Треугольник

Все это было весьма странно. Мало того, что двое выживших из ума стариков застряли на горе, а еще вон о чем беседуют… Но как бы то ни было, а мы говорили именно так, таким удивительным образом.

— Может, ты слегка вздремнул?

— Думаешь, то была галлюцинация? — сказал Игнатиос. — А знаешь, это же известная вещь, еще Достоевский писал, что о той жизни знает лишь тот, кто одной ногой побывал там. По-моему, я должен был умереть, и не умер. Просто должно было остановиться сердце, и не остановилось. В этот самый миг я увидел себя на расстоянии двух метров… Я еще не ушел по ту сторону окна… Представляешь, как хорошо там, еще дальше? Если бы сердце остановилось и я бы продолжал свое движение… я бы узнал больше… Вокруг было так просторно, так свежо… Я теперь знаю, что там хорошо.

В комнате я, может быть, иначе воспринял бы его слова, но здесь, на вершине горы, среди красного гравия, двое пожилых людей, висящих в странных позах… Представляете мое состояние? Я решил объяснить необъяснимое.

— Что, у тебя в самом деле сердце больное?

— Да, с сердцем плохо, — ответил он. — У меня в кармане нитроглицерин.

— Скажи кому-нибудь, что с больным сердцем пошел в горы, не поверит.

— Люди ничему не верят… Они ничего не знают, — вздохнул мой друг. — Они верят в то, во что легко поверить.

— А как ты сам объясняешь это? — спросил я, чтобы не счесть его за сумасшедшего. Подтекст был следующий: «Видишь, я тебе серьезно задаю вопрос, значит, воспринимаю твои слова всерьез». Почему-то всегда я стесняюсь, когда мой собеседник попадает в неловкое положение.

— Это была душа, дорогой мой, — сказал Игнатиос. — Прежде бы так сказали… Я сейчас знаю больше. Наука открыла ядро. Физики нашли самые маленькие частицы, обнаружили нейтрон… и нейтрино, А знаешь, что такое нейтрино? Его масса в неподвижном состоянии равна нулю. То есть когда оно не движется — его нет. Но когда движется — существует. А что такое душа? Тоже — и нету, и есть… Говорят — где же душа? Если она есть, то где же она находится? Как она может существовать без тела? А почему она не может существовать сама по себе, вне тела? Физики открыли душу… Это наука… Ядро может взорвать мир, и нейтрино может взорвать мир. Значит, какая же большая сила заключена в самой маленькой частице! И даже бестелесной частице. Малое против большого. И в равной степени могучее… Когда движется — оно есть, оно большое, оно видно.

— Нейтрино?..

— Да, душа…

Солнце почти совсем зашло за горы, и силуэт моего друга был едва различим среди контуров камней.

— Спустимся… — сказал я. — Игнатиос, спустимся, а то скоро ничего не будет видно…

И меня охватила грусть при мысли о беззащитности природы.

— Ладно, — сказал наконец Игнатиос, и я увидел, как он почти на животе скользит вниз.

Я тоже зарывался ногами в гравий, гравий немного сыпался вниз, собирался на скале, подобно ступеньке, и я двигал вперед вторую ногу. Мне было сравнительно легче. Наверху гравий был покрупнее.

Огромный камень сорвался сверху и катился вниз, все вниз, потом заглох, замер в ущелье. Только тогда я взглянул наверх.

— Осторожно, Игнатиос… Не роняй камней, а то они и меня унесут с собой.

Игнатиос молчал, и его молчание стало особенно ощутимым, когда умолк шум, вызванный обвалом.

Я посмотрел вверх и не заметил ничего движущегося.

— Игнатиос… — сказал я, потом закричал. Голос мой отдался в горах. Я на миг замер и прошептал:

— Игнатиос!.. родной!..

Я понял, что тело Игнатиоса упало вниз.

Я именно сейчас испугался одиночества и темноты, мне захотелось очутиться в своей теплой комнате с электрическим светом.

