Третий близнец

– Думаешь, я этого не понимаю? – рявкнул в ответ Беррингтон.

– Должен быть какой-то другой выход.

Беррингтон тяжело вздохнул. Новость встревожила его не меньше, чем Престона. Ведь у него была заветная мечта. Однажды, возможно, через много-много лет, кто-нибудь напишет об их смелом эксперименте, об их уникальных научных достижениях, и мир поймет, что они были настоящими гениями. У него просто сердце разрывалось при мысли о том, что свидетельства их гениальности, блестящего ума и многолетнего труда могут быть уничтожены. Но теперь это, похоже, неизбежно.

– Пока записи существуют, они представляют для нас угрозу. Их следует уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас, немедленно!

– А что я скажу нашим сотрудникам?

– Черт!… Ну, я не знаю, Престон. Придумай что-нибудь. Сообрази, ради Бога! Скажи, что это новая стратегия в отношении корпоративной документации. Чтобы они немедленно, прямо с утра, занялись уничтожением всех этих материалов. И мне плевать, как ты им это объяснишь.

– Наверное, ты прав. Ладно. Прямо сейчас свяжусь с Диком. Будешь говорить об этом с Джимом?

– Конечно.

– Тогда пока.

Беррингтон торопливо набрал домашний номер Пруста. Трубку сняла его жена, тощая, вечно всем недовольная дама. Затем подошел Джим.

– Ну что там еше, Берри? Я уже в постели.

Похоже, трое приятелей начинали действовать друг другу на нервы.

Беррингтон рассказал о звонке Престона и о решении, которое было ими принято.

– Хороший ход, – сказал Джим. – Но только, боюсь, этого недостаточно. Ведь эта Феррами может выйти на нас и другим путем.

Беррингтон почувствовал раздражение. Джиму всегда мало, всегда что-нибудь не так. Что бы ты ему ни предлагал, он вечно требовал более жестких и кардинальных действий, более экстремальных мер. Но затем он подавил приступ раздражения. На сей раз в словах Джима была доля истины. Джинни напоминает гончую, неотступно преследующую добычу, такие никогда не сворачивают с пути. Одной меры явно недостаточно, чтобы заставить ее сдаться.

– Согласен, – сказал он Джиму. – К тому же, Стивена Логана выпустили из тюрьмы, я узнал об этом только что. Так что можно считать, она теперь не одна. И с ней придется повозиться.

– Ее следует хорошенько припугнуть.

– Но, Джим, ради Бога…

– Знаю, это вызывает у тебя отвращение, Берри, но сделать это просто необходимо.

– Даже думать не смей!…

– Послушай…

– У меня есть идея получше. Если ты, конечно, готов выслушать меня, Джим.

– Слушаю. Выкладывай.

– Я собираюсь ее уволить.

Джим призадумался.

– Ну, не знаю. Не уверен, поможет ли это.

– Еще как поможет! Она считает, что столкнулась с какой-то биологической аномалией. На таких делах молодой ученый может сделать себе неплохую карьеру. Она понятия не имеет, что стоит за всем этим. Думает, что университет просто испугался публичного скандала. И если она потеряет работу, у нее не останется средств и возможностей продолжить исследования, и она отстанет от нас. Кроме того, ей вообще будет не до этого, так как придется заняться поисками другой работы. Просто я знаю, что сейчас она крайне нуждается в деньгах.

– Может, ты и прав.

Беррингтон заподозрил неладное. Слишком уж охотно согласился с ним Джим.

– А сам ты никаких шагов предпринимать не собираешься? – спросил он Джима.

Тот ушел от ответа.

– А ты сможешь это сделать? Уволить ее?

– Конечно.

– Но ведь не далее как во вторник ты сам говорил, что университет – это не армия.

– Верно. Нельзя орать на людей и требовать, чтоб они немедленно выполнили все твои приказы. Но я проработал в мире науки последние сорок лет своей жизни. И хорошо изучил этот механизм. Когда возникает необходимость, избавиться от помощника профессора ничего не стоит.

– Ну, хорошо.

Беррингтон нахмурился.

– Так мы с тобой поняли друг друга, да, Джим?

– Само собой.

– Ладно. Спокойной тебе ночи.

– Спокойной ночи.

Беррингтон повесил трубку. Ужин давно остыл. Он вывалил содержимое кастрюли в мусорное ведро и отправился спать.

Но заснуть никак не удавалось. Он лежал и думал о Джинни Феррами. Часа в два ночи не выдержал, принял таблетку снотворного. И только тогда, наконец, уснул.

29

Ночь в Филадельфии выдалась невыносимо жаркая и душная. Все окна и двери многоквартирного дома были распахнуты настежь: ни в одной из комнат не было кондиционера. Звуки улицы проникали в квартиру под номером 5А на самом верхнем этаже: гудки автомобилей, смех, музыка. Внезапно, перекрывая весь этот шум, зазвонил телефон, стоявший на дешевом письменном столе – сплошь в темных пятнах от окурков сигарет.

Он поднял трубку.

Грубым голосом пролаял мужчина:

– Это Джим.

– Привет, дядя Джим, как дела?

– Вот, беспокоюсь о тебе.

– С чего это вдруг?

– Знаю, что произошло в воскресенье вечером.

Он колебался, не зная, стоит ли отвечать на это что-нибудь или нет. Затем все же сказал:

– Так ведь кого-то уже арестовали.

– Но его подружка уверена, что он невиновен.

– И что с того?

– Да просто завтра она приезжает в Филадельфию.

– Зачем это?

– Толком еще не знаю. Но думаю, она опасна.

– Черт!…

– Может, предпримешь в ее отношении какие-то шаги?

– Например?

– Ну, это тебе решать.

– А как я ее найду?

– Знаешь клинику «Эйвентайн»? Вроде бы совсем недалеко от твоего дома.

– Ну, ясное дело, знаю. Это на Честнат. Каждый день мимо нее прохожу.

– Так вот, она будет там в два часа дня.

– А как я ее узнаю?

– Высокая, темные волосы, одна ноздря проколота. Лет под тридцать.

– Да таких баб пруд пруди!

– Возможно, будет за рулем старого красного «мерседеса».

– Уже кое-что.

– И вот еще что. Того парня выпустили под залог.

Он нахмурился:

– И что с того?

– Да то, что если с ней произойдет какая-нибудь неприятность после встречи с тобой…

– Понял. Они подумают, что это он.

– Ты всегда отличался сообразительностью, мой мальчик.

Он засмеялся.

– А вы всегда отличались преступным складом ума, дорогой дядюшка.

– И вот еще что…

– Что?

– Она красотка. Так что заодно получишь удовольствие.

– Спасибо, дядя Джим, понял. Спокойной ночи.

Четверг