Тревога
Шрифт:
За эти дни Муборак всего один раз — кажется, на второй день после аварии — навестила Огулай, и то поговорили наспех. Потом из-за дел в Чукур-Сае зайти не смогла. Впрочем, оправдание всегда найдется. А разве не ее долг ободрить эту женщину, столько уже натерпевшуюся? И разве сама она не знает цену дружеской поддержке в трудный час? В детстве, когда арестовали отца и многие отвернулись от их семьи, сколько утешения и радости доставлял каждый приходивший к ним в дом! Совсем маленькой она это понимала очень хорошо. А теперь, когда стала секретарем парторганизации, выходит, перестала понимать и ценить!
Заметив приближавшуюся
Огулай тоже изменилась за эти дни — похудела, рябинки на лице сделались, кажется, еще глубже. И, может быть, от этого словно что-то перевернулось в душе Муборак. Она опустилась на корточки рядом с Огулай, сказала дрогнувшим голосом:
— Как здоровье, милая тетушка? Простите, — добавила она тихо, — не могла заглянуть к вам…
— Да, — Огулай кивнула. — Когда такое несчастье свалилось на голову рапса, конечно…
— Дело не только в ранее, тетушка, — помедлив, ответила Муборак. В словах Огулай ей послышался упрек. — Тут кое-кто постарался все запутать и замутить — не сразу разберешься. Но поверьте мне: все их козни во вред не только председателю, но и вашему сыну. Ведь мы знаем Набиджана. Он честный, хороший. И уж мы постараемся, чтобы все было учтено, как этого требует закон.
Только после этих слов Муборак заметила, что Нурхон давно уже сошла с лесенки и подсела к ним.
— Спасибо и на этом, дочь моя! — У тетушки Огулай слезы сверкнули в уголках глаз. — Видит бог, я никому не желаю ничего дурного. Никому!..
— И вам большое спасибо! — сказала Муборак. — Нурхон была у меня. Рассказывала про вас.
Нурхон нежно посмотрела на свекровь.
— Мама сама посылала меня к вам.
— Вот и хорошо! — сказала Муборак. — Вы не расстраивайтесь, тетушка. Мы всё помним и всё сделаем, чтобы ваш сын не пострадал невинно.
Эта встреча разволновала Муборак. Нужно что-то делать! Вот уже и люди начинают подталкивать. Она не заметила, как подошла к правлению. Проходя коридором, заглянула в кабинет председателя. На диване против двери, обхватив ладонями согнутые в коленях ноги, сидел Усто.
Едва Муборак приоткрыла дверь, Усто поднялся:
— А, доченька, здравствуй!
За два-три дня лицо его еще больше обветрилось, загорело прямо до черноты, курчавая борода и усы отросли, выцвели на солнце.
— Мы вот к тебе, — сказал Усто.
Тут только Муборак заметила неподвижно сидевшего в углу Валиджана.
Валиджан был замкнутый и хмурый, как обычно. Он сидел, опустив голову, поигрывая веточкой тала в руках. Но как только Усто издалека повел свой неторопливый разговор, Валиджан вспыхнул, прервал его и заговорил сам.
Видно, десять дней не прошли для него даром. Он был издерган, говорил нервно, путался, повторялся. Но за всем этим чувствовалось одно: он говорил искрение.
Валиджан был из тех людей, которые за все берутся со страстью, не жалея себя. Они и любят, и ненавидят, и ревнуют с одинаковой силой, безудержно… Раскаяние его было таким же страстным, как и былая неприязнь к Муталу. Он сейчас обвинял себя во всем: потеряв голову от страха за Шарофат, не понял, с кем и на что идет, не догадался, что клюнул на удочку тех, кто первый посочувствовал ему. Смалодушничал в такой трагический, ответственный момент…
По его словам выходило, что
теперь уже не Мутал, а он сам виноват во всем.Муборак попыталась успокоить его. Ее веско поддержал Усто. И Валиджан немного притих. Разговор кончился тем, что Валиджан тут же отправился в Чукур-Сай, а Усто по просьбе Муборак пошел разыскивать Султана.
События этого утра, усилившие возникшее уже чувство, что люди ждут от нее решительного шага, натолкнули Муборак на мысль самой поехать в обком. Но Мутал, когда она ему это сказала, даже расхохотался. Никакие доводы не могли его убедить. Тогда Муборак решила созвать партийное бюро. И только после того, как члены бюро высказались за то, чтобы в обком сперва поехала Муборак и подробно рассказала обо всем, Мутал сдался, но с условием, что Муборак предварительно поговорит с Муминовым.
Прищурив глаза, Муминов терпеливо дослушал рассказ Муборак. Про себя он не сразу согласился с ней, сначала даже хотел отправить ее обратно. Но в конце концов изменил решение.
— Так о чем же вы будете говорить с секретарем обкома? — спросил он.
— Как о чем? — Муборак, видя улыбку секретаря райкома, улыбнулась сама. — Вот обо всем этом и поговорю. Расскажу, что думают настоящие коммунисты нашего колхоза!
Муминов покачал головой. И вдруг с неожиданной легкостью встал с места.
— Ну что ж. Так и быть — согласен! А я, хоть и старик и не гожусь вам в кавалеры, с удовольствием поеду с такой красавицей!
С шутливой церемонностью он отворил перед ней дверь,
— Прошу!
XIV
Из ночной темноты перед Муталом вдруг возникло что-то черное, громоздкое на фоне звездного неба. Он словно очнулся: оказывается, он стоял на вершине холма, там, где гряда их обрывается во впадину Чукур-Сай. Перед ним одинокая скала, та самая, у подножия которой дней двадцать назад он на рассвете разговаривал с Усто Темирбеком. Да и сейчас до рассвета уже недалеко — внизу, на полевом стане, вспыхнул огонек, а позади, в кишлаке, начали перекличку петухи; предутренним ветерком повеяло с гор.
Мутал не мог вспомнить, как он очутился на этом месте. Помнил только, что шел из летнего клуба, где на собрании продолжали бурлить и клокотать разгоревшиеся страсти. Он никого не предупредил о своем уходе, даже Гульчехру. Шагал по улицам, весь переполненный думами. И вот очутился здесь, на знакомых холмах.
…Это началось третьего дня. Мутал приехал из Чукур-Сая, где спешно оборудовались силосные ямы. А бригада строителей под руководством Рузимата возводила новый полевой стан для комбайнеров и трактористов: через неделю, не позже, должна была начаться косовица. Хлеба почти созрели.
Мутал, как всегда в последние дни, возвратился из Чукур-Сая в приподнятом настроении. В кишлаке его ждала еще одна радость: прибыл, наконец, бульдозер, который так долго ждали!
Дело в том, что Мутал давно уже решил срезать все бугры на холме, где строили здания яслей и детсада, и разбить перед ними садик. Но без бульдозера тут было не обойтись.
И вот его прислали.
Мутал так обрадовался, что сам скинул рубаху, сел за руль, а в помощники взял Тахира.
Они начали с небольшого бугорка па краю холма, перед самым зданием яслей, стены которого поднялись уже выше роста человека. Этот бугорок мешал строителям.