— Игнатиос! Игнатиос! — всхлипывая, повторял я, быстро сбрасывал вниз ноги и был немного обижен на своего друга… Мне казалось, что какое-то нейтрино от него улыбается мне откуда-то. А сам я не знал, куда мне идти сначала — в деревню или в Ереван, в милицию или к нему домой, чтобы сообщить, что тело Игнатиоса уже упало…

Пока я с большим трудом, ворча и спотыкаясь, перешел реку Азат, уже стемнело… Но казалось, ничего не случилось… Я был внутренне спокоен. И только одно подумал: «Если я и в самом деле повстречаюсь с душой Игнатиоса, как мне к ней обратиться? Он и сейчас Игнатиос? А может, надо будет звать его «товарищ Нейтрино»?

Скандалисты

Дядя мой, Карапет, был самым трусливым в нашем роду и бежал из Эрзерума до самой Астрахани; другой дядя, Седрак, с тетей Пепроне добрался до Грозного; отец мой попал в Шемаху, а дед мой только перешел российскую границу, перевел дух, да там и осел, в надежде скоро вернуться в родные места.

Со временем все снова собрались под одной крышей, успокоились и начали жить.

В одно обычное воскресенье после обеда дед сел, потом прилег, покряхтел, повернулся на правый бок, потом на левый, поскрипел зубами, потом, вспотев, снова сел, почесал грудь, обалдело посмотрел на нас и сказал:

— Ну, что уставились на меня?..

Дядья переглянулись.

— Да так… — сказал мой отец.

— Может, смотреть на меня не стоит, а?

— Отчего же… стоит… — запинаясь, сказал Карапет.

— Так стоит?.. рассердился дед Погос. — Стоит, значит?.. Что я вам, обезьяна какая-нибудь?! — Потом выставил свои руки: — Эти мозоли сделали вас людьми!.. — Потом постучал по впалой груди: — Это высохшее тело дало вам жизнь!

Грудь и в самом деле была высохшая, костлявая и издала глухой звук дерева.

— Войдите! — приветливо, тоненьким голосом откликнулась из соседней комнаты тетя Пепроне.

Мой отец засмеялся. Дед Погос схватил со стола медную пепельницу и запустил в дверь.

— Господи! — послышалось за дверью, потом выбежала тетя и стала хлопать себя ладонями по коленям: — Что случилось?..

— Молчать!.. — заорал дед. — Обезьяна!.. Молчать!..

Карапет медленно встал, направился к двери.

— Уходите, а?.. Бежите, будто обидели вас? — сказал дед. — Хватит!.. Хватит!.. — закричал он, и кулак его описал в воздухе круг, зацепив на этом пути скулу моего отца и челюсть Седрака.

Настроены мы были всегда на воспоминания.

— Проснулся я утром, поглядел на солнце… — сказал отец и посмотрел на стену комнаты.

Седрак усмехнулся.

— Какое тут может быть солнце?

— А где же?..

— Солнце вон там… — Седрак повел большим пальцем за спину, показал на противоположную стену: — Вот… в этой стороне!

— Ну, хватит!.. — махнул рукой отец. — Так, по-твоему, та стена восточная?

Седрак спросил еще более ехидно:

— А то нет?..

Отец взорвался:

— Да знаешь ли ты, в какой стороне Эрзерум, знаешь? В этой или той?..

Тетя согласна была с Седраком, Карапет и дед — с отцом.

Вскоре они перепутали стороны и показывали теперь уже на другие стены: отец показывал пальцем на стену Седрака, говоря: «Тут Эрзерум!», а Седрак — на стену отца: «Эрзерум тут!»

Сторонников отца оказалось больше, и Седрак обиделся, ушел в другую комнату. Пепроне расплакалась и последовала за ним. Целый день они не выходили к нам. Дед рассвирепел, взял и забил наглухо дверь комнаты Седрака. Тогда Седрак пробил другую стену и ночью вышел в сапожную мастерскую соседа Багдасара.