Трепет

– Никакого таинства, – раздался в ответ тоже знакомый, но раздраженный голос. – Обряд будет публичным!

– Тем более узник должен быть жив и хотя бы относительно здоров, – заметил обладатель первого голоса.

– Будет, – согласился раздраженный. – Ждать осталось недолго. Меньше месяца. Светлая Пустошь почти у стен Ардууса. Ладно. Кормить, лечить, если надо, одеть. Но не отвязывать. Делайте что хотите, но не отвязывайте. Руки, пояс. Он гордый, пусть доживает отпущенный ему срок стоя.

После этого появился слуга. Игнис не сразу рассмотрел его. Худой, скрученный временем в узлы сухожилий и сложенный в складки морщин старик принес теплую воду, смыл с принца нечистоты, освободил от веревок ноги, натянул на него порты, накинул на плечи ветхое одеяло, проворчал глухо:

– Больше пока ничего не могу. Тебе осталось немного. Сам приводи себя в порядок. Я буду тебя кормить и подмывать, если захочешь облегчиться. Это все. Остальное сам.

И старик кормил Игниса. Сначала, с учетом двухнедельного голода, понемногу, потом, на второй и третий день, обильнее. Пить давал столько, сколько Игнис хотел. Еда была простой, но сытной. Каша, похлебки, тушеные овощи, печеная птица. Старик подавал еду Игнису прямо в рот и только бормотал вполголоса:

– Ешь, не стесняйся. Это из общего котла. Войска в Ардуус нагнано столько, что варят им день и ночь. Если я здесь, скажешь, порты с тебя стяну. Но нужду лучше справляй ночью. Утром я все уберу, чтобы не воняло. Днем тут будут приходить… всякие… По всему городу звон идет, что поймали принца Лаписа. Всю дрянь на тебя повесили. Ты, оказывается, парень, всю свою семью зарубил, и дядю Малума, и тетку Куру недавно, и Кастора Арундо, и Милитума Валора, и Пустулу, его жену, и королеву Армиллу. Нож показывают, который нашли у тебя. Ну, мне не интересно, у тебя ли его нашли, но нож хороший. Неужели ты и вправду так страшен?

Стоял и смотрел мутными глазами в глаза Игнису.

– Кто ты? – спросил его в один из первых осмысленных дней Игнис.

– Старик, – ответил тот. – Нет, когда я начал служить тут, я еще не был стариком. Но время – это такая пакость… Оно распоряжается нашими телами без нашего на то согласия! Ужас что такое…

– Как тебя зовут? – спросил Игнис.

– Падалью, – ответил старик. – Звали падалью и зовут падалью. И будут звать, потому что падаль я и есть.

Он говорил так, что Игнис понял: не врет. Вроде бы не врет. Или врет?

– А как тебя звала мать? – спросил Игнис.

– Мать, – замер, оцепенел старик. Долго так стоял, если бы поднял одну ногу, наверное, напомнил бы собой серую болотную птицу. Но ногу старик не поднял, захихикал тихо и мерзко и вдруг прошептал: – Мать звала меня Намтар. Но я уже почти забыл это имя. И мать забыл. Только ты называй меня как все – стариком или падалью. Если будешь называть меня Намтаром, я умру. Это имя как острый нож.

– Что мне делать, старик? – спросил Игнис.

– Жить хочешь? – участливо спросил тот.

– Все хотят, – попробовал пожать плечами Игнис. Не получилось.

– Это точно, – задумался старик. – Тогда живи пока. Ешь. Пей. Сдерживай себя, если кто-то будет тебя злить или мучить. Жди своего часа. Своего мига. Он каждому дается. Каждому.

– А если мне он уже давался? – спросил Игнис.

– Нет, – покачал головой старик. – Ты бы почувствовал. Долги чувствуешь за собой?

– Долги? – задумался Игнис. Вспомнил сразу Ирис. Бетулу. Виксеру. Катту. Регину Нимис. Снова Ирис. Всю свою семью. Алиуса Алитера. Уву. Процеллу. Биберу. Литуса Тацита. Сина. Пусиллуса. Аквуилуса. Моллиса. И еще многих, многих и многих…

– Чувствую, – ответил старику.

