Третья пуля
Шрифт:
Он знал, что будет стрелять в президента Соединенных Штатов, что станет объектом полномасштабной охоты. Знал, что его будут преследовать вооруженные полицейские. Возможно, он мечтал о славной гибели в ожесточенной перестрелке со стражами правопорядка, которая явилась бы кульминацией его героического самопожертвования. И при всем при этом он оставляет револьвер дома… Поразительный факт, который можно объяснить только непоследовательностью Освальда либо его душевным расстройством, Боб находил чрезвычайно любопытным.
Еще больше поражало то, что Освальд вернулся за револьвером.
С 12.20 до 13.00 22 ноября произошли три странных события. Во-первых, после двух позорных промахов Освальд преображается и попадает президенту в голову. Затем вооружается для того, чтобы преодолеть двадцать пять метров по пустому помещению. Когда кольцо вокруг него уже сжимается, он, вместо того чтобы уехать на автобусе из города, отправляется домой за револьвером, подвергая себя огромному риску, хотя мог захватить его с собой утром…
– Извините, – обратился к нему сосед по креслу. – Мне нужно в туалет.
– Да, конечно, – ответил Боб.
Между большими, солидными особняками, стоявшими вдоль выложенных кирпичом пешеходных дорожек Джорджтауна под раскидистыми вязами, приютился скромный деревянный домик под белой кровельной дранкой и мансардной крышей, позади которого располагался маленький садик. Черные ставни, красная дверь, рядом с которой висела латунная табличка с номером шестнадцать. На стук Боба из дома вышел человек его возраста.
– Сержант Свэггер? Или вы предпочитаете называться «мистер»? – спросил он, протягивая руку.
Он не был похож на человека, в которого когда-то стреляли, и скорее напоминал профессора: брюки из рубчатого вельвета, синяя рубашка, застегнутая на все пуговицы, очки в тонкой оправе. Седые волосы слегка взъерошены, словно перья на птичьей грудке.
– Приветствую вас, мистер Гарднер. Я предпочитаю, чтобы меня называли Боб.
– Проходите, пожалуйста. Зовите меня Гарри. Я очень рад. Люблю поговорить об отце.
– Вот что, – Боб назвал имя, – рассказал мне.
Упомянутый человек работал редактором Вашингтонского бюро журнала «Ньюсуик». Его первая книга носила название «Новые герои. Воины «холодной войны» первого поколения» и содержала биографии некоторых знаменитых сотрудников ЦРУ послевоенных лет. Дабы он согласился побеседовать с ним, Боб заручился рекомендацией их общего друга.
Гарднер провел Боба через хорошо отделанную, хотя и несколько старомодно обставленную гостиную в кабинет, стены которого были заставлены книгами. Он преподавал право в Юридической школе при Джорджтаунском университете, находившемся в нескольких кварталах.
– Садитесь, пожалуйста. Кофе или что-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо.
– Мне сказали, вы почти выиграли Вьетнамскую войну одной рукой.
– К сожалению, нет, сэр. Мой единственный подвиг заключается в том, что я вернулся более или менее целым. Все по-настоящему храбрые люди погибли там.
– Уверен, что вы скромничаете. Я слышал слово
«величие», произнесенное шепотом по вашему адресу.– Шептать следовало «счастливый старый чудак».
Гарри рассмеялся:
– Итак, вы хотите поговорить об отце. Вот он действительно был своего рода героем.
– Я понимаю. Ваш отец заинтересовал меня после того, как я увидел несколько ссылок на него в книге «Новые герои». Он носил фамилию Босуэлл и сочинял биографии, которые фальсификаторы из ЦРУ подкрепляли соответствующими документами – создавали «легенды», как это называется в данной профессии, – и под этими личинами наши люди осуществляли деятельность в различных опасных местах.
– Отец не потерял ни одного человека. Ни один агент, пользовавшийся разработанной им легендой, не был арестован. Он очень гордился этим.
– Да, этим можно гордиться.
– Но нужно заметить, Боб, он отличался скромностью. Можете мне поверить. Я пытался написать его биографию и изучил все документы, записи, дневники, незаконченные романы. Отец никогда не брал работу на дом – другими словами, он почти не бывал дома, поскольку проводил в Лэнгли по восемнадцать часов в сутки.
– Понятно.
– Не знаю, смогу ли я чем-нибудь помочь вам. Мне известно не так много. Возможно, будет лучше, если вы скажете, что вас конкретно интересует.
– Да, так будет лучше, – сказал Боб. – Существует вероятность – я не могу представить вам какие-либо доказательства, – что где-то в мире живет человек с «биографией», сочиненной для него вашим отцом. Он до сих пор не разоблачен, что лишний раз свидетельствует о гениальности «создателя».
– Его имя не значится в списке рабочих имен ЦРУ?
– Если бы оно там значилось, он бы его оттуда удалил. Это был ушлый парень.
– Хорошо. Вы можете назвать его имя?
– Вы будете смеяться. Согласно всем документам, он умер в 1993 году.
– Хью Мичум! Да, это в его стиле. Хью был лучшим. Мой отец любил его. Идеальный агент: чрезвычайно смелый, умный и хитрый, но ничего общего с Джеймсом Бондом, которого отец ненавидел. Он не любил внешних эффектов. Ему были не нужны ни признание, ни слава. Лучшим вознаграждением для него являлась работа. Чем-то он напоминал священника, иезуита, преданного своему делу. Хью обычно сидел в кресле, в котором сейчас сидите вы, пил приготовленную моей матерью водку с мартини, его жена-красавица Пегги сидела вон там, отец и мать – здесь, на диване. Все четверо всегда много смеялись.
– Хью был веселым парнем, вне всякого сомнения.
– Ему было бы сейчас лет восемьдесят пять.
– Восемьдесят два. Он с 1930 года.
– Разведчик старой школы. Вырос во Франции, свободно говорил на русском, французском, немецком. Закончил филологический факультет Йельского университета. Сумел использовать свой природный дар в работе.
– Это на него похоже.
– Ничего конкретного о Хью я вам рассказать не могу. С отцом ни о чем конкретном они не говорили. Они неукоснительно соблюдали правила и никогда ничего не записывали. Не доверяли журналистам, хотя одно время отец сам работал журналистом.