Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Несмотря на то что я давно замечал резкие колебания в отношении ко мне фюрера – то я был в фаворе, то впадал в немилость – и считал их опасными для своего будущего, должен признать, что видел некую высшую справедливость в том, что наши с Герингом роли переменились. С другой стороны, я вовсе не стремился унизить Геринга публично. Я не стал готовить проект указа для Гитлера, а предложил Герингу лично передать авиапромышленность под контроль моего министерства, и он издал соответствующий приказ [243] .

243

Приказ Геринга от 20 июня 1944 г.: «В соответствии с тактической ситуацией и техническими обоснованиями, представленными главнокомандующим военно-воздушными силами, возложить ответственность за вооружение немецких военно-воздушных сил на министра вооружений и военной промышленности».

Усилия, приложенные мной для максимально эффективной работы авиазаводов, практически были сведены на нет вражеской авиацией. Мне было отпущено всего две недели, в течение которых авиация противника занималась в основном поддержкой вторжения во Франции, а затем начались новые авианалеты, и многие наши заводы по производству горючего были разрушены, а уцелевшие после 22 июня предприятия могли выпускать лишь одну десятую обычного количества авиационного горючего: шестьсот тридцать две тонны ежедневно. Затем бомбардировки стали менее интенсивными, и 17 июля мы снова начали производить две тысячи триста семь тонн, то есть 40 процентов от прежнего количества. Однако 21 июля, всего через четыре дня, ежедневный выпуск горючего упал до ста двадцати тонн, то есть фактически прекратился. 98 процентов заводов, производивших авиационное горючее, были выведены из строя.

Браг дал нам передышку, и мы частично восстановили огромные химические заводы «Лойна», так что к концу июля выпуск авиационного горючего снова поднялся до шестисот девяти тонн. К тому времени одну десятую прежнего объема производства мы уже считали победой. Трубопроводы химических заводов были так сильно повреждены, что для более серьезного ущерба уже не требовалось прямых попаданий. Даже ударная волна от взрывов сброшенных в окрестностях бомб вызывала множественные утечки. Восстановление не представлялось возможным. В августе было произведено 10 процентов от прежних объемов, в сентябре – 5,5 процента, в октябре – снова 10. В ноябре 1944 года, к нашему великому удивлению, выпуск составил 28 процентов (тысяча тридцать три тонны ежедневно) [244] .

244

19 апреля 1944 г., за четыре недели до бомбардировок предприятий по производству горючего, я написал Гитлеру: «Тогда как в 1939 году наши заводы производили 2 миллиона тонн эквивалента нефти (включая автомобильное топливо), строительство новых предприятий в период до 1943 года позволило увеличить выпуск до 5,7 миллиона тонн, а дополнительно введенные в строй мощности позволят поднять ежегодный объем производства горючего до 7,1 миллиона тонн». Оборудование и химическое сырье, заготовленные для этих новых заводов и позволяющие выпускать 1,4 миллиона тонн ежегодно, или 3800 тонн в день, теперь мы могли использовать для восстановления разрушенных заводов. Категорический отказ Гитлера увеличить объемы производства в 1942 г. в конце концов обернулся для нас благом.

В моем «Служебном дневнике» есть запись за 22 июля 1944 года: «Ввиду отчаянных сообщений из источников в вермахте министр опасается, что до сих пор игнорируется критическая ситуация с горючим». Шесть дней спустя «министр» послал Гитлеру докладную записку по ситуации с горючим. Некоторые абзацы этой записки почти слово в слово совпадали с первой докладной запиской от 30 июня [245] . В обоих документах ясно указывалось, что падение производства в июле и августе поглотит большую часть наших резервов авиационного и других видов горючего, а дальше нам уже нечем будет затыкать дыры, что неизбежно приведет к «трагическим последствиям» [246] .

245

22 мая я добился назначения моего друга полковника фон Белова, адъютанта Гитлера от военно-воздушных сил, своим представителем при Гитлере. Согласно пункту 8 «Протоколов совещаний у фюрера» 22–25 мая 1944 г., обязанности фон Белова состояли в том, чтобы «постоянно информировать меня обо всех высказываниях фюрера». Я прибегнул к этой мере, дабы предупредить неприятные сюрпризы, подобные тем, что сыпались на меня в период моей болезни. Фон Белову также предстояло вручать мои докладные Гитлеру. Мне лично заниматься этим было совершенно бесполезно, ибо Гитлер обычно требовал, чтобы я устно изложил суть, и обрывал меня, не дослушав до конца. Фон Белов сообщил, что Гитлер внимательно прочитал эту и последующие докладные, даже подчеркнул некоторые строки и сделал заметки на полях.

246

Хотя немного горючего мы еще производили, к декабрю 1944 г. бомбардировки лишили нас 1 149 000 тонн авиационного горючего, что вдвое превышало резервы Кейтеля. Теоретически этих резервов должно было хватить только до августа, поскольку объемы производства упали на 492 000 тонны. Мы растянули запасы до 1 сентября 1944 г., но лишь потому, что сократили количество самолетовылетов до угрожающей цифры.

Гораздо большие трудности пришлось преодолеть противнику, чтобы лишить нас обычного бензина и дизельного топлива, поскольку соответствующие предприятия были рассредоточены на огромной территории. В июле 1944 г. производство газолина уменьшилось до 37 процентов, дизельного топлива – до 44 процентов. В мае 1944 г. суммарные резервы бензина и дизельного топлива составляли 760 000 тонн. До бомбардировок производилось 230 000 тонн.

Во втором квартале 1944 г. в среднем на Германию ежемесячно сбрасывалось 111 000 тонн бомб. Одна двадцатая этого количества (5160) была сброшена на предприятия топливной промышленности в мае, одна пятая (20 000 тонн) в июне. В октябре 1944 г. из сброшенных британцами бомб в предприятия топливной промышленности попала лишь одна семнадцатая часть, из американских бомб – одна треть. Британские ВВС в ночных авиарейдах использовали как зажигательные, так и фугасные бомбы – сочетание, особенно губительное для заводов, выпускающих горючее, – но до ноября так и не воспользовались прекрасным шансом поразить более уязвимые цели в Руре и на побережье.

Наряду с мрачными прогнозами я предложил ряд альтернативных мер, которые помогли бы нам избежать «трагических последствий» или хотя бы отсрочить их. Кроме того, я просил у Гитлера полномочий на тотальную мобилизацию всех наших ресурсов. Я также предложил предоставить Эдмунду Гайленбергу, компетентному руководителю одного из отделов моего министерства, все права на конфискацию сырья, сокращение менее важных производств и привлечение квалифицированных рабочих. Сначала Гитлер отказал: «Вы прекрасно понимаете, что, если я предоставлю ему такие полномочия, у нас станет меньше танков. Так не годится. Я не могу этого допустить ни при каких условиях».

Очевидно, он еще не осознал серьезности сложившейся ситуации, хотя мы довольно часто говорили об экстренных мерах. Я снова и снова пытался объяснить, что, если не будет горючего, не понадобятся и танки. Гитлер дал согласие лишь после того, как я пообещал увеличить выпуск танков, а Заур подтвердил, что я смогу это сделать. Два месяца спустя на восстановлении заводов по производству горючего трудилось сто пятьдесят тысяч человек, и подавляющее большинство составляли квалифицированные рабочие, чей труд был незаменим в военной промышленности. К концу осени 1944 года их стало триста пятьдесят тысяч.

Диктуя докладную записку, я не переставал поражаться тому, что наше руководство до сих пор не осознало трагизма сложившейся ситуации. На моем письменном столе лежали доклады управления планирования о ежемесячном спаде производства, разбомбленных заводах и сроках, необходимых для их восстановления. Все данные основывались на том, что нам удастся предотвратить дальнейшие бомбардировки или хотя бы сократить их число. В своей докладной записке от 28 июля 1944 года я умолял Гитлера «перевести большую часть истребителей на оборону промышленных объектов на территории рейха». Я неоднократно и настойчиво доказывал, что «гораздо важнее защитить от бомбардировок химические заводы, чтобы в августе и сентябре произвести хоть немного горючего, иначе в сентябре и октябре самолеты и на внешнем и на внутреннем фронтах просто нечем будет заправлять» [247] .

247

По свидетельству Галланда, в то время для отражения дневных авианалетов на территорию рейха у нас было всего 200 истребителей.

Уже во второй раз я обращался к Гитлеру по этому поводу. После совещания в Оберзальцберге в конце мая он согласился на план, представленный Галландом: выделить часть новых истребителей на формирование авиасоединения исключительно для защиты промышленных объектов Германии. Геринг после совещания в Каринхалле, на котором представители топливной промышленности вновь заявили о серьезности ситуации, торжественно пообещал ни в коем случае не отправлять авиасоединение «Рейх» на фронт. Однако после вторжения западных союзников Гитлер и Геринг перебросили «Рейх» во Францию. Через несколько недель «Рейх» был разгромлен, так и не принеся ощутимой пользы. Теперь же, в конце июля, Гитлер и Геринг пообещали к сентябрю сформировать новую авиаармию из двух тысяч истребителей для обороны Германии, однако из-за непонимания ситуации и это начинание превратилось в фарс.

Словно предчувствуя катастрофу, я заявил на совещании по вооружению 1 декабря 1944 года: «Мы должны четко понимать, что люди, планирующие авианалеты на наши промышленные объекты, имеют кое-какое представление о нашей экономике. К счастью, противник начал применять эффективную тактику бомбардировок всего шесть – девять месяцев назад… Прежде он, во всяком случае с его точки зрения, делал глупейшие ошибки». Говоря это, я не знал, что еще 9 декабря 1942 года, более двух лет тому назад, в рабочем документе американского департамента экономической войны утверждалось, что «полезнее уничтожить несколько жизненно важных отраслей промышленности, чем наносить небольшой ущерб многим». Точечные бомбардировки в сумме дадут прекрасный результат, утверждали американские эксперты, следует лишь проводить их с непреклонной решимостью.

Идея была правильной, но вот исполнение подкачало.

Еще в августе 1942 года Гитлер уверял командование военно-морских сил, что западным союзникам не удастся успешно осуществить вторжение во Францию, если они сразу же не захватят один из крупных портов, ибо без налаженного материально-технического снабжения десантники не смогут противостоять контратакам немецких войск. Учитывая огромную протяженность побережья Франции, Бельгии и Голландии, строительство оборонного рубежа из достаточно близко расположенных дотов не представлялось возможным. Более того, не хватало солдат для хотя бы частичного укомплектования всех оборонительных сооружений. В результате более-менее крупные порты окружили дотами, а между ними с большими интервалами расположили наблюдательные бункеры. Для защиты солдат от снарядов при артподготовке намеревались возвести около пятнадцати тысяч небольших дотов. Гитлер считал, что во время атаки противника солдаты должны выйти из укрытий на открытое пространство, поскольку защищенность подавляет такие необходимые для боя качества, как смелость и личная инициатива.

Гитлер лично спроектировал оборонительный рубеж вплоть до мельчайших деталей, включая различные типы бункеров и дотов. Правда, он представил не чертежи, а эскизы, но выполнены они были очень аккуратно. Не скупясь на самовосхваления, Гитлер часто говорил, что разработанные им укрытия удовлетворяют всем нуждам солдат на передовой. Командующий инженерным корпусом принял план, практически не внеся никаких исправлений.

На строительство оборонительного рубежа за два года ушло более 13 миллионов кубометров бетона и было израсходовано 3,7 миллиарда дойчмарок, а военные заводы недополучили 1,2 миллиона тонн железа [248] .

248

Как отмечено 5 июня 1944 г., еще более 4,5 миллиона кубометров бетона ушло на ангары для подводных лодок и другие сооружения во Франции.