Третий дневник сновидений

Хотя последние слова должны были звучать как шутка, ни у Грейсона, ни у меня они не вызвали желания посмеяться.

– Если Артур может так манипулировать снами людей, заставлять их наяву делать, что он пожелает, отсюда не так уж далеко до мирового господства, - пробормотала я.
– И если мы захотим предупредить об этом людей, мы окажемся в психушке раньше, чем произнесём: Дверь сна.

– Ну да!
– ухмыльнулся Генри.
– Скверно, что мы единственные могли бы его остановить.

– Только не знаем, как это сделать, - добавила я тихо.

И всё же мы... мы должны что-то сделать.

– Грейсон был полон решительности.
– Давайте сегодня вечером после тренировки встретимся дома. Нужно разработать план.

Казалось, пока он надевал куртку, ему на ум что-то пришло, но выражение решительности на его лице опять смени лось растерянностью.

– Вот ведь урод! Он действительно отыскал худшее время. Как нам спасать мир и одновременно готовиться к выпускным экзаменам?

Генри коротко хохотнул:

– А ведь у него та же проблема! Сомневаюсь, что он ради мирового господства пожертвует своим выпускным экзаменом.

Хорошо, если он тут был прав. Хотя для мирового господства необязательно получить диплом с отличием.

На двух следующих уроках после обеда единственной темой оставалась миссис Лоуренс, её нервный срыв и чуть ли не стриптиз. Директриса Кук вполне могла отвезти её прямиком в клинику, так что мы увидим её уже не скоро. Урок мистера Ванхагена также был отменён. Возможно, и у него случилось нервное расстройство, как предполагала моя подружка Персефона. Или он поехал домой к жене и собирался искать новую работу. Трудно сказать, кто больше нуждался в сочувствии.

Когда я после уроков шла домой со своей младшей сестрой Мией, оказалось, что эту историю уже давно обсуждали ученики младших классов.

Мия, конечно, хотела узнать подробности.

– Это правда, что она ступила в гороховый суп и разнесла мокрый след по всей школе?
– спросила она, едва мы покинули школьный двор.

Я уже собиралась ответить, когда кто-то сзади обнял меня. Я автоматически вскинула кулаки.

– Пожалуйста, без кунг-фу, это всего лишь я! Генри убрал руку. Он всё ещё пребывал в весьма при- поднятом настроении. Или просто мне так казалось.

– Привет, Мия! Славная у тебя причёска.

– Лотти называет её «Гнездо Сисси».
– Мия потрогала плетёную корону на голове.
– А Лив и я называем это «Навозной кучей Сисси».

– Очень практично, - сказал Генри и взял меня за руку.
– Что, если я немного пройдусь с вами? А почему, кстати, вы не пользуетесь автобусом?

– Потому что на солнце так хорошо.
– Мия покрепче взяла меня под руку и нахмурилась.

Прежде чем она успела открыть рот и задать какой- нибудь неприятный вопрос («Вы что, опять сошлись или как? Если нет, почему вы так держитесь за руки?»), я сама поспешила добавить:

– Потому что в автобус с нами всегда садится одноклассник Мии, который называет её Серебряный волос, Гил Уолкер. Да ещё пишет ей любовные стихи.

– Ужасно, конечно!
– засмеялся Генри.

А я старалась не замечать ямочек в уголках его рта и не думать, как он с ними будет целоваться.

– Не говори.
– Мия, к счастью, решила отвлечься.
– Наконец-то нашёлся человек, который от этого не в восторге. А то мама и Лив хотели меня убедить, что мне надо поискать деликатные слова, лишь бы не обидеть мальчика.

– И со всей деликатностью сказать ему, что лучше бы он поискал другую принцессу, - пояснила я.

– А ещё добавить, что иначе я пошлю его вместе со стихами куда-нибудь подальше!
– Мия, фыркнув, пнула камешек, оказавшийся у неё под ногами.
– Да ведь это его ничуть не смутит, только вдохновит на новый стишок.

В самом деле. Даже я бы могла добавить, что от поездки на автобусе невелика радость, если у тебя за спиной кто- то громко ищет рифмы к синим, как небо, глазам и блеску зубов.

– Мы с Мией уже подумывали, не сочинить ли нам в ответ стихи под заглавием «Бедняга бродяга», - сказала я.

Ямочки в уголках рта Генри никуда не девались.

– Любовь, что тут скажешь!
– улыбнулся он и театрально вздохнул.
– Влюблённые делают самые странные вещи. Кстати, ты не встречала, Мия, в Южной Африке некоего Расмуса?

Сразу стало не до шуток.

– Расмуса?
– переспросила Мия.

О господи! Не надо, пожалуйста! Я от страха остановилась как вкопанная. Так всегда оборачивается ложь: рано или поздно она выплывает наружу. Не хватало ещё и Генри убедиться, что своего бывшего дружка я просто выдумала: Расмус была кличка собаки. Вот уж когда можно было ждать от него сочувствия.

– Расмуса? Ты имеешь в виду Расмуса из Вэйкфилда?
– с просила Мия.

Я всё ещё не могла сдвинуться с места и пыталась телепатически внушить ей, чтобы она заткнулась. Увы, не подействовало.

Мия и Генри ничуть не были смущены.

– М-м... ну да, Расмус из Вэйкфилда. Расмус из Вэйкфилда, - сказала я и нервно показала на палисадник.
– Посмотрите, какие чудные нарциссы!

Жалкая попытка перевести разговор полностью провалилась. Мия и Генри пошли вперёд, не дожидаясь меня. Я беспомощно смотрела им в спины.

– Так как же насчёт Расмуса?
– услышала я, как спросил Генри.

– Что ты хочешь знать?
– не поняла Мия.

– Да так просто. Он тебе нравился?

Я наконец смогла двинуться дальше.

– Расмус? Ну конечно же! Он был такой милый. Может, немного назойливый. Держался по-хозяйски. Так его в Вэйкфилде воспитали.

О нет! Пожалуйста, не надо! Сейчас она скажет о синем языке.

– Назойливый и по-хозяйски держался?
– Генри коротко взглянул на меня, вскинув бровь.

– Да подождите вы!
– Я втиснулась между ними.
– Лив называла его Маленький головастик. Правда, Ливви? У-уй!..

Мой толчок локтем опоздал на секунду. Деланый смех был попыткой вмешаться в их разговор.

– Было не так. У вас, случайно, нет мятных лепёшек?

Бесполезно. Мия увлеклась воспоминаниями, а Генри... Да, выражение его лица опять невозможно понять.

– Да было ведь, Ливви. Ты придумывала для него всегда забавные прозвища. Неужели забыла? Кнопка всегда ужасно ревновала, она покусывала ему лапы, когда ты чесала ему живот...