Третьего не дано

– Приболела, - подтвердил Калугин, почему-то покраснев.

– Я послал к вам на квартиру врача, - сообщил Дзержинский.
– Иначе ведь может случиться осложнение.

– Может, - согласплся Калугин. Он не привык говорить на работе о личных, своих делах.

– А вот это - сахар.
– Дзержинский положил на стол с десяток маленьких искрящихся кусочков.
– Ей хорошо выпить сладкого горячего чая. Да еще бы с малиной. Кажется, дочку зовут Наташей?

– Наташей.

– Хорошее русское имя, - похвалил Дзержинский.
– В общем, дела делами, а о дочке не забывайте. Дети - это наша надежда, ради них боремся.

И хотя Дзержинский ничего не сказал о своем сыне, Калугин подумал о том, как тяжело ему быть в разлуке с семьей. Он, Калугин, выкроит время, чтобы проведать Натку, а Дзержинский не может увидеть сына, даже если бы и выкропл...

– Да, имя хорошее, - задумчиво повторил Дзержинский.
– Помните Наташу Ростову?

– Да, да, - рассеянно и виновато проговорил Калугин, стараясь припомнить, о ком говорит Дзеужппсшш.

Жена как-то читала ему отрывок из какой-то толстой книги, и там, кажется, была такая вот фамилия... Но Калугин думал тогда о том. как разоружить анархистов.

– Не читали...
– без упрека сказал Дзержинский.
– Прочтите обязательно. Просто немыслимо жить на земле, дорогой товарищ Калугин, не прочитав "Войны и мира"...

Едва Калугин вошел в свой просторный, неуютный кабинет, как перед ним вырос Илюша - сияющий и цветущий. Он всегда был таким, и можно было подумать, что этому чернявому парнишке жизнь каждый день приносит одни радости и никаких огорчений.

– Товарищ Калугин, - заискрился улыбкой Илюша.

Он называл Калугина только по фамилии.
– В одиннадцать тридцать вас вызывает товарищ Дзержинский.

– Так. Ясно, - отозвался Калугин, переодеваясь в свою обычную одежду брюки-галифе, сапоги и гимнастерку.

– Это во-первых, - продолжал Илюша.
– Второе. Сегодня, выполняя лично ваше задание, я сделал важное открытие.
– Илюша помедлил, ожидая, когда Калугин сядет за свой стол.
– Вот.
– Он положил перед ним раскрытую книгу и папку.

– Что?
– уставился на него Калугин.

– Товарищ Калугин, - торжественно, растягивая удовольствие, начал Илюша.
– Перед вами с левой стороны - книга писательницы Войнич под названием "Овод", изъятая у известного вам Громова. На титульном листе этой книги вы видите дарственную надпись - Короче, - насупился Калугин, это мне и без тебя ведомо.

– Справа - папка, содержащая в себе личное дело, - Илюша пропустил мимо ушей реплику Калугина, - Юнны Вениаминовны Ружич, принятой на работу во Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией. И если вы не сочтете за труд сличить почерк, которым учинена дарственная надпись на книге "Овод", с почерком, которым написано заявление Юнны Ружич о ее желании добровольно пойти на работу во Всероссийскую...

– И когда ты будешь говорить коротко?
– вскипел Калугин.
– Мне твою антимонию выслушивать некогда.

Сказал "ВЧК" - и баста!

– Не могу я так просто: "ВЧК"!
– возразил Илюша.
– Мне всегда кажется, что, сокращая такие священные революционные названия, я невольно принижаю, понимаете, принижаю чекистов!

– Ну-ну, - смягчился Калугин.
– Гляди-ка, каким галсом пошел, дьяволенок. Ну-ну..,

– Так вот, товарищ Калугин, если вы сличите, то увидите, что здесь нет двух почерков, а есть лишь один.

– Следовательно...

– Следовательно, - подхватил Илюша, - все это писало одно и то же лицо, а именно - Юнна Вениаминовна Ружич. И значит, когда товарищ Дзержинский говорил вам, что уже где-то видел такой почерк, то он ни на йоту не ошибался!

– Ни на йоту?
– переспросил Калугин, напирая на незнакомое слово. С досадой хлопнул ладонью по столу: - Действительно, сходится. Значит...

– Значит, - сияя все той же улыбкой, снова подхватил Илюша, - что здесь мы имеем дело с двумя возможными вариантами. Или книга, подаренная Юнной Ружич некоему лицу, случайно попала к Громову, или Громов вовсе и не Громов...

Калугин подошел к Илюше, шутливо схватил его двумя пальцами за вздернутый, веселый нос и легонько прищомил его.

– И есть еще третий вариант, - сказал Калугин, заставляя Илюшу приподняться на цыпочках.
– Пошевели мозгами и - по местам стоять, с якоря сниматься!

– Есть!
– обрадованно воскликнул Илюша, польщенный.

– Все?

– Телефон звонил как ошалелый, - восхищенно ответил Илюша, не скрывая, что испытывает чувство радости оттого, что ему пришлось то и дело снимать трубку и, таким образом, замещать Калугина.
– Из Реввоенсовета звонили, пз городской милиции, с Казанского вокзала... Да вот я тут всех до единого записал, кто звонил.

Калугин бегло пробежал список, подчеркнув тех, кто ему был особенно нужен, и пододвинул к себе стопку дел. Но Илюша пе уходил и, загадочно улыбаясь, смотрел на него.

– Чего тебе?
– удивился Калугин, не поднимая глаз.

– Принес вам второй том сочинений Мицкевича, товарищ Калугип! радостно отрапортовал Илюша.

– Ты даешь, хлопец!
– поморщился Калугин.
– Я еще в первом томе до семнадцатой страницы пока дошел. А ты пе улыбайся!
– вдруг рассердился он, приняв обычную Илюшину улыбку за попытку посмеяться над ним.
– Я читаю не так, как ты, - по морям, по волнам - нынче здесь, завтра там!

Калугин раскрыл папку и углубился в дело, но вдруг, вспомнив утренний разговор с Дзержинским, сказал:

– Ты вот что. Принеси мне завтра "Войну и мир".

Перечитать надо.

– Первый том? Или сразу все четыре?
– обрадовался Илюша.

– Что?
– оторопел Калугин, скрывая смущение.
– Чего спрашиваешь? Ясное дело - сразу все четыре. Даю добро!

– Будет вам завтра к восьми ноль-ноль сам Лев Толстой!
– заверил Илюша.

Он отошел к своему столику в углу. Но долго усидеть там не мог.

– Товарищ Калугин!

– Работай, хватит трепаться!
– оборвал его тот.

– А я, товарищ Калугин, знаете, с кем сегодня в столовке рядом сидел?

– Кончай, Илюха.

– Так вы послушайте только, товарищ Калугин. Сижу это я за столом. Кто-то рядышком садится. Я сперва на этого человека и не взглянул, вижу, что он тоже суп ест.

А как взглянул, аж подскочил - Председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии Феликс Эдмундович Дзержинский! Не верите?

– Чего же не верю? Сам с ним сколько раз в этой столовке обедал.