Третий глаз Шивы

Он нашел в одном из отделений отпечатанный на русском языке бланк и, обмакнув казенную со скверным пером ручку, принялся заполнять декларацию. Фамилия, имя, отчество, гражданство и пункт следования, советская и иностранная валюта, оружие – тут все предельно ясно и просто. Банковский чек, мелочь на дорожные расходы, пара красных десяток… Остальное – нет, нет и нет. Драгоценностей тоже нет! Разве можно считать драгоценностями выставочные образцы? Синтетическим путем полученные кристаллы?

Значит, так: паспорт, билет, справка из Внешторгбанка и письмо в шереметьевскую таможню на бланке НИИСКа – все на месте.

Помахивая декларацией, чтобы поскорее просохли чернила, зажав в одной руке и чемодан и портфель, Сударевский встал в очередь. Изящные, но несколько бестолковые девицы в форменных синих жакетах слишком долго, как показалось ему, оформляли билеты и постоянно что-то путали. Не лучше были и пассажиры. Галдели на разных языках, отвлекали девиц от работы бесконечными расспросами, спорили относительно ручной клади. Но очередь, как ни удивительно, все же двигалась. То и дело пружинно вздыхала платформа весов, и упругая черная стрелка с легким звоном отскакивала к нулю, когда здоровый мужик в комбинезоне снимал очередную порцию чемоданов, саквояжей и ящиков. Он не принимал участия в оживленном разговоре на посторонние темы и, не теряя времени даром, аккуратно привязывал бирки, выстраивал багаж в линию.

Но и он раздражал сегодня Марка Модестовича. Чем? Трудно сказать. Быть может, непривычной своей деловитостью, от которой хотелось бежать. Быть может, просто затрапезным комбинезоном, который так не шел к окружающему бомонду.

Наконец настала минута, когда Сударевский, получив квитанцию на чемодан и ярлык с надписью «incabin», который следовало надеть на ручку портфеля, перешел вдоль стойки к таможенному контролю.

Его встретила хрупкая миниатюрная красавица с пышными золотисто-рыжими волосами (элегантная униформа и золотые звезды в петлицах удивительно шли ей). Она приветливо улыбнулась и взяла у него декларацию.

– Извините, – мягко сказала она, возвращая листок, – прочерк делать не полагается; следует писать: «нет, нет, нет» – и подвинула шариковую ручку.

– Сейчас, сейчас! – засуетился Сударевский и, надев очки, принялся подправлять декларацию.

– Укажите ваш чемодан, – осведомилась между тем таможенница.

– Вон тот, клетчатый. – Марк Модестович показал пальцем. – С левого края.

– Хорошо. – Она изящно наклонилась и поставила на торце меловой крестик. – Больше ничего нет?

– Только портфель. – Сударевский с готовностью водрузил его на стойку. – У меня письмецо для вашего начальства.

– Справка на валюту есть?

– А как же! – Он торопливо раскрыл паспорт, в котором лежала бумажка из Внешторгбанка.

– Спасибо, не надо. – Она вновь одарила его профессиональной улыбкой кинозвезды. – Раскройте, пожалуйста, портфель.

– Как? – сразу не понял Сударевский. – Портфель?.. Ах, раскрыть! – Трясущимися руками он отстегнул замки. – Вот…

– Что у вас там?

– Да так… пустяки разные, служебные материалы.

– Выложите, пожалуйста, все на стол.

Он стал выгребать из портфеля нехитрые свои пожитки: две бутылки «Столичной», носовые платки, полиэтиленовый пакет со значками, полдюжины расписных матрешек, завернутую в кальку буханку черного хлеба, папки с бумагами, носки и электробритву.

Ему казалось, что это длится бесконечно долго и движения его чудовищно замедленны, как у космонавта на лунной поверхности. В действительности же он опорожнил портфель за какие-то секунды, стремительно, судорожно.

Золотоволосая красавица, казалось, не обращала на него никакого внимания, смотрела себе под ноги, то ли обдумывая что-то свое, то ли любуясь лакированными туфельками. К его вещам она даже не прикоснулась.

– Готово? – Она точно очнулась от зачарованного сна. – Так, так… Что внутри? – и показала глазами на черный пластмассовый футляр.

– Я же вам говорю! – зачем-то осерчал Марк Модестович. – Образцы это! В письме все сказано!

– Синтетические кристаллы? – Она мельком глянула на бумагу. – Покажите их мне, будьте любезны.

– Пожалуйста! – Марк Модестович непослушными пальцами попытался нащупать запорное колесико. – Сколько угодно. Надо так надо, – лепетал он, тужась раскрыть футляр.

– Дайте-ка я сама, – пришла она ему на помощь.

– Как угодно. – Он отступил в сторону и с независимым видом скрестил на груди руки.

– Ого сколько! – заинтересовалась она, снимая крышку. – И какие красивенькие! Просто прелесть!

Он ничего не ответил. Стоял себе молча и смотрел, как перебирает она тоненькими пальчиками разноцветные яркие камни, колдовскими звездами вспыхивающие под резким люминесцентным светом.

Недоразумение? Досадная случайность?

Он еще уговаривал себя, что все может обойтись, но уже знал: нет, не обойдется. Странное спокойствие вдруг снизошло на него. Гулкое, трепещущее сердце оборвалось и замерло, волнение осело и даже нога перестала выбивать прерывистую тревожную дробь. Только во рту стало горько, как от желчи, и пересохли разом похолодевшие губы.

– Тоже образец? – Мизинчиком она отделила от сверкающей груды красноватый камешек.

По сравнению с массивными цилиндрами рубиновых стержней с кроваво сверкающими крупными гранями шпинелей и альмандинов он казался невзрачным карликом. Но тень, которую он бросал на полированную доску стола, была подобна живому языку пламени, густой струе терпкого вина, пахнущего солнцем и солями земли.

– Не нравится? – Марк Модестович даже сумел улыбнуться.

– Совсем напротив. Очень даже нравится.

– У вас неплохой вкус.

– Да. Я предпочитаю натуральные камни.

– Синтетические кристаллы ничем от них не отличаются.

– И этот?

– И он.

– Вы даже алмазы делаете?

– Наука не стоит на месте. Худо-бедно, а идем вперед.

– Так, значит? А мне почему-то показалось, что пятитесь назад.

– Интересно бы узнать. – Он все улыбался слепой, окаменевшей улыбкой.

– Люблю парадоксы.

– Очевидно, староиндийская огранка как раз и есть такой парадокс?

– Вы знаток. Отдаю вам должное. – Он картинно расшаркался. – Мы, ученые, любим иногда повеселиться, пошутить. Физики-лирики…

– В самом деле?

– Ну конечно!

Она вынула из кармашка монокль и, повернув камень к свету, стала его рассматривать.

– Он огранен по самым твердым плоскостям.

– Что?! – Этого Сударевский меньше всего ожидал. Его обдало яростным жаром, так что даже уши и те загорелись. Но тут же бросило в холод. Надежды не было и быть не могло.