Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945
Шрифт:
Уже ночью 30 мая 1942 года, когда почти вся бомбардировочная авиация британцев – 1045 бомбардировщиков – совершила налет на Кёльн, мы получили представление о том, какие беды нас ожидают в будущем.
Так случилось, что Мильха и меня вызвали к Герингу наутро после рейда. На этот раз рейхсмаршал находился не в Каринхалле, а в замке Фельденштайн во Франконии. У Геринга было плохое настроение, он никак не хотел верить донесениям о бомбардировке Кёльна. «Это невероятно. Невозможно сбросить столько бомб за одну ночь, – ворчал он на своего адъютанта. – Свяжите меня с гауляйтером Кёльна».
Затем мы стали свидетелями нелепого телефонного разговора:
– Донесение вашего начальника полиции – мерзкая ложь!
Очевидно, гауляйтер позволил себе не согласиться.
– Говорю вам, как рейхсмаршал, цифры завышены. Как вы смеете докладывать этот бред фюреру!
Гауляйтер, видимо, настаивал на своих цифрах.
– А как вы можете сосчитать зажигательные бомбы? Это всего лишь приблизительные оценки. Повторяю, ваши данные во много раз завышены. Все это ложь! Пересмотрите ваши цифры и пошлите фюреру другой доклад. Или вы хотите сказать, что я лгу? Я уже вручил донесение фюреру с правильными данными. И вы меня не переубедите!
А затем как ни в чем не бывало Геринг повел нас по простому дому, построенному в стиле Бидермайера. Как в
Через три дня я снова приехал в Ставку. Волнение из– за бомбардировки Кельна еще не улеглось. Я рассказал Гитлеру о странном телефонном разговоре Геринга и гауляйтера Грое, поскольку был уверен, что информация Геринга точнее. Однако у Гитлера уже сложилось собственное мнение. Он послал Герингу сообщения вражеской прессы об огромном количестве самолетов и сброшенных ими бомб. Эти цифры были еще выше представленных начальником полиции Кельна. Попытка Геринга скрыть истинные масштабы налета привела Гитлера в ярость, к тому же он считал командование люфтваффе виновным в случившемся, во всяком случае частично. Правда, на следующий день Гитлер принял Геринга как обычно и больше никогда об этом инциденте не вспоминал.
20 сентября 1942 года я предупредил Гитлера о том, что без танкового завода во Фридрихсхафене и шарикоподшипникового завода во Швайнфурте у нас возникнут серьезные проблемы, и он приказал усилить противовоздушную оборону обоих городов. В сущности, я давно уже понял, что если вместо бесцельных ковровых бомбардировок противник сосредоточился бы на центрах военной промышленности, исход войны был бы предрешен еще в 1943 году. 11 апреля 1943 года я предложил Гитлеру создать комиссию технических экспертов для определения важнейших целей в советской энергосистеме. Через четыре недели была предпринята – но не нами, а британскими ВВС – первая попытка повлиять на ход войны уничтожением нервного центра военной промышленности. Это все равно что сделать бесполезным двигатель автомобиля, убрав зажигание. 17 мая 1943 года всего 19 британских бомбардировщиков попытались разрушить гидроэлектростанции в Руре и тем самым парализовать всю нашу военную промышленность.
Среди ночи я получил очень тревожное сообщение: разрушена самая большая плотина – плотина на реке Мене, и водохранилище опустело. О трех остальных плотинах никаких сведений не было. На рассвете при подлете к городу Верль мы увидели жуткую картину разрушений. Электростанцию у подножия разбомбленной плотины словно стерло с лица земли вместе с ее огромными турбинами.
Вода, хлынувшая из водохранилища, затопила долину Рура. Электрооборудование насосных станций оказалось под слоем воды и ила; промышленные предприятия остановились, водоснабжение населения оказалось под угрозой. Мой отчет, вскоре представленный в Ставку, произвел «сильное впечатление на фюрера. Он оставил документы у себя» [170] . Если бы британцам удалось уничтожить три других водохранилища, долина Рура оказалась бы полностью лишенной воды на все летние месяцы. Одна бомба все же попала в центр плотины самого большого водохранилища в долине реки Зорпе. Я обследовал ее в тот же день. К счастью, пробоина оказалась чуть выше уровня воды. Попади бомба сантиметров на десять ниже, и маленький ручеек, превратившись в бурный поток, размыл бы плотину из камней и земли [171] .
