Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945
Шрифт:
Гитлер перестал покупать картины после того, как доктор Ханс Поссе, его агент по формированию коллекции Линца, был назначен директором Дрезденской галереи.
Прежде Гитлер выбирал себе картины по аукционным каталогам, и иногда его подводила привычка поручать приобретение определенного предмета двум или трем конкурирующим торговцам. Случалось, что он по отдельности инструктировал и своего фотографа Генриха Хоффмана, и одного из посредников набавлять цену без ограничений. В результате оба его агента бесстрашно сражались друг с другом, когда другие участники аукциона уже давно вышли из игры. Это продолжалось до тех пор, пока берлинский аукционист Ханс Ланге не привлек мое внимание к странной ситуации.
Вскоре после назначения Поссе Гитлер показал ему свои прежние приобретения, включая коллекцию картин Грюцнера. Показ происходил в бомбоубежище Гитлера, где он хранил свои сокровища. Для Гитлера, Поссе и меня поставили кресла. Ординарцы-эсэсовцы приносили картины одну за другой. Гитлер расхваливал свои любимые полотна, но на Поссе не действовали ни высокое положение фюрера, ни его искренняя доброжелательность. Объективный и неподкупный, он отверг многие из картин, дорого обошедшихся Гитлеру: «Вряд ли пригодится» или: «Не соответствует
В середине ноября 1940 года в Берлин прибыл Молотов. За обедом Гитлер и его гости с удовольствием слушали рассказ доктора Карла Брандта, личного врача фюрера, о том, как свита советского министра иностранных дел заставила прокипятить всю посуду и столовые приборы, опасаясь немецких микробов.
В гостиной Бергхофа стоял большой глобус, на котором несколько месяцев спустя я нашел последствия тех безуспешных переговоров. Один из армейских адъютантов многозначительно показал мне проведенную карандашом линию, бегущую с севера на юг вдоль Урала. Так Гитлер наметил будущую границу между сферами интересов Германии и Японии. В Берлине 21 июня 1941 года, накануне нападения на Советский Союз, Гитлер после обеда увлек меня в гостиную, поставил пластинку с «Прелюдиями» Листа и через несколько тактов сказал: «В ближайшем будущем вам придется часто это слышать, так зазвучат наши победные фанфары в Русской кампании. Эту музыку выбрал Функ. Вам нравится?.. [85] Мы будем получать из России гранит и мрамор в любых количествах».
85
Для каждой из предыдущих кампаний Гитлер самолично выбирал музыкальные произведения, предварявшие радиообъявления о поразительных победах.
Гитлер открыто объявил о своей мегаломании. То, что подразумевалось под его архитектурными планами, теперь предстояло, как он говорил, «скрепить кровью» – новой войной. Аристотель написал в своей «Политике»: «Величайшие несправедливости совершаются теми, кто стремится к излишествам, а не теми, кем движет нужда».
На пятидесятилетие Риббентропа его ближайшие сотрудники подарили ему красивую шкатулку, украшенную драгоценными камнями, которую поначалу хотели заполнить фотокопиями всех договоров и соглашений, заключенных министром иностранных дел. Но, как сказал Гитлеру за ужином дипломат Хевель, офицер связи Риббентропа, «когда мы уже стали складывать фотокопии, к нашему глубокому смущению выяснилось, что осталось мало договоров, которые мы не нарушили в то или иное время».
Гитлер смеялся до слез.
Как и в начале войны, меня снова стала угнетать мысль о столь крупномасштабном строительстве, притягивающем все имеющиеся средства в тот момент, когда большая война явно достигла решающей стадии. 30 июля 1941 года – во время стремительного германского наступления в России – я предложил доктору Тодту, руководителю строительной индустрии, приостановить работы по возведению всех зданий, не имеющих прямого отношения к военным действиям [86] . Тодт счел, что, ввиду успешного хода военных действий, можно отложить решение на несколько недель, но к этой проблеме мы так и не вернулись, поскольку мои аргументы не произвели никакого впечатления на Гитлера. Он не желал слышать ни о каких ограничениях и отказался направить в военную сферу материалы и рабочую силу, предназначенные для его личных зданий, как обычно и случалось с его любимыми проектами – автобанами, партийными зданиями и реконструкцией Берлина.
