Тренировочный день 3

— Потому что ты напористая очень. — говорит Виктор и пододвигает к себе тарелку с тортом: — гляди-ка, весь хмель выветрился. Этот твой портвейн — быстро пьянеешь и быстро трезвеешь. Если не заснуть, конечно…

— Тихо! — Лиля отбирает у него тарелку с тортом: — а ну нечего рот свой занимать, когда ты мне говорить тут должен! Это почему я слишком напористая?!

— А я откуда знаю? Родители тебя такой воспитали, гены у тебя, среда окружающая, детские травмы, психологические паттерны, я откуда знаю? Вон иди к дедушке Фрейду или к Юнгу там, им мозги и трахай, а я тебя, Лиля в первый раз вижу. И сиськи твои. Кстати — очень красиво было.

— Витька! Не делай мне нервы! — взвывает Лиля Бергштейн: — ты не умничай, ты пальцем покажи!

— А? — Виктор смотрит в глаза Лили и вздыхает. Серьезно девушка настроена, что сказать. Когда у девушек в глазах такое пламя то сразу хочется как минимум чтобы в радиусе досягаемости не было острых и режущих предметов. А еще — тупых и тяжелых. В общем ничего, что может нанести тебе травму с последующим летальным исходом. Моментально в море так сказать.

— В общем так. — говорит он: — я сейчас слишком пьян для лекции о человеческих взаимоотношениях, так что постараюсь кратко. Вот смотри… — он с силой трет лицо руками: — смотри…

Он опускает брови вниз и делает умоляющее и «жалкое» лицо, падает на колени перед Лилей и начинает сбивчиво шептать: — Богиня моя! Лучшая либеро на свете! Ты просто воплощение женственности и советского спорта! Ты лучшая! Ты великолепна! Ты моя единственная! Отдайся мне прямо на кухонном столе! Давай поженимся, заведем себе кучу детишек и свяжем свитер с оленями! Я буду ухаживать за тобой! Буду целовать песок по которому ты ходила!

— Ты чего!? — глаза у Лили становятся округлыми и она — отодвигается от него.

— Вот. — говорит он уже нормальным голосом, вставая с колен: — отталкивает, верно? Парадокс сознания — как только кто-то у твоих ног, так он тебе сразу не интересен. Даже если нормален. Если бы я действительно тут «хвостиком помахивал», как ты говорила — я бы точно всех оттолкнул. Вы мне нравитесь, даже если эстетически смотреть — здоровые, юные и красивые девушки. Приятные и умные. Задорные. Время с вами приятно проводить… если вовремя свои границы отстоять. Но как только я бы начал к вам всем приставать — тут же отлуп бы получил. Так и ты — слишком ты к Маше липнешь.

— Но… а как иначе? Мы с ней и так редко видимся! Для меня каждый раз как праздник!

— А ты сделай так чтобы виделись почаще, но при этом дай ей больше свободы. И вообще… сделай вид что не сильно в ней заинтересована.

— Это как? — хмурится Бергштейн.

— Как-как… насчет «видеться почаще» — тут уж сама придумай. Например, кружок какой-то вместе посещайте. Или что еще. Даже просто на выходных встречайтесь. Но как друзья-приятели и ничего больше. Будет просто идеально, если ты ей еще и скажешь будто влюбилась в какого-нибудь парня. И от нее отстань, не наседай со своими «классно, классно».

— Так. Погоди-ка… — Лиля убегает в комнату, оттуда доносится грохот и невнятные ругательства. Она снова появляется на кухне, но уже с блокнотом и карандашом в руках, прическа сбита в сторону и на волосах висит серая паутина.

— Так и знала, что у меня есть где-то блокнот. — говорит она, открывая его и садясь рядом с Виктором: — давай помедленнее, Склифосовский, я записываю. Итак… видеться почаще, но не наседать. Понятно. Сделать вид, будто влюбилась в парня… сделано.

— Эээ… ну ты быстрая. — удивляется Виктор степени своего воздействия на неокрепшие умы юных волейболисток.