170
«Протоколы совещаний у фюрера», 30 мая 1943 г., пункт 16. Мы немедленно призвали со всей Германии специалистов с электроизоляционными материалами, а также забрали на других предприятиях оборудование, аналогичное уничтоженному, не заботясь о последствиях такого шага. И водоснабжение предприятий Рура было восстановлено через несколько недель.
171
Водохранилище в долине Мёне имело объем 132 500 000 кубометров, водохранилище в долине Зорпе – 70 200 000 кубометров. Когда опустело водохранилище в долине Зорпе, в двух оставшихся водохранилищах Рура осталось всего лишь 33 000 000 кубометров воды, или 16 процентов от необходимого количества. Согласно заявлению, сделанному 27 февраля 1969 г. доктором Вальтером Роландом (инженером, руководившим в последние годы войны водоснабжением Рура), если бы все водохранилища Рура были уничтожены, из-за нехватки воды для охлаждения коксовых печей и домен заводы Рурского региона сократили бы производство на 65 процентов. И действительно, даже временный выход из строя насосных станций привел к заметному падению производства. Главные потребители удовлетворяли свои нужды лишь на 50–60 процентов («Служебный дневник», 19 мая 1943 г.).
В ту ночь силами всего лишь нескольких бомбардировщиков британцы вплотную подошли к выполнению своей задачи и добились гораздо большего успеха, чем когда посылали на бомбежки тысячи самолетов. Правда, они совершили единственную ошибку, которая и ныне ставит меня в тупик: они рассредоточили свои силы и в ту же ночь уничтожили плотину в долине Эдера, хотя она не имела никакого отношения к водоснабжению Рура [172] .
Уже через несколько дней после этого налета семь тысяч рабочих, которых я приказал перебросить со строительства Атлантического вала в район Мёне и Эдера, энергично ремонтировали плотины. 23 сентября 1943 года перед самым началом дождей брешь в плотине Мёне была заделана. Таким образом, удалось собрать осадки, выпавшие в конце осени и зимой 1943 года, на нужды следующего лета. Британские ВВС почему-то упустили шанс помешать нам восстанавливать плотину. Всего несколько бомб распахали бы воронками незащищенные строительные площадки, а зажигательные бомбы подожгли бы деревянные строительные леса.
172
В книге Чарльза Вебстера и Ноубла Франкленда «Стратегические авианалеты на Германию» написано, что пятому самолету удалось разрушить плотину в долине Мёне. Последующие атаки были направлены на плотину в долине Эдера, которая использовалась в основном для выравнивания уровня воды в Везере и канале Мидленд в летние месяцы, то есть для обеспечения навигации. Два самолета сбрасывали бомбы на плотину в долине Зорпе, пока не уничтожили ее. Между тем маршал авиации Боттомли еще 5 апреля 1943 г. предложил атаковать плотины Мёне и Зорпе раньше плотины Эдера. Однако бомбы,
сконструированные специально для этой цели, считались неподходящими для земляной плотины водохранилища Зорпе.Я снова и снова удивлялся, почему наше люфтваффе, испытывавшее недостаток самолетов, не наносило подобные точечные атаки, результат которых мог оказаться столь же разрушительным для врага. В конце мая 1943 года, через две недели после британского рейда, я напомнил Гитлеру свое предложение от 11 апреля: собрать группу экспертов, которые могли бы выделить ключевые цели на территории противника. Но как часто случалось и прежде, Гитлер проявил нерешительность: «Боюсь, что Генеральный штаб авиации не прислушается к совету ваших технических экспертов. Я несколько раз обсуждал нечто подобное с генералом Ешоннеком. Но… – словно смирившись с неизбежным, заключил фюрер, – можете как– нибудь поговорить с ним». Сам Гитлер не собирался ничего предпринимать; он явно не осознавал важности подобных мер. Нет сомнений, что однажды он уже упустил свой шанс – между 1939-м и 1941 годами, когда посылал самолеты бомбить английские города, вместо того чтобы скоординировать рейды с подводной войной, например атаковать английские порты, чьей пропускной способности уже тогда не хватало для обработки грузов, доставлявшихся союзническими конвоями. И теперь он не видел предоставившуюся возможность, собственно, как и британцы, неосознанно копировавшие его нелепое поведение. Налет на плотины Рура был их единственной точечной атакой.
Несмотря на скептицизм Гитлера и на собственную неспособность повлиять на стратегию нашей авиации, я не был обескуражен и 23 июня все же учредил комиссию из нескольких технических экспертов, поставив перед ними задачу выявить важнейшие стратегические цели на вражеской территории [173] . Наше первое предложение включало объекты британской угольной промышленности, поскольку публикации в технической литературе представляли исчерпывающие сведения о ее центрах, их расположении, объемах производства и так далее. Однако наше предложение запоздало на целых два года; мы уже не располагали необходимой бомбардировочной авиацией, достаточной для выполнения этой задачи.