– Значит, еще не давался, жди, – кивнул тот. – Но и в порядок себя приводи. Посмотри, ноги отекли. Отвяжи тебя сейчас, и шагу не сделаешь. Как будешь убегать?

– А доведется убегать? – спросил Игнис.

– Не убегать, так на казнь идти, все ноги понадобятся, – пробурчал старик. – Или хочешь, чтобы тебя, как дерьмо, в ведре принесли? Смотри… Эти могут… Я не буду привязывать тебя ниже пояса. Ты ведь не дурачок? Да?

Дурачок, сказал сам себе Игнис. И повторил много раз – дурачок, дурачок, дурачок. А потом начал приводить себя в порядок. Напрягал руки и живот. Так что покрывался потом. Потом поднимал ноги. По одной, вместе. По одной, вместе. Сначала до высоты пояса, потом – выше. Через неделю мог поднять и коснуться ногами стены над головой. Веревки резали руки, поэтому Игнис их выворачивал и держался за костыли.

– Не трать время, – советовал ему старик, стирая с тела рогожей пот. – Веревки не перетрешь. Со стальной ниткой они. А узлы так сделаны, что всякий умник, который захочет их развязать, пальцев лишится. Магия! Сам Великий Мастер Ордена Солнца – Сол Нубилум их вязал! Развязать нельзя, потому что больно. А будешь рубить – звоночек зазвенит. Тут сразу же вся тайная служба Ардууса соберется. Вместе с этим мерзавцем Алкусом, что приглядывает за тобой. Давай, парень, лучше работай над телом. И дух укрепляй. Я на тебя смотрю и радуюсь. Молодость. Вот она какая, молодость…

…К сожалению, приходил не только старик. Каждый день заявлялся Алкус Рудус, всегда пьяный, всегда готовый похвастаться, что пока у него только два десятка воинов, но скоро он будет мастером тайной службы всего Ардууса или даже воеводой, и тогда он покажет, что такое Алкус! Всем покажет! Несколько раз вместе с Алкусом появлялся старый знакомый Игниса – Зелус. Судя по зеленоватому балахону, на котором постоянно были видны потеки крови, Зелус нашел себя в инквизиции. Всякий раз, заходя в каземат, Зелус начинал хохотать, затем подходил и, вытащив нож, резал Игнису живот. Не глубоко, а так, чтобы набухла красная полоса. Царапал лезвием. Выводил какие-то знаки. И шептал, что скоро, скоро придет час. И он, Зелус, за свое старание уже назначен инквизитором, который вскроет принцу Лаписа живот и вывалит его потроха на ледяные камни Ардууса. И что это будет самым счастливым днем в жизни Зелуса. А потом он отходил от Игниса на шаг, убирал нож и начинал с остервенением молотить принца кулаками и ногами в живот, в ноги, в пах, в колени, в грудь. И Алкус, который таращился рядом и пускал слюну, подскакивал и тоже принимался бить узника, а Игнис стискивал зубы и только изгибался, пытаясь уберечь чресла, и шептал про себя неслышно:

– Только не отвечать, только не отвечать!

После четвертой выходки Зелуса, когда тот смог допрыгнуть до лица и разбил Игнису нос, губы и подбил оба глаза, старик принес какие-то мази, обработал раны принца и хмуро проскрипел:

– Ты бесчувственный, что ли? Зачем терпел? А если бы тебя покалечили? Ладно. Не волнуйся. Алкус к тебе больше не войдет. Схлопотал сотню плетей, неделю будет отлеживаться. А Зелус получил внушение от самого Пуруса. Трясется теперь от страха. Ты ж лакомый кусочек. Получилось так, что он вроде пытался с блюда самого императора утащить кусочек!

– Это правда, что он будет меня резать? – спросил Игнис.

– Правда, – ответил после долгой паузы старик. – Если дойдет до того, конечно. Он недавно в Ардуусе, но уже прижился. Стал любимчиком Энимала. У того много заплечных дел мастеров, но только один нашелся, что делает это с удовольствием. С радостью. Не удивлюсь, если он не только режет несчастных. Не только вешает их. И жжет. Может быть, даже кровь их пьет. Слухи разные ходят.

– А можно, чтобы не дошло до того? – спросил Игнис.