86
Мое предложение доктору Тодту о замораживании строительства и его ответ отмечены в «Служебном дневнике».
В середине сентября 1941 года, когда наступление в России уже сильно отставало от самоуверенных прогнозов, Гитлер распорядился увеличить и без того значительные объемы закупок гранита для моих грандиозных берлинских и нюрнбергских зданий в контрактах со Швецией, Норвегией и Финляндией. Контракты на сумму тридцать миллионов рейхсмарок были заключены с ведущими камнедобывающими компаниями Норвегии, Финляндии, Италии, Бельгии, Швеции и Голландии [87] .
На мои предложения о прекращении мирного строительства не обращали внимания даже тогда, когда зимой 1941 года обрела видимые очертания надвигающаяся катастрофа в России. 29 ноября 1941 года Гитлер напрямик сказал мне: «Строительство необходимо начинать, несмотря на продолжение войны. Я не позволю войне помешать осуществлению моих планов» [88] . Более того, после первоначальных успехов в России Гитлер пожелал усилить военные акценты на нашем главном проспекте: установить на гранитных пьедесталах трофейное вражеское вооружение. 20 августа 1941 года – по приказу Гитлера – я сообщил изумленному адмиралу Лорею, начальнику берлинского арсенала, о нашем намерении разместить между Южным вокзалом и Триумфальной аркой («объектом «Т», как мы между собой ее называли) тридцать тяжелых артиллерийских орудий, а также поставить подобные орудия на других участках проспекта и вдоль южной оси, чтобы довести общее число до двухсот единиц. Трофейные сверхтяжелые танки должны были накапливаться для установки перед важными общественными зданиями.
87
Эти данные взяты из заключительного доклада в «Служебном дневнике» за 1941 г. В конце марта и начале сентября 1941 г. Норвегия должна была поставить 23 712 000 кубометров необработанного гранита и 91 580 000 кубометров обработанного гранита, а Швеция – 4 159 480 кубометров необработанного и 5 236 400 кубометров обработанного гранита. Одна только Швеция получила десятилетний контракт на поставку гранита на сумму два миллиона рейхсмарок
ежегодно. Ради доставки такого огромного количества гранита в Берлин и Нюрнберг мы (4 июня 1941 г.) создали собственный транспортный флот и верфи в Висмаре и Берлине для строительства тысячи судов с грузоподъемностью пятьсот тонн каждое.88
Эти слова Гитлера записаны в «Служебном дневнике» 29 ноября 1941 г. Там же отмечены приказы адмиралу Лорею.
Представления Гитлера о политическом устройстве его «Тевтонской империи германской нации» еще были весьма смутными, но одно он решил твердо: в непосредственной близости от норвежского города Тронхейма, занимавшего особенно выгодное стратегическое положение, необходимо создать немецкую военно-морскую базу – построить город с немецким населением в четверть миллиона, судостроительными заводами и доками и включить его в германский рейх. Гитлер поручил мне планирование нового города. 1 мая 1941 года вице-адмирал Фукс из главного командования военно-морских сил предоставил мне данные о площадях, необходимых для строительства большого государственного судостроительного завода. 21 июня гросс-адмирал Редер и я явились в рейхсканцелярию, чтобы доложить Гитлеру о проекте. Тогда Гитлер определил примерное расположение города и даже через год, 13 мая 1942 года, на совещании по вооружению обсуждал эту военно-морскую базу. Были подготовлены специальные карты, по которым Гитлер изучал оптимальное расположение доков. Он также принял решение о создании с помощью взрывных работ подземной базы подводных лодок в гранитных скалах. Гитлер также решил включить в германскую систему военно-морских баз французские Сен-Назер и Лориан и Нормандские острова. Вот так он, глубоко убежденный в своей власти над миром, распоряжался чужими территориями, интересами и правами.