173
«Служебный дневник», 23 июня 1943 г. «Основываясь на весьма успешном выборе целей бомбардировок британцами, министр решил вмешаться в выбор целей для немецких военно-воздушных сил. По мнению заслуживающих доверия офицеров авиации, Генеральный штаб военно-воздушных сил не уделяет достаточно внимания военно-промышленным объектам противника. Министр утвердил комиссиию в составе доктора Роланда (эксперта по сталелитейной промышленности), генерального директора Пляйгера (уполномоченного по угольной промышленности), генерала Вагера (начальника управления вооружений) и других; председателем назначен доктор Карл (энергетический комплекс), специально отозванный из армии». 28 июня я информировал Гитлера о создании этой комиссии («Протоколы совещаний у фюрера», пункт 6).
С учетом наших ограниченных возможностей одна важная цель напрашивалась сама собой – русские электростанции. Мы полагали, что никакой комплексной противовоздушной системы обороны в России нет. Кроме того, между энергосистемами Советского Союза и западных государств имелось одно важное отличие. В результате плавного промышленного развития в странах Запада было построено множество электростанций средних размеров, связанных в единую энергосистему, а в Советском Союзе строились гигантские электростанции по большей части в центре промышленных регионов [174] . Так, единственная колоссальная электростанция на Верхней Волге обеспечивала большую часть энергетических потребностей Москвы. Мы располагали информацией о том, что 60 процентов производства стратегического оптического и электрического оборудования сосредоточено в советской столице. Более того, разрушение нескольких гигантских электростанций на Урале парализовало бы почти всю советскую сталелитейную промышленность, а также выпуск танков и боеприпасов. Прямой удар по турбинам или подводящим линиям, и высвободившиеся водные массы нанесут больше разрушений, чем множество бомб. Поскольку многие крупные советские электростанции строились с помощью немецких фирм, мы могли раздобыть подробную документацию.
174
Например, вся промышленность Днепровского региона зависела от одной электростанции. Согласно меморандуму доктора Ричарда Фишера, комиссара по энергетике, датированному 12 февраля 1969 г., потери 70 процентов электроэнергии достаточно для того, чтобы практически полностью парализовать промышленность, поскольку оставшуюся энергию необходимо использовать для поддержания жизни населения. Расстояние от Смоленска, в то время еще занятого немецкими войсками, до подмосковных электростанций составляло 600–700 километров, до Урала – 1800 километров.
26 ноября Геринг отдал приказ усилить бомбардировщиками дальнего действия 6-й авиакорпус под командованием генерал-майора Рудольфа Майстера. В декабре корпус был передислоцирован под Белосток. Для тренировки пилотов мы использовали деревянные модели электростанций. В начале декабря я проинформировал Гитлера о ходе подготовки, а Мильх сообщил о наших планах Гюнтеру Кортену, новому начальнику Генерального штаба военно– воздушных сил. 4 февраля я написал Кортену: «…Даже в настоящий момент остаются хорошие шансы на успешную воздушную операцию против Советского Союза… Я уверен, что операция значительно сократит военно-промышленный потенциал Советского Союза». Я особенно подчеркивал необходимость бомбардировок электростанций в Московском регионе и на Верхней Волге.
Как и во всех подобных операциях, успех зависел от случайных факторов. Не думаю, что наша деятельность существенно повлияла бы на исход войны. Однако, как я сообщал Кортену, я надеялся, что мы нанесем такой ущерб советской промышленности, что компенсировать потери врагу удастся лишь с помощью многомесячных американских поставок вооружений.
И снова мы опоздали на два года. Зимой под напором русских наши войска были вынуждены отступить. Положение стало критическим, а в критические моменты Гитлер очень часто проявлял удивительную недальновидность. В конце февраля он сказал мне, что «корпусу Майстера» приказано уничтожить железные дороги, дабы замедлить снабжение русской армии. Я возражал: почва в России промерзла, и наши бомбы нанесут лишь незначительный ущерб. Более того, согласно нашему собственному опыту и несмотря на то, что немецкая железнодорожная сеть гораздо сложнее, а значит, более подвержена разрушению, поврежденные секции часто ремонтируются за несколько часов. Гитлер к моим доводам не прислушался. «Корпус Майстера» был уничтожен в бессмысленной операции, а русские продолжали победное наступление.