Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Глава 18

Кирум

Его словно окунули в масло. Оно забило глаза, уши, нос, проникло в рот, окутало каждую полость внутри тела, наполнило его и начало литься наружу – из тех же глаз, ушей, носа, рта, и при всем при этом он продолжал видеть и дышать, хотя не забиться в удушье стоило скрипа в стиснутых зубах. Вокруг двигалось, шевелилось, колыхалось что-то живое и ужасное. Настолько ужасное, что оно манило в себя, звало, сулило облегчение и блаженство. Бибера? Где ты, Бибера, на которую не действует магия? Процелла? Смешная девчонка, которая всегда смотрела на старшего двоюродного брата с открытым ртом и восхищенными, вытаращенными глазами! Где ты? Почему он видит только Ирис? Впереди его правит лошадью Ирис. Рядом с ним правит

лошадью тоже Ирис. Почему? Она ведь осталась в Тиморе? И почему она… почему они обе смотрят на него? И куда он правит коня? Что он собирается делать? Что он один собирается сделать с тем, что затопило, переплело, опустило в смрад всю его землю?

– Тихо.

Это Процелла. Не Ирис, а Процелла. Она приблизилась, ее лошадь идет бок о бок с лошадью Игниса. Ее нога трется о ногу Игниса. И она сама – смешная, с закинутым за спину деревянным мечом, наклонилась и держит Игниса за руку. И выражение ужаса на ее лице сменяется облегчением и слезами.

– Ну ты что? – рассмеялся Игнис. – Чего испугалась?

– Тебя, – призналась Процелла. – Ты… изменился. Сейчас уже нет, а стоило нам въехать в эту мерзость, как ты перестал быть самим собой. Стал похож на мертвеца. И мне показалось… Мне показалось, будто у тебя нет глаз, только чернота вместо них, и дым изо рта, и дым за спиной… Будто крылья…

– Будь у него крылья, он бы взлетел и посмотрел, куда нам держать путь, – донесся голос Биберы.

– На юг, – нашел взглядом спутницу Игнис. – Вдоль края Светлой Пустоши – на юг. Ты видишь край?

– Вижу, – махнула рукой Бибера, и Игнис и сам увидел край поганого места. Увидел ясно. Так, словно стоял на выжженной степи, и рядом, в десяти – двадцати шагах, выделялся край пожарища, пепелища, прибитого дождем. Но там, на самом краю, томилось спящее пламя, тлело, вздымало к небу струйки дыма и продолжало медленно, но неумолимо пожирать землю Шеннаара и ползти к востоку. К востоку и во все стороны.

– Огонь? – спросил Игнис.

– Ты видишь огонь? – испуганно прошептала Процелла. – А мне кажется, будто плесень расползается по земле. Вон – ее край. За ним, словно за кривым стеклом, – снег, холмы. А здесь тоже снег. Только он перемешан с плесенью.

– Нет ни плесени, ни огня, – обернулась Бибера. – Уж поверьте мне. Но магии здесь столько, что она звенит в воздухе. Она и в самом деле на меня не действует, но я ее вижу. Я ее слышу. Я ее чувствую. Пока Процелла не приблизилась к тебе, принц, я даже тебя с трудом могла разглядеть. Ты словно обратился в кокон. Словно какие-то зимние пауки запеленали тебя в грязный сверток. Но не теперь. Уж не знаю, что ты там дал Процелле, но сейчас вокруг вас никакой магии нет шагов на десять. И мне кажется, что это лишь крохотная толика той силы, что висит у нее за спиной. Говоришь, что ты уже проходил через Светлую Пустошь? Если эта драгоценность была с тобой, то я не удивлена!

– Я удивлен, – покачал головой Игнис. – Да, то, что сейчас за спиной Процеллы, спасало меня. Не только меня, но спасало. Но все происходило иначе. Светлая Пустошь была наполнена тенями, которые старались удалиться от нас, но вот этой вязкости – не было. Мы даже приблизились к краю Пира – этой грязной ямы, что осталась после Лучезарного, но и там ничего, кроме отвращения, не испытали. Хотя, минуя холм Бэдгалдингира, почувствовали разницу. Словно переоделись в чистое. Но это… Здесь столько силы, пусть поганой, грязной, но силы, что она может снести все что угодно. Обратить в пыль стены Ардууса!

– Но не меня, – засмеялась Бибера. – И все же тебе нужно научиться противостоять этому. Что ты будешь делать, если потеряешь свою великую ценность? Не теперь, так в будущем?

– Не потеряю, – твердо пообещал Игнис.

– А если придется отдать это, чтобы спасти кого-то? – поинтересовалась Бибера. – Ту же Процеллу, твою Ирис, имя которой ты повторял, пока Процелла не приблизилась к тебе? Твоего ребенка, если такового пошлет тебе Энки? Твоего друга? Что ты будешь делать?