— Я скажу будто в тебя влюбилась. — говорит Лиля: — а что? Удобно же! Будто все перепили и заснули, а мы с тобой переспали, и я поняла, что ты — мужчина моей мечты. Только попробуй отказаться, ты же мою грудь видел! И кстати я могу тебе еще портвейна налить. И торт еще остался…

— Только этого мне не хватало…

Глава 4

Глава 5

— Утро красит ярким светом, стены древнего Кремля… — проворчал Виктор, открыв глаза. Некоторое время собирался с мыслями, вспоминая кто он такой вообще и где находится. И что тут делает. В памяти всплыли вчерашние события — и то, как они застряли на колесе обозрения и то, как встретили Лилю Бергштейн, которая оказалась настоящей оторвой. И как Маша Волокитина вырубила здоровяка из монтажников и как они потом сидели в отделении и выслушивали капитана милиции со смешной фамилией… а потом, конечно, отправились на квартиру к Лиле отмечать день рождения Маши. Лиля достала портвейн, а он — нашел у нее муку и яичный порошок, чтобы тортик сделать и с момента как он выпеченные коржи из духовки достал — он ничего больше не помнит. Вернее — вспоминает, но как-то урывками. Как будто фотоаппаратом со вспышкой фотографировал — хлоп! Они чокаются граненными стаканами и Алена Маслова кричит «на брудершафт!» и лезет целоваться, вытягивая свои пухлые губы, вымазанные в чем-то красном, не то соусе, не то в компоте. Хлоп! Айгуля Салчакова танцует на кухне танец живота, задрав футболку и показывая, как под гладкой и смуглой кожей перекатываются мышцы пресса — завораживающее зрелище. Хлоп! Айгуля — курит, она нашла где-то среди залежей товаров блок сигарет «Стюардесса» и закурила. Виктор удивляется, а она говорит, что курит только когда выпьет. Или в карты проиграет. Или когда сексом много занимается… вот если сразу с тремя монтажниками, то конечно курит, как после такого не закурить?

Виктор закрывает глаза вспоминая. Они пели песни хором и им даже в стенку не стучали, все-таки хорошая звукоизоляция в этих «сталинках». Ну или соседей дома не было. Потом… потом он отчетливо помнит грудь Лили Берштейн — небольшую, но аккуратную, с маленькими коричневыми сосками, округлые, скульптурные формы достойные резца Родена или Микеланджело. Откуда? Как? Трогал ли он ее за грудь? Потому что руки вроде помнят эти округлые и упругие формы. Они в карты на раздевание играли? Или все-таки…

Он поднимает голову, пытаясь вспомнить, но в этот момент понимает что у него совершенно затекла рука. Повернувшись, он видит копну золотых волос совсем рядом.

— Маша, спи, куда собралась. — раздается сонный голос: — сегодня выходной у тебя.

— Ээ… так я не Маша. Я — Витя. — говорит Виктор, чувствуя себя немного неудобно. То ли потому что оказался в постели с Лилей Бергштейн, то ли потому что он не Маша, а может быть потому, что только сейчас начал чувствовать как что-то мягкое касается его бока. И это мягкое, и упругое — явно не футболка… и даже не бюстгальтер.

— Витька? — Лиля поднимает голову и изучает его в упор сонным взглядом. Зевает во весь рот: — Ааа… Витька. Точно. Вспомнила. Да какая разница, у тебя тоже выходной. Спи давай.

— Да я бы с удовольствием. — честно признается Виктор, потому что лежать в кровати вместе с Лилей — одно удовольствие, она мягкая и теплая, а волосы у нее пахнут каким-то цветочным ароматом, хотя изо рта конечно не ландышами пахнет после вчерашнего. Ну так у любой девушки пахло бы не розами и лавандой после такого количества портвейна. Самое главное тут в том, что Виктор совершенно точно лежит без трусов и судя по тому, как Лиля прижимается к нему всем телом — на ней тоже ничего нет.

Он роняет голову на подушку и смотрит в потолок. Ну вот, думает он, хорош. Сам-то себе что говорил — «я осознанный человек, мне под сраку лет, чего я только не видел за свою жизнь, мне все эти ваши сексуальные переживания не интересны, я уже переболел этим делом. Не заманишь сиськой мясистой, как говорится». А сам? Вот первая вечеринка с портвейном и он уже в постели с Лилей Бергштейн, которую он уважает как лучшую либеро области и вообще яркую личность и индивидуальность. Нет, если сам секс прошел как следует — то все хорошо… но ведь он и не помнит ничего! А это уже обидно. Нет, спрашивать у Лили «а у нас был секс»? Или чего хуже — «а тебе понравилось» — он точно не будет. Какой девушке приятно будет узнать, что парень с утра ни черта не помнит? Так что — изображаем из себя счастливого болванчика, улыбаемся и машем. Кстати… а с чего это Лиля решила именно с ним? Она же Машу любит… или она ее платонически любит, а потребности у нее как у всех?