Третий период

А если говорить о самом первом уроке в высшей школе, то это была поездка по Соединенным Штатам, открытие хоккейной Америки. Да и Америка-то, по сути, открывала для себя советский хоккей. Понятным было и внимание к нашей молодежной команде со стороны местных газетчиков. Они неотступно следовали за нами, интересовались буквально всем.

Прилетев в Нью-Йорк, мы попали на матч профессиональных команд «Детройт ред уингз» – «Нью-Йорк рейнджерс». Игра нас потрясла. Причем не только откровенной грубостью, хотя мы подобного прежде не видели, но и отточенностью действий, великолепной игрой вратарей. За ними я следил особенно пристрастно. Да и потом долго вспоминал хоккей в исполнении профессионалов. Постепенно, с годами, присмотревшись к ним основательно, я понял, что нам вполне по силам сражаться с ними и даже побеждать. Что и доказали первые же матчи со сборной НХЛ в 1972 году.

Очередной матч проводили в Миннеаполисе, с университетской командой. Тренировал ее в то время известный в прошлом американский хоккеист Джон Мариуччи. В его команде канадцев не было. Но после того, как ребята Мариуччи уступили нам довольно много – 2:10, тренер пошутил с горечью: «Все-таки лучше, когда играют канадцы».

Там, в Миннеаполисе, и встретили Новый год. Впервые так далеко от дома. Собрались в ресторане, тренеры поздравили ребят, а Николай Семенович Эпштейн приготовил нам сюрприз: на огромном подносе принесли что-то завернутое в фольгу. Мы ожидали увидеть нечто необычное, но в фольге оказалась... обыкновенная печеная картошка. Весело было – в бокалах молоко, а на тарелках – печеная картошка... Потом много раз встречал самый домашний и веселый праздник на чужбине, иногда даже в самолете. Но впечатления от той встречи Нового года за океаном запомнились больше всего.

Вручили мне в Миннеаполисе новогодний подарок: вратарскую ловушку. Это было приятно – получить столь необходимый каждому вратарю атрибут, да еще «фирменный», да еще из рук Джона Мариуччи, человека добропорядочного и доброжелательного.

Почему именно ловушку? Тут дело вот в чем. В то время качественного хоккейного инвентаря у нас не хватало даже для всех команд мастеров. Что уж говорить о молодежных составах, пусть даже молодежной сборной страны. Разумеется, полевые игроки в меньшей степени ощущали недостаток защитной амуниции – они делали щитки из дюралюминия, что-то подкладывали, сшивали, сваривали. В общем, как-то выходили из положения. У нас же, вратарей, дефицитным было все, за что ни возьмись: и перчатки, и ловушки, и клюшки, и ботинки, и щитки... Тогда Богинов и решил приобрести мне настоящую ловушку. Узнал об этом Мариуччи – особого труда для этого не требовалось: слишком живо интересовался советский тренер хоккейным снаряжением в спортивных магазинах. Вот и решил сделать для команды – не для меня персонально – рождественский подарок.

Я гордился им и в следующем матче надел ловушку. Было это уже в Колорадо-Спрингс, а играть предстояло со сборной США.

Накануне покатались с гор – они там чертовски красивые. И узнали, что США – это не только 50 штатов, но и еще одно удельное княжество. Это княжество – курорт Колорадо-Спрингс, князь – мистер Татт, хозяин курорта. Те, кто с деньгами, найдут у мистера Татта все: отель, мотель для автотуристов, бассейны (открытый и закрытый), каток с искусственным льдом, прекрасную лыжную базу с установками искусственного снега, зверинец в горах и даже аэродром. Мистер Татт плохо разбирался в хоккее, но что на хоккее можно сделать неплохой бизнес, понял быстро. Он не только предоставил нам возможность сыграть два товарищеских матча с американской командой, он пригласил в Колорадо-Спрингс мировой чемпионат 1962 года.

Впрочем, дела мистера Татта нас интересовали меньше всего. Волновались за исход предстоящих встреч с хоккеистами США. Но матчи оказались не из трудных, счет говорит сам за себя – 8:3 и 10:1.

Вот только по окончании последней игры в Колорадо-Спрингс, когда подошел поздравить меня мэр города Денвер, нехорошо получилось. Он протягивает правую руку, а я ему левую даю. Американские газеты потом мусолили этот эпизод. Задавались вопросом, почему русский вратарь подал господину мэру левую руку. Что хотел этим подчеркнуть? Возможно, это знак неуважения? А все проще простого было: ловушку с левой руки мне снять было легче, а к правой у меня «блин» был привязан веревкой! Мне неудобно было ее отвязывать. Так что никакого неуважения я не выказывал. В тот довольно сложный период взаимоотношений между нашими странами мы были приятно поражены и теплым приемом, и тем искренним интересом, какой проявили к нашей стране простые американцы. А один известный американский баскетболист пригласил нас домой и устроил в нашу честь прием после последнего матча, кстати, выигранного нами – 6:3.

В хоккейных справочниках фигурирует дата моего первого выступления за сборную в официальном турнире – 2 марта 1961 года. Откуда взялась эта цифра, не знаю. Если уж быть точным, то это 5 марта того же года. Правда, никаких приятных эмоций с этой датой у меня не связано. Скорее, наоборот. Но точность есть точность. В тот день игрался матч 27-го по счету и первого для меня чемпионата мира в Швейцарии между командами СССР и Финляндии.

Меня включили тогда в сборную основным вратарем. А приехал я в Женеву... запасным. Бывает, оказывается, и такое. И всему виной моя слабая игра уже в Швейцарии накануне чемпионата с посредственной командой «Шо-де-Фон». Сам объяснить не могу, что тогда случилось. Отчасти ловушка новая мешала. Та самая, американская, – не успел я к ней привыкнуть, приспособиться. Месяца два-три для этого надо. Дома-то я с ней не играл – берег, предпочитал свою старенькую, испытанную. А вот на чемпионат повез. Корил я себя потом за это. Это была типичная ошибка неопытности: откуда я мог знать, что и такие мелочи могут играть важную роль!

Пропустил я с «Шо-де-Фоном» шесть шайб и перекочевал со льда на скамейку запасных. Вот уж чего никогда терпеть не мог – это сидеть на скамейке. По мне, уж если не играть, так лучше и не раздеваться. Постою за воротами или, на худой конец, на трибуне займу местечко. Но только не на скамейке запасных. Нервничаю я там гораздо больше, чем на площадке. Вижу ошибки своего коллеги, а вот помочь, увы, не в силах. И это меня бесит. И ведь не подскажешь вратарю по ходу игры.

Вместо меня ворота защищал Владимир Чинов, московский динамовец. Тоже дебютант такого турнира. В первых играх неплохо отстоял, ничего не скажу. И этот матч с финнами начал уверенно. После первого периода мы ведем – 5:0. И вдруг Аркадий Иванович Чернышев в перерыве говорит:

– Сейчас выйдешь.

«Вот тебе раз, – думаю, – я уж "пригрелся" на скамеечке-то». Сразу как-то не по себе стало. Привык, что если и меняют вратарей, то большей частью после второго периода.

Наши же игроки, посчитав, что дело сделано, расслабились. Чуть ли не полпериода в численном большинстве провели, а шайбу так и не забросили. Да и в защите «пенок» пускали достаточно. А к концу матча финны агрессивнее заиграли: на три их шайбы ответили двумя. Мы выиграли встречу. Но я был недоволен своим дебютом. Тренеры, судя по всему, тоже. Во всяком случае это было мое первое и последнее появление на швейцарском льду в том чемпионате.

Я сильно переживал неудачу.

Тогда я понял, что нужно уметь быть готовым вступить в игру в любой момент. Ведь полевые игроки умеют это. Но до конца своей спортивной карьеры так этому и не научился. Моему характеру, видно, больше подходит другой принцип: уж если играть, так «от и до»!

Правда, после обидного проигрыша чехословацким хоккеистам хотели тренеры доверить место в воротах мне в следующем матче. Но я сам отказался. Предстоял матч с канадцами. Я их успел уже изучить, наверное, сыграл бы лучше, чем Чинов. Но... Я был, конечно, не прав – самолюбие взыграло, однако тогда решил так: с сильнейшими пусть стоит сильнейший, каким считали тренеры Чинова.

Вручили нам европейское «серебро» и мировую «бронзу». Но медали меня не радовали. Потому что я к ним, как говорится, руки не приложил.

Позже, анализируя выступления сборной СССР в швейцарском чемпионате, специалисты отмечали на редкость слабую игру вратарей. И были абсолютно правы.

«Волнение, неумение обуздать нервы в трудную для команды минуту – все это результат нехватки опыта молодых вратарей советской сборной, – делали заключение газеты. – Оба они имели право претендовать на место в воротах сборной, но только в качестве второго номера. Первым же, конечно, должен был быть наш первый вратарь Николай Пучков».