Треугольник

— Хххэ!.. хххэ!..

Я смотрел на Мко, и мне казалось, что я понимаю язык его ударов. Казалось, молот говорил: «Толкуйте как вам угодно, все равно я люблю Лубу… Нет лучше ее девушки…»

— Хххэ!..

«Говорите что вам угодно… Жизнь за нее отдам».

— Хххэ!..

«Лубочка моя… Ненаглядная… жизнь моя!»

— Хххэ!..

По щекам Мко катились капельки. Слезы это или пот, трудно было понять.

Больше отец не заводил речь о Любе.

Но как много может сказать Мко своим молотом!

Мко стал меняться на глазах. Он сделался мрачным, каждый вечер куда-то исчезал, а когда находился среди Мкртычей, тоже будто отсутствовал.

И однажды вечером Мкртычи собрались на «чрезвычайный» совет. Назавтра, закончив работу, они начали издалека.

— Ну и здорово мы пошутили тогда, а? — обратился отец к кузнецу Гаспару, поглядывая, однако, в сторону Мко.

— Да уж ты у нас шутник, Уста Мукуч…

— Заводить ты умеешь!

Я начал догадываться, что они задумали, и мне захотелось принять участие:

— Люба немного похожа на Мэри Пикфорд…

Варпет Мкртыч посмотрел на меня с одобрением.

— Мне в Сенеке нравилась одна негритяночка… Черна была как уголь, но хорошая девушка… Если бы я остался там, обязательно женился бы…

В лице у Мко что-то дрогнуло. Отец воодушевился.

— Кстати, Мко, как там у тебя с Любой?..

Мко поднял голову.

— С Лубой?

— Что ты за человек, привел ее раз и пропал! Разве так делают? — сказал Васо.

— Коли жениться решил, так делай по-человечески, как подобает дамрчи.

— Ты только скажи, мы все тебе устроим!

— Ну что пристали к человеку, может, он жениться и не собирается, может, он просто так!..

Наконец Мко улыбнулся.

Мкртычи обрадовались. Камень свалился у них с сердца.

И в субботу Мкртычи, нарядные, на двух разукрашенных фаэтонах отвезли Мко и Любу в загс.

Было решено, что, пока им не подыщут комнату, они будут жить в кузнице.

И в дальнем углу нашего «треугольника», или, по-иному, в глубине кузницы, расположились Мко и его жена Люба.

В «треугольнике» царит молчание

В «треугольнике» запахло одеколоном.

Уж очень это необычный для кузницы запах. Благоухание одеколона было особенно сильным по утрам, когда Мкртычи только открывали двери, затем понемногу уменьшалось и к вечеру уступало место традиционному запаху горна и раскаленного железа.

Непривычно чистым стал наш «треугольник». И сделался чуточку женским. И Мко тоже всегда был чистым. И вообще он стал неузнаваем. Часто напевал что-то себе под нос. Иногда он хватал меня под руки и поднимал под потолок. Было немного обидно: ведь не ребенок я уже… Но обижаться на Мко грех.

По утрам Мкртычам стоило большого труда отобрать у Любы тряпку, которой та пыталась стереть сажу с поковок, с наковальни и с закопченных стен.

— Доченька, ведь наковальня не самовар, что ты ее драишь, завтра снова закоптится! — убеждал отец.

— Хватит, хватит, сестра! — горячился Васо. — Да она, братцы, скоро на вас белые фартуки наденет!

А Люба говорила: «Минуточку», — и пыталась стереть хоть еще один сантиметр копоти.

Мко был в восторге.

Варпет Мкртыч каждый день приходил с букетиком цветов.

Любино присутствие в «треугольнике» изменило что-то существенное, мне казалось, что Мкртычи иначе стали относиться друг к другу.

Эта пятница навсегда осталась у меня в памяти. Мкртычи только еще начали разжигать огонь в горне, когда в кузницу вбежал бледный товарищ Мартиросян — председатель нашего правления. Я его прозвал «Лимон», потому что нижняя часть тела была у него широкой и полной, а кверху он сужался: немощные плечи и голова величиной с булавку.

— Вы погубить меня хотите, а?.. — запыхавшись, кричал он. — Посылаю людей за вами и домой, и в кузницу!.. Куда вы пропали?..

Мы ничего не поняли, удивленно смотрели на него. А товарищ Мартиросян прямо подошел к расчетной таблице, висевшей на стене, и ножом начал соскабливать с нее имя Варпета Мрктыча.

Потом отправился к другой доске, где было написано: «Ударники», а ниже — фамилия отца и Варпета Мкртыча. После напрасных усилий стереть фамилию Варпета Мкртыча он сорвал всю доску со стены и, взяв ее под мышку, пошел к двери.

— Вечером собрание будет. — Он, видно, немного успокоился, сорвав доску. — Чтобы все пришли. Мкртыч Пахалпаджян ночью арестован…

И ушел.

— Что он сказал? — спросила Люба, разглядывая наши удивленные лица.

Никто ей не ответил. Я подошел и шепнул:

— Он сказал, что Варпет Мкртыч арестован!

— Что?!

Люба, как подкошенная, села. Я живо представил себе Варпета Мкртыча в маске, с бомбой в руке, похожим на тех злодеев, каких я видел в кино.

Огонь в горне потух.

Отец взял спичку, чтобы снова разжечь огонь, но помедлил и отшвырнул коробок.

— А что он сделал? — спросила Люба и почему-то посмотрела на меня.

Я пожал плечами.

— Мко, узнай! — обратилась она к мужу.

Мко посмотрел на моего отца.

— Поглядим, небось где-нибудь и наша помощь потребуется, — утешал себя отец.

— И я так думаю. Надо выяснить, что такого сделал Варпет Мкртыч…

— Да бросьте, братцы… Что мы можем?.. Человек был в Америке… Зря только беду на себя накличем… — весь съежился Гаспар.

— Нет, а я думаю, что мы должны пойти и рассказать, как работал Варпет Мкртыч… Верно, спутали его с кем-нибудь… — воодушевился Васо.

— Говорю вам — бросьте!.. Не нашего ума это дело…

Мко молча направился к двери.

— Куда ты, Мко? — спросил отец.

— К председателю.

— Да ты что, не понял — мы тоже идем, — укорил его отец и, сняв с себя кожаный фартук, присоединился к Мко.

— Пошли, — повернулся Васо к Гаспару.

— А здесь кому-то надо остаться или нет?.. — тоненьким голосом обиженного человека заявил Гаспар.

Оставшись один, Гаспар посидел, подумал, потом начал ходить из угла в угол, жадно куря.