В этой связи я должен упомянуть его план основания немецких городов на оккупированных территориях Советского Союза. 24 ноября 1941 года, в самый разгар зимней катастрофы, гауляйтер Мейер, заместитель Альфреда Розенберга, рейхсминистра по делам оккупированных восточных территорий, попросил меня возглавить отдел «Новые города» и спроектировать, а потом и построить комплексы для немецких гарнизонов и немецких гражданских властей. Я окончательно отверг это предложение в конце января 1942 года на том основании, что централизация городского планирования неизбежно приведет к единообразию, а взамен предложил возложить финансирование новых городов на крупные немецкие города.
Когда в начале войны на меня была возложена ответственность за строительство для армии и военно-воздушных сил, я значительно расширил соответствующую организацию. Правда, через несколько месяцев двадцати шести тысяч строительных рабочих, нанятых для этих обширных военных программ, было бы явно недостаточно, но к тому времени я уже мог гордиться своим маленьким вкладом в общие военные усилия и несколько успокоил свою совесть тем, что занят не только мирными планами Гитлера. Самой неотложной была авиационная «Программа «Юнкерс-88», в рамках которой предстояло наладить выпуск новых двухмоторных пикирующих бомбардировщиков среднего радиуса действия «Юнкерс-88». За восемь месяцев были построены большие заводы в Брюне, Граце и Вене, каждый больше, чем завод «Фольксваген». Здесь впервые мы использовали готовые бетонные панели. Однако с осени 1941 года наши работы тормозились недостатком горючего. Хотя наши программы были первоочередными, поставки горючего для них к сентябрю 1941 года сократились до трети, а к 1 января 1942 года – до одной шестой наших потребностей. Это всего лишь один пример того, насколько Гитлер переоценивал свои ресурсы в начале военных действий в России.
В то же время мне передали контроль над восстановлением разрушенных в авианалетах берлинских зданий и строительством бомбоубежищ. Так, еще не подозревая о своем будущем, я готовился к обязанностям министра вооружений. Во-первых, я получил возможность ознакомиться с беспорядками, царившими из-за произвольного изменения программ и приоритетов и причинявшими ущерб производству. Во-вторых, научился разбираться в межведомственных отношениях и разногласиях внутри властной верхушки.
Например, я принимал участие в совещании у Геринга, на котором генерал Томас выразил тревогу по поводу непомерных требований, предъявляемых руководством к экономике. Геринг заорал на уважаемого генерала: «А вам какое дело? Этим распоряжаюсь я, слышите? Я! Или, может, вы руководите четырехлетним планом? Вас никто не спрашивает. Фюрер поручил все это мне, и только мне!» В таких спорах генерал Томас не мог рассчитывать на поддержку своего шефа генерала Кейтеля, который только радовался, когда Геринг набрасывался не на него. Прекрасно продуманный в управлении военной промышленности и вооружений Верховного главнокомандования план так и не осуществился, но, как я понял уже тогда, Геринг вообще бездействовал, а если когда и пытался что– то сделать, то лишь создавал полнейший хаос. Он никогда не утруждался тщательной проработкой проблем, а принимал решения на основе импульсивных озарений.
Несколько месяцев спустя, где-то в ноябре 1941 года, я как руководитель военного строительства принял участие в беседе фельдмаршала Мильха с доктором Тодтом. Осенью 1941 года Гитлер был убежден в полной победе над русскими и считал первоочередной задачей укрепление военно– воздушных сил для своей следующей операции – покорения Англии [89] . Мильх по долгу службы настаивал на приоритете авиации, а доктор Тодт, лучше разбиравшийся в общей военной ситуации, был близок к отчаянию, ибо он отвечал за скорейшее увеличение производства вооружения для армии, но не имел приказа Гитлера, который придал бы его заданию необходимый статус первоочередного. В конце беседы Тодт так сформулировал свою беспомощность: «Самое лучшее, если бы вы взяли меня в ваше министерство и назначили вашим помощником».
89
Этот приказ Гитлера еще действовал в декабре 1941 г., хотя ситуация радикально изменилась. Гитлер не решался отменить приказ отчасти из-за присущей ему склонности к сомнениям, отчасти из желания спасти свою репутацию. Новый приказ, соответствующий военным нуждам, дающий армейскому вооружению приоритет над авиационным, как того требовали обстоятельства, был отдан лишь 10 января 1942 г.