Игнис молчал. Смотрел на Биберу, которая держалась впереди, в пяти шагах, и молчал. Вокруг

лежала все та же, как будто выжженная, а затем припорошенная снегом степь. Но слева, на востоке, в полусотне шагов, поднимался кривым стеклом край Светлой Пустоши, а справа, в полулиге или дальше, клубился туман или что-то, что минуты назад скручивало Игниса в кокон ужаса и безысходности.

– Ты должен быть сильнее этого, – повысила голос Бибера и стерла улыбку с лица. – Поверь мне. Я чувствую. На меня не действует магия не потому, что я сопротивляюсь ей. Не потому, что я сильнее ее. Нет. Я в ней как выдра. Я плыву в ней, но она не смачивает мою шкуру. Я пропускаю ее мимо. Я не борюсь с ней. Не закрываюсь. Я просто всегда чуть в стороне. Ты можешь научиться этому. В тебе великая сила, я чувствую ее. Нужно всего лишь не применять ее. Отступить. Не сдаться, но сделать шаг назад. Или в сторону. Попробуй. Не спеша. Медленно. Постепенно. Не подставляй себя под клинок!

– Отпусти мою руку, – попросил сестру Игнис и, увидев испуг на ее лице, улыбнулся. – Бибера права. Надо пробовать. Не забывай, Светлая Пустошь полна не только этой магией, в ней достаточно мерзких тварей, с которыми, возможно, придется сражаться. На что я буду годен в твоих объятиях?

Процелла отпустила руку Игниса. Масло тут же поползло в его глотку.

– Не отъезжай от меня быстро, – попросил он, скорчив гримасу. – Отдаляйся постепенно.

…Игнис справился с магией Светлой Пустоши только на пятый день пути. Именно тогда он услышал сетование Биберы, что кончается овес, и скоро нечем будет кормить лошадей, и что она не предполагала, будто их отряду придется миновать и деревни, и рынки, и даже дозорные башни. Именно на пятый день пути Игнис различил не мутные тени, не Ирис, не Телу Нимис, не Вискеру, не Каму, не собственную мать, а Процеллу и Биберу. Последняя сидела у крохотного костерка, собранного из промороженных коряг, а первая стояла в пяти шагах от Игниса и смотрела на него с ужасом.

– Все, – прошептал он и сполз с лошади. – Кажется, я уже здесь. Сколько прошло часов?

– Пять дней, – отозвалась Бибера. – И все эти пять дней ты ничего не ел, не пил и даже не сползал с лошади по нужде. Я даже начала опасаться, что ты или лопнешь, или высохнешь.

– Ни то ни другое, – покачал головой Игнис.

Пошатываясь, разгоняя туман в глазах, он двинулся к краю Пустоши, который все еще был рядом. Прорвал руками, головой, плечами мутную пленку. Вдохнул чистый, звенящий, морозный воздух. Поразился красоте сверкающих белыми пиками гор Балтуту. Где-то там, на востоке, лежало самое прекрасное место в Анкиде – королевство Лапис. Горная долина, окаймленная с юга ледяным потоком реки Малиту. Снег, лежавший на ближних холмах, на кронах недалекой рощицы, на крышах заброшенной деревеньки и дозорной башни, искрился, отражая солнечные лучи. Игнис скинул плащ, упал в снег лицом и замер.

Он вернулся минут через десять. Прошел через пленку Светлой Пустоши, поморщился от ее погани, присел у костра, взял из рук Биберы плошку каши, фляжку вина. Начал жадно есть. Светлая Пустошь больше не имела над ним власти. Хотя то, что таилось в ее середине, теперь он даже боялся себе представить.

– Судя по местности, – повернулся он к Процелле, – мы на окраине Кирума. Деревенька и дозорная башня в паре лиг мне показались знакомыми. Правда, когда-то они были в полусотне лиг от края Светлой Пустоши.

– Все меняется, – подала голос Бибера. – Как ты справился? Я ведь не верила.

– Я перетерпел, – после долгой паузы проговорил Игнис. – Мне приходилось терпеть боль. Много дней. Ужасную боль. Конечно, я не могу похвастаться, что на меня боль не действует. Да и тем, что магия на меня не действует, я тоже похвастаться не могу. Но когда долго терпишь боль, конечно, если она не калечит тебя, то вдруг понимаешь, что она уменьшается. Или ты сам становишься больше, чем она. Или привыкаешь, не знаю. Я перестал бороться с этой магией и стал ее терпеть. Но вот эти, как ты говоришь, пять дней я словно провисел прибитый гвоздями к стене! Энки, благословенный!

Поделиться с друзьями: