Третий вариант

Трубка спрашивает что-то на тарабарском языке, я даже не знаю на каком. Я отвечаю, что не понимаю. И вдруг там на довольно чистом русском языке просят объяснить, что я хочу, чтобы передать это портье. Ну и сукин он сын! Нашел-таки человека, знающего русский язык. Я быстро объясняю, что мне нужны все телефонные переговоры жившего до меня мистера Мирзояна. И передаю трубку портье. Тот выслушивает, кивает и бежит к своему компьютеру. Через десять минут я получаю все счета Рашида Касимова. Среди них есть телефонный звонок из Франции. Вернее, три звонка оттуда. И его звонок… куда бы вы думали? Ни за что не догадаетесь. В какой-то маленький французский городок Лабуэр. Я узнаю об этом от портье, когда повторяется утомительная процедура его звонка, моей просьбы, перевода моих слов и его постижение их смысла. Мне нужно узнать, чей код набран в номере телефонного счета этого господина. Через минуту мне дают название городка – Лабуэр.

Кинув на прощание моему находчивому портье пять сотен, я бросаюсь наверх. Дрожащими руками разворачиваю карту юго-западного побережья Франции. Так и есть. Городок Лабуэр находится на юге Франции, как раз на той самой дороге, которая ведет от Бордо к испанской границе. Думаете, бывают такие совпадения? Его звонок в Лабуэр, билет его женщины в Бордо и, наконец, маленький клочок бумаги с Бискайским заливом. Нет. Столько совпадений сразу просто не бывает. Я точно знаю, что напал на след. Город Лабуэр на юге Франции. Это то самое место, куда мы вместе с Надеждой должны теперь ехать.

А ведь всего-навсего нужно было сопоставить счета телефонных звонков во Франции, обрывок бумажки, найденный в Люцерне, и заказанные в Стамбуле билеты. И все сразу становится на свои места. Только не говорите, что это так просто. На самом деле я здорово помучился, пока свел воедино все эти факты.

ГЛАВА 23 Продолжение событий. День седьмой

Не буду ничего говорить о Париже. Я здесь первый раз в жизни. А о нем столько известно, что я все равно не скажу ничего нового. Это действительно какой-то непонятный город. Я человек не сентиментальный, но, попав сюда, ступая по набережной Сены, разглядывая дома, чувствовал удивительное волнение.

Ровно в пять часов вечера я уже у входа в Лувр, где стоит эта непонятная стеклянная башня. Если бы моя переводчица не опоздала, я бы перестал себя уважать. Она обязательно должна была опоздать. Она и пришла в шесть пятнадцать. Но это было не так страшно. Гораздо хуже оказалось другое. Она пришла не одна.

Нет-нет. Она не привела с собой киллера, «хвост» или еще какую-нибудь гадость. Она привезла в Париж… свою дочь. Представьте себе мое состояние, когда я увидел, как они подходят ко мне вдвоем. Я думал, со мной случится удар. Только этого мне не хватало.

Надежда подходила ко мне, виновато опустив голову. Девочка, одетая в красную куртку и клетчатые штаны, весело смотрела на меня, словно ожидала, что я покажу ей какой-нибудь фокус.

– Что это такое? – зло спрашиваю я, кивая на ребенка.

– Моя дочь, – тихо отвечает Надежда.

– Я догадался. Что это значит?

Она виновато молчит. А девочка вдруг спрашивает:

– Дядя, а ты друг моей мамы?

Она выговаривает слова по-русски с неуловимым акцентом, как говорят обычно прибалты. Вернее, говорили. Сейчас они все сразу «забыли» русский язык и «вспомнили» немецкий.

Я вспоминаю своего сына и отворачиваюсь, ничего ей не ответив. А она смотрит на меня смышлеными глазками и вдруг берет за палец правой руки и начинает тянуть.

– Может, ты мне мороженое купишь? – спрашивает она. Я гляжу на ее маму, уже собираясь сказать какую-нибудь гадость, даже открываю рот. Потом закрываю его и неожиданно обнаруживаю, что спрашиваю против своей воли:

– А какое мороженое ты хочешь?

Надежда улыбается, а я, чувствуя себя отцом семейства, беру ее дочку за руку, и мы идем покупать мороженое. Так начинается мое знакомство с Сашей. Я даже не знал, что у немок бывают такие имена – Надежда и Александра, хотя какие они, к черту, немки. Все время жили в России, а считались немцами. По-моему, вообще нужно было давно отменить все национальности, как в Америке. Есть американец – и все. Американец китайского происхождения, немецкого, русского, но – американец. А у нас вместо того, чтобы говорить «советский человек», стали разбивать всех по национальностям, всем академии открывать и выращивать национальные кадры. Вот и вырастили на свою голову. Они, эти кадры, ничего не смогли сделать, фигуры-то были дутые. Когда многие это поняли, тут весь галдеж и поднялся. Графоманы и неудачники полезли на политическую арену. Чем это кончилось, вы сами помните.

– У вас есть какие-нибудь планы? – спрашивает Надежда, когда мы усаживаемся за столиком в кафе на берегу Сены.

– У меня только один план, – признаюсь я, – но он исключает участие в нем вашей дочки.

Она смотрит на меня сердито.

– Чем она вам мешает?

– Она уже выздоровела? – саркастически спрашиваю я.

– Моя сестра уезжала, и поэтому я вынуждена была забрать Сашу из Дрездена, – объясняет Надя. – Что мне было делать? Оставить девочку одну в Германии? Так она ведь почти не говорит по-немецки.

– И вы решили включить ее в состав нашей группы?

Она укоризненно качает головой:

– Ну зачем вы так?

Не могу я спорить с женщинами. Особенно когда на меня смотрят такими глазами – чистыми и доверчивыми.

– Хорошо, – соглашаюсь я, – пусть остается. Все равно мы сегодня вечером уезжаем. Она поедет с нами на поезде.

– Как, опять на поезде? – огорчается Надежда. – А мы только что сошли с поезда. Я боялась, что не успеем к Лувру.

– А вы хотите устроить обзорную экскурсию по городу? – Я уже начинаю нервничать.

– Нет, – улыбается она, – просто я думала…

– Едем на вокзал, – прерываю я, – и перестаньте спорить. У нас конкретное задание.

И в этот момент девочка вдруг объявляет:

– Я хочу в туалет.

Ее мать прыскает от смеха, а мне приходится еще минут десять ждать, пока они вернутся и мать наденет на нее куртку.

Через некоторое время мы уже сидим в поезде, отправляющемся в Бордо. В вагоне первого класса. Я рассказываю Надежде все, что узнал о Лабуэре и Бордо.

– Это может быть совпадение, – замечает она.

Ну как с ней после этого разговаривать!

– Таких совпадений не бывает, – отрезаю я и выхожу в коридор.

Через некоторое время она выходит следом.

– Как девочка? – снова против своей воли спрашиваю я.

– Она спит, – отвечает Надежда, глядя в ночную темноту, проносящуюся мимо. Долго смотрит. А потом вдруг спрашивает: – Мне говорили, что вы убийца. Наемный убийца, киллер. Это правда?

Я тоже смотрю в ночную темноту.

– Да, вам говорили правильно.

– Вы убьете человека, которого мы ищем?

– Думаю, нет, – отвечаю я, помедлив. – Он слишком богат, чтобы его убивать. Я просто сдам его моим заказчикам.

– А что сделают они?

– Это не мое дело. Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов?

– Они его убьют? – Она словно не слышит меня.

– Нужно было задавать вопросы перед тем, как вы согласились на эту поездку, – резонно замечаю я, по-прежнему не глядя на нее. Ростом она мне до плеча, не больше.

– Мне нужна была работа. Они предложили, и я согласилась. Я не знала, что они бандиты.