Третий глаз Шивы

– Открой мне тайну красного огня, пророк.

– В урочный час, владыка. – Спитама незаметно повернул кольцо на среднем пальце внутрь камнем, горящим, как мак, и заря, и сердце.

– А могу ли я уже при жизни хоть одним глазком взглянуть на твое небесное царство?

– Обещаю тебе это.

– Не обманешь? Мои жрецы – кави и карпаны – тоже умеют творить чудеса, только не верю я им. Видения, что они насылают, обманны, как опьянение, как дурной сон наяву.

– Так проснись же, о шахиншах, владыка Ирана! Ты живешь в нечестивой тьме, томишься под гнетом грозной магии, порожденной дэвами. Твой двор, столица твоя, весь Иран, находятся в руках лживых и бессовестных карпанов и кави. Очнись, государь. Пора вырвать страну из оков Атхарвы Веды.

– Но разве Веда не священная книга моих пращуров? Разве инды и мы – не два ручья, бьющие из одного источника?

– Забудь о том времени, шахиншах! – Спитама властно схватил царского вороного за узду. – Посмотри. – Он обвел рукой зеленеющий окаем: – Там встает солнце!

Они остановились посреди голой равнины. Небо вокруг на глазах светлело. Впереди наливалось оно зеленью и желтизной, за спиной еще клубилась мгла.

– Выбор сделан! – Пророк пришпорил свою лошадку и потянул царя за собой. – Скорее к свету!

– Погоди! – Виштаспа тоже остановил на скаку лошадь пришельца. – Уж не хочешь ли ты навязать мне свою волю? – Он усмехнулся надменно. – Мне, царю и сыну царей?

– Что ты, владыка! – мягко улыбнулся ему Спитама. – Выбор сделали твои предки – цари задолго до того, как появился ты сам. Отчего, скажи мне, народ арьев вдруг стронулся с места и, разделившись надвое, устремился в неизведанные края?

– Спроси у наших стариков, и они ответят тебе.

– Мне не нужно никого спрашивать, царь Виштаспа, раз сам Ахуромазда говорит со мной в священной тени кипарисов. Твои отцы избрали свет и повели за собой народ к вершинам иранских гор. Прислушайся к голосу собственной крови, и ты все поймешь.

– Думаешь? – Царь озадаченно наклонил голову к левому плечу, за которым висел колчан со стрелами, поющими на лету.

– Те, кого Ахроменью увлек за Гималаи, перестали быть нашими родственниками. Они тоже сделали свой выбор, шахиншах, и породнились с тьмой. – Спитама указал назад. – Недаром же смешались они с чернокожим племенем, почитающим исполинских змей Нагов и чудовищную обезьяну по прозвищу Хануман! Не прислушивайся к тому, кто хочет вновь обратить иранцев на служение дэвам. Им нужна новая вера. Свет им нужен и истина.

– Какая? – с вызовом спросил царь. – Уж не твоя ли, азербайджанец?

– Моя, – с достоинством ответил Спитама. – И твоя тоже. Авеста – вот имя солнца, которое будет светить в иранских странах, созданных Ахуромаздой: от Хорезма – первой из них, и до Газы – обители согдийцев, от сильной Маргианы и до прекрасной Бактрии. Я принес это солнце к тебе в Балк, Виштаспа.

– Зах говорит о тебе иное…

– Не верь этому злобнейшему из карпанов, царь. Он служит тьме.

– Он могущественнейший волшебник.

– Ужасный карлик, царь, темный служитель дэвов.

– Чем ты докажешь это?

– Разве он кажется тебе великаном, шахиншах? – удивился Спитама. – Или красавцем?

– Я не о внешности Заха, – кисло улыбнулся Виштаспа. – Откуда ты знаешь, что он поклоняется дэвам?

– В его присутствии скисает молоко, – улыбнулся Спитама. – Проверь – и сам убедишься.

– Я не раз видел, как он служил перед алтарем Солнца.

– Каким именем он называл Солнце, о владыка Ирана?

– Митра – наш солнечный бог, – благоговейно прошептал царь и склонился до самой луки седла.

– Пусть он будет мне свидетелем, – поднял руку Спитама, и даль перед ними ослепительно вспыхнула. – Видишь, царь?

Они спешились, чтобы приветствовать, согласно закону, восходящее светило.

– Я уверен, что Зах молится Сурье, – сказал пророк, когда они вновь оседлали коней и поскакали по направлению к зеркально блеснувшей на горизонте реке.

– Сурья так Сурья, – нахмурился царь. – Или не так именуется Митра в Ведах?

– Посмотри туда, государь. – Спитама махнул рукой в сторону выветренной скалы, похожей на старый покосившийся гриб. – Что там чернеет?

– Разве ты слаб на глаза, пришелец? – Царь из-под руки взглянул на сверкающий слюдяными бликами камень. – Это длинная тень, которую отбрасывает скала. Когда солнце поднимется, она станет короче.

– Почему же мы не видели ее раньше, до восхода?

– Из-за темноты, надо думать.

– Нет, шахиншах, не из-за темноты… Просто тень является порождением солнца. Истина, как я уже не раз говорил тебе, двойственна. – Не останавливая кобылки, Спитама развязал свой пояс. Холщовая рубаха его тут же вздулась за спиной пузырем. – Вот мои кости.

– Кости? – удивился Виштаспа.

– Да. Сплетенный из семидесяти двух нитей шнур, которым положено дважды опоясать живот. Как ты думаешь, что случится, если я встану перед алтарем без пояса?

– Думаю, что ничего страшного. Боги тебя не осудят.

– Ошибаешься, шахиншах! Жрец, совершающий приношение без кости, служит не Ахуромазде, а Ахроменью – не свету, но тьме!.. Теперь тебе ясна разница между теми, кто призывает Солнце именем Митры, и теми, кто именует его Сурьей?

– Кажется, начинаю понимать, – не слишком уверенно ответил царь, но вдруг озарился внезапно нахлынувшей мыслью. – Постой! – Он коснулся пророка рукояткой плети. – А кто установил ваши законы: предписал тебе закрывать рот и нос повязкой, завязывать пояс перед молитвой, толочь хому в чаше хаван? Кто все это придумал!

– Ахуромазда.

– Вот как?.. Ну хорошо, а ты сам обо всем откуда узнал?

– От него.

Виштаспа ничего не сказал на это, и они продолжали путь в молчании. И вокруг тоже было удивительно тихо. Только черный щебень скрежетал под копытами и поскрипывали изредка седла.

Река в эту пору обмелела, и лошади пересекли ее вброд, едва замочив бабки. Глинистая вода медленно стекала с мокрой шерсти на пыльный, грохочущий щебень и застывала мохнатыми, быстро испаряющимися шариками.

– Скоро прибудем, – сказал Спитама и задрал голову к лучистому теплому небу, где высоко-высоко парил на неподвижных крыльях гриф.

– Ты уже был здесь раньше? – спросил шахиншах.

– Я везде был, – как всегда спокойно и коротко ответил Спитама, нимало не заботясь о том, поверят ему или нет. – Глянь, повелитель. – Он указал пальцем на реку, просачивающуюся сотнями ленивых ручьев сквозь нагромождения гальки: – Кровь земли.

– Где? – Царь повернулся и наклонился в седле, чтобы получше рассмотреть невиданное чудо, но, сколько ни всматривался в желтую воду, так ничего похожего на кровь и не углядел. – Где она, эта черная кровь? Не вижу.