Тревожные галсы

Вертолет завис над палубой. Из кабины выбросили веревочный трап, по нему стал кто-то спускаться. На нем был кожаный реглан, шапка. Ветер сильно раскачивал его.

Наконец гость ступил на палубу. Он расстегнул реглан, поправил воротник и коротко сказал:

— Я — посредник, контр-адмирал Рудин.

— Знаю вас,--- с улыбкой ответил Скляров, но, увидев, как тот нахмурился, четко доложил: — Командир эсминца «Бодрый» капитан второго ранга Скляров!

— Вот теперь понял, кто вы, — Рудин пожал ему руку.

Скляров предложил адмиралу пройти в каюту, но тот отказался:

— Пойдемте на мостик. Вы, кажется, шестые сутки в этом районе? — спросил он на ходу.

— Так точно. — Скляров хотел было доложить обстановку, но Рудин опередил:

— Не надо. С обстановкой я знаком. Продолжайте действовать по плану.

Рудин почему-то долго был у штурмана, потом вышел из рубки, молча взял бинокль и стал разглядывать море. Он стоял на палубе, широко расставив ноги, стоял твердо, как будто врос в нее, и Склярову подумалось, что в этом человеке, прошедшем войну и отдавшем службе на море три десятка лет, еще столько энергии, что на троих хватит.

«Это что ж, выходит, я такой слабый, что другим завидую?» — упрекнул себя Скляров и скорее от стыда, нежели от робости, что рядом стоял адмирал, прикрыл разгоряченное на ветру лицо. Но вот странно, с той минуты, как посредник ступил на палубу «Бодрого», Скляровым овладела какая-то скованность. Команды стал отдавать осторожно, словно боялся допустить ошибку. Даже замполит это заметил. Шагнул к нему ближе, сказал тихо, чтобы не слышал адмирал:

— Делай свое дело спокойно, а то еще крен дашь.

Скляров усмехнулся и, воспользовавшись тем, что Рудин ушел на левое крыло мостика, заговорил:

— Ты знаешь, кто такой Рудин? Нет. А я знаю. Очень цепкий адмирал... — Повернулся, глянул, что адмирал все еще на левом крыле мостика, продолжал: — А я, комиссар, не хочу ударить в грязь лицом. Ты знаешь, человек я горячий, но не ради славы пекусь — слава, она, комиссар, горькая, если ты за нею гоняешься. А я хочу, чтобы она сама меня нашла. Ну это так, к слову. Знаешь, что меня пугает вот сейчас, в данную минуту?

— Ну?

— Как бы посредник не устроил нам баню. Нет, не за себя боюсь, — тут я тверд, любой приказ выполню, если даже придется нервишки пощекотать. За своих людей переживаю. А он обязательно что-нибудь для нас придумает...

Скляров хотел еще что-то сказать, но тут подошел к нему адмирал.

— Штурман давно плавает на «Бодром»? — спросил он.

Скляров ответил, что три года. Не преминул добавить, что дело свое Лысенков знает, правда, иногда тороплив, но грубых ошибок в кораблевождении не допускал, и он, командир, им вполне доволен.

— А что, товарищ адмирал?

— Вот, вот, торопится штурман. В прокладке курса неувязка была...

«Уже заметил!» — подумал Скляров и как-то некстати сказал:

— А лодки «противника» по-прежнему не дают о себе знать.

Адмирал поднес к глазам бинокль и словно бы невзначай обронил:

— Они ведут разведку, занимают позиции для нанесения ракетных ударов.

— Здесь? — насторожился Скляров.

— В океанах и морях, — уклонился от прямого ответа посредник.

И вот это еще больше насторожило командира «Бодрого». Он хотел было спросить, много ли лодок в этом районе, но тут же раздумал, потому что строгость адмирала ему мигом передалась, и он замялся. Почему-то подумалось, что там, на берегу, когда посредник станет докладывать начальству свои замечания по «Бодрому», он, должно быть, скажет и о неувязке с курсом... Ему казалось, что адмирал вот-вот станет давать вводные. Пусть дает, но только не сейчас: люди на боевых постах напряжены до предела, у каждого один и тот же вопрос: где лодки «синих»? С огорчением Скляров думал о том, что и эти шестые сутки поиска «противника», вероятно, пройдут безрезультатно.

Адмирал тем временем стал листать вахтенный журнал. Его заинтересовала короткая запись:

«В 03.45 обнаружен перископ подводной лодки».

Он закрыл журнал и с явной иронией в голосе спросил:

— Перископ?.. Странно, весьма странно. Перископ в районе, где корабль ведет поиск. Доложили об этом?

— Нет, товарищ адмирал. Не были уверены...

— В чем? — Рудин уставился на него своими карими, круглыми глазами, над которыми топорщились кустистые поседевшие брови.

Скляров обдумывал ответ.

— Я не был уверен в том, что это перископ, — наконец сказал он.

— Тогда зачем сделали запись в вахтенном журнале? — И опять адмирал уставился на него.

Скляров сказал, что начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Котапов, который стоит сейчас вахтенным офицером, ничуть не сомневается в том, что на экране был сигнал от перископа подводной лодки. Точка жирная, как клякса. Потому-то и появилась запись в вахтенном журнале.

— Ну, ну, — неопределенно молвил адмирал. — А доложить в штаб все же следовало. Как вы сказали, Котапов?

— Он самый.

— Я его знал еще лейтенантом, отличный мастер, ему вполне можно верить.

— Значит, был перископ? — улыбнулся Скляров.

Лицо адмирала стало вмиг хмурым. Он нехотя бросил:

— Вы уж тут сами разберитесь...

«Да, теперь можно не сомневаться, что то был перископ», — подумал Скляров. От этой мысли ему стало веселее, он почувствовал себя уже свободнее.

Корабль взял мористее. И вдруг послышался доклад акустика:

— Слышу шум винтов! Эхо по пеленгу сто двадцать! Предполагаю — лодка!

Эти слова, которых ждали пять суток, прозвучали, как взрыв.

Скляров, словно забыв о посреднике, схватил микрофон:

— Классифицировать цель! — И, обернувшись к вахтенному офицеру Котапову, приказал: — Сигнал боевой тревоги!

Но странное дело — дель не перемещалась. Сначала Скляров подумал, что обнаружена не лодка, а какой-то металлический предмет, быть может, затонувшее судно, но потом вспомнил о шуме винтов. «Нет, Морозов не может ошибиться», — успокоился он.