже себе в голове все придумала, то будет вести себя так, как будто все уже было. Вот и получается, что если женщина себя уже так ведет, а у вас ничего не было — то ты дурак. Обязательства уже есть, а права свои ты не реализовал. Тем более, если женщин — несколько. Ты же брат не Фигаро, слуга двух господ и не Труффальдино из Бергамо. Порвешься. — Гоги становится неожиданно серьезным: — а это, брат, нехорошо. Как бы ты не крутился, но кому-то будет больно. Так что, если у тебя до сих пор ничего не было — ты уж определяйся. Нельзя все время по грани ходить. Всякое может случится.
— Витька, ты его не слушай. — говорит Батор: — все можно. Вот у тебя оказывается куча красивых девушек знакомых и ты ни с кем не крутишь шуры-муры — это же великолепно! Для меня больше вариантов!
— Совсем ты Батор женщин не понимаешь. — вздыхает Гоги: — если там вокруг Витьки организованная группа лиц без предварительного сговора образовалась, то тебе там ничего не светит. Там уже и Витька неважен, у них свое соперничество идет, кто выиграет — тот потом его и бросит. Кому он нужен-то? Тут сама игра важна, понимаешь? А ты… Разве что пожалеет тебя кто…