Тревожная служба. Сборник рассказов

Вы можете спросить: к чему все это? Что общего между бетонными плитами, плохим настроением командира роты и ландшафтом, окрашенным восходящим солнцем в розовый цвет? Но если вы наберетесь терпения, то очень скоро все узнаете.

Когда я прибыл в часть, располагавшуюся в лесу на берегу пограничной речки, все солдаты были заняты работой. Трудностей оказалось значительно больше, чем я предполагал. Лесной путь по ту сторону относительно твердой дороги, укатанной лесовозами, был сырым и болотистым. А туда намечалось перенести службы материально-технического обеспечения с полевыми кухнями и всем прочим.

Автомашины вязли и разбивали болотистый грунт все сильнее, так что их не раз приходилось вытаскивать тракторами.

Старший полевой кухни — унтер-офицер в ярости плевал в красно-коричневую грязь. У солдат, втаскивающих автоцистерну с водой на только что сооруженную дамбу, по лицам градом катил пот. Тучи комаров накидывались на потные затылки и руки.

Я тихонько выругался.

Когда я протянул Кольперту пакет, он посмотрел на меня снизу вверх не иронически, а как бы говоря: «Ну видишь, что вы наделали со своим приказом...» Он молча взял у меня пакет. Я попытался сделать безразличное лицо, но вряд ли это мне удалось. Без всяких предисловий я сообщил ему свою идею. Правда, она была довольно абстрактной, но все же идея.

— Нужно достать бетонные плиты... — сказал я. — Так, штук... пятьдесят — шестьдесят.

Кольперт, куривший сигарету, не спеша сделал еще затяжку. Потом вдруг резко шагнул ко мне и шлепнул по затылку ладонью.

— Бетонные плиты... — начал он и сунул мне под нос жирного слепня, который уже успел высосать у меня несколько капель крови. — Прошу прощения! — заметил он и продолжал: — Бетонные плиты... Может быть, еще асфальтированную дорогу от лесной развилки до нашего пункта, электрический свет, ванны и в довершение всего кровати с мягкими матрацами?..

Осталось неясным, за что он извинялся — за удар по затылку, что, собственно, являлось добрым деянием, или за свой монолог, который, между нами говоря, был просто неуместным.

Он нагнулся, поднял камешек и бросил его в глубоко прорезанную колею, которая вела к гати, и стал искать другой.

Я присоединился к нему. Наклоняясь и подбирая камень за камнем, мы бросали их в чавкающую грязь и шли вперед.

— А я видел эти бетонные плиты, — сказал я. — Совсем недалеко отсюда, так в восьми — десяти километрах. Там написано: «Народное предприятие, строительный комбинат». Может, там можно что-нибудь получить?

Я нашел массивный булыжник и никак не мог его поднять. Кольперт помог мне.

— Взяли, еще раз взяли!

Опять чавканье грязи.

Я разогнулся.

— Давай поговорим серьезно! — сказал я. — Надо поехать туда. Строительная площадка недалеко. А у следующего перекрестка на посту народной полиции есть телефон. Черт бы меня побрал, если дело не выгорит! До сих пор нам все помогали и все было в порядке. Почему должно сорваться с плитами? Получим их, и все проблемы будут решены. А если делать так, как сейчас, мы выдохнемся.

После того как, рассуждая таким образом, мы разыскали десятка три камней, я подумал, что пора принимать решение.

Кольперт, казалось, внимательно меня выслушал, потом вытер грязной ладонью лицо, так что на нем остался коричневый след.

— Сколько весят плиты?

А действительно, сколько они могут весить? Я ответил приблизительно:

— Может, тонны две, а может, немного больше. Или меньше, — поспешил я добавить.

Кольперт осторожно, чтобы не запачкать, вытащил из кармана пачку сигарет и усмехнулся.

— Две тонны, говоришь? Всего две тонны? Прекрасно! Сущий пустяк. Когда-то мы носили такие брелки на часовых цепочках. Но то было когда-то. А теперь, здесь? Нам понадобится два автокрана — один внизу, для погрузки, и один здесь, для выгрузки. Ты понимаешь? Два автокрана! И это на воскресенье! Нет уж, лучше делать гать из бревен.

То, что мы после этого начали говорить друг другу, я опускаю. Потом я начал его агитировать.

— Никакого доверия к местному населению, никакой инициативы, отсутствие перспективы...

Однако все мои пылкие доводы оставались без внимания. Наконец я предпринял последний шаг, напомнив ему, что представляю как-никак вышестоящий штаб. Он сразу стал официальным:

— Если вы так считаете, пожалуйста. Мы попробуем!

Я не хотел навязывать ему свою волю, я только хотел его убедить. И добился-таки своего. Работы были временно приостановлены. А если ничего не выйдет? Но попробовать нужно.

Провидение или там еще кто — я не знаю — прислало в это время к нам на гору культбригаду с хорошенькой певицей. Культура оказалась как нельзя кстати и стала моей прямой союзницей.

А немного позже мы сидели в моей машине и снова петляли по дороге, только в обратном направлении...

В долине, где еще так недавно лежал туман, разгорелся прекрасный летний день. Тонкие струйки дыма из печных труб поднимались вертикально в августовское небо. Где-то звонил колокол сельской церкви. Гул большого колокола перемешивался с тонкими голосами маленьких колокольчиков, казалось выговаривавших: «Бесполезно... Бесполезно...»

Наконец из-за крутого поворота показался щит: «Народное предприятие, строительный комбинат».

За высокими штабелями плит стоял жилой автофургон. Окно на улицу было открыто.

По радио звучала музыка. Молодой голос распевал: «Для меня сегодня праздник, и все люди рады...» Звуки музыки иногда прерывались восклицаниями: «Туз пик!.. Десятка треф!.. Бубны!..»

У Кольперта погрустнело лицо и, казалось, не было ни малейшего желания вылезать из машины и мешать проведению воскресного карточного турнира местных любителей ската.

Что делать? Отступать с полдороги? Ни в коем случае!

Шагая к автофургону, я обдумывал, как лучше начать разговор. Что сказать: «коллеги», «товарищи», «друзья»?

Мы забрались по узкой лестнице. Кольперт еще раз обернулся ко мне и прошептал:

— Шестьдесят плит. Шестьдесят — достаточно! — Он уже загорелся.

Прежде чем я сказал «здравствуйте!», Кольперт уже успел заглянуть одному из игроков через плечо, приложив указательный палец к губам.

Трое с удивлением подняли головы и уже хотели бросить на стол только что снятые карты.