Тревожные галсы

— Очень даже. Собирается снова в эти края.

«Только бы не на мой корабль», — подумал Скляров, но об этом адмиралу не сказал.

Вертолет, сделав над кораблем круг, взял курс на север. Скляров, провожая задумчивым взглядом «стрекозу», грустно сказал:

— Да, толковый был у нас посредник. И моряк отменный — сутки не сходил с мостика...

Комаров согласно качнул головой:

— Глаз у него острый. Второпях я забыл сказать, по какому поясу бросать бомбы, и он взял это на карандаш. Котапов на три градуса увел корабль в сторону, он и это заметил...

Скляров между тем размышлял о другом — почему адмирал поспешил на «Бодрый»? Из головы не выходили его слова: «Серебряков на «Резвом», а я вот к вам заскочил». Припомнился Склярову и разговор с флагманским штурманом, с которым учился в морском училище. Он пять лет служил под началом Рудина, который тогда еще не был адмиралом. «Ты знаешь, какой Рудин? — спрашивал его флагштурман. — С закрытыми глазами читает карту, проведет корабль там, где едва шлюпка пройдет. Моряк дотошный, все он видит, все знает. Где он бывает, там всегда достается командиру. Помнишь Федорова на «Стерегущем»? По предложению Рудина он был снят с должности командира. А знаешь за что? Ни он сам, ни старпом не сумели ночью вывести корабль к Черным скалам. Там ведь местами малые глубины, камни...»

«Похвалил нас, а у командующего на подведении итогов небось все припомнит — и растерянность старпома, и те три градуса, которые второпях не заметил Котапов, — Скляров чертыхнулся в душе. — Ладно, поживем — увидим. А Котапова я все же похвалю — есть за что». Он подозвал капитан-лейтенанта. Тот подошел, щурясь от внезапно выглянувшего из-за туч солнца.

— Ты молодцом, Влас Лукич, — Скляров добродушно толкнул его в плечо. — Цепкий, а? Молодцом! Старпом тоже не лыком шит, да зазевался, и лодка ему хвост показала.

7

Учения продолжались.

«Бодрый» острым форштевнем резал крутые волны. Теперь он находился в отдаленном от берега районе, и моряки по-прежнему настороженно несли вахту.

После ужина Скляров оставил за себя на мостике старпома, а сам спустился в каюту отдохнуть. Он лежал с открытыми глазами, а в голове была одна и та же мысль. Неужели замысел «противника» сводился к тому, чтобы демаскировать себя? Но ведь лодка пыталась уйти?.. И почему она казалась вблизи берега? Где находятся остальные лодки «синих», и есть ли они в этом районе? Обычно в таких случаях Скляров старался на свое место поставить «противника», сопоставлял собственные действия с его действиями, и это помогало находить верное решение. Но сейчас до решения еще далеко. Мучила неопределенность, и даже успешная атака его нисколько не утешала. Скляров мысленно представил себе, как Журавлев, получив его донесение, сейчас над картой анализирует ход выполнения замысла учения. «Ему ясна вся картина на море — где наши корабли, где «противник», — размышлял Скляров. — Я же лишь один из сотен командиров, хотя и от меня кое-что зависит». Скляров повернулся на другой бок, потянулся рукой к телефону и набрал номер радиорубки. Кто-то ответил ему, кажется, Грачев. Да, это он, голос звонкий, что натянутая струна.

— Что-нибудь есть «Бодрому»?

— Нет, товарищ командир, — ответила трубка.

— А сводка?

Грачев доложил, что воздушные ракетоносцы нанесли внезапный удар по морскому десанту «синих». В районе острова Белого нашим противолодочным кораблям удалось обнаружить две подводные лодки «противника». Корабли вызвали гидросамолеты, и те обложили лодки радиобуями. Сброшено пять торпед, две из них поразили подводного «противника».

Скляров выключил в каюте свет. Неожиданно возникла мысль: а не попытаются ли лодки «синих» именно здесь форсировать противолодочный рубеж? Ведь в этом районе один «Бодрый»... Он устало зевнул. Под гул работающих турбин и грохот моря Скляров задремал. Очнулся, почувствовал чье-то прикосновение к плечу. В темноте разглядел лицо Петра Грачева:

— Товарищ командир, радиограмма...

Скляров включил свет и пробежал текст глазами. Штаб флота приказывал незамедлительно выставить минное заграждение в районе, где была обнаружена подводная лодка. Радиограмму подписал Журавлев. Скляров понял, что это неспроста, времени терять нельзя. Он взял с вешалки шинель и поспешил на ходовой мостик.

На верхней палубе было свежо, Скляров на ходу застегивал на шинели пуговицы. Море черное, как и небо. Вода холодная, тяжелая. Волны глухо ударяли в борта.

«Я переживал, что останусь в стороне от боевых дел, и напрасно, — размышлял Скляров, поднимаясь на ходовой мостик по скользкому трапу. Трап весь в воде, даже сюда попадали брызги. — Кто же это придумал — ставить мины? Видно, комбриг Серебряков, но только не адмирал. Ему предложили мой корабль, и он росчерком пера все узаконил. Что ж, я доволен. Я не собираюсь отступать. Пройдет некоторое время, и мины будут выставлены, они преградят субмарине курс. Только бы не потерять время. Тут важна каждая минута...»

На мостике старпом и штурман Лысенков при свете ночного фонаря что-то разглядывали на карте.

— Что вы там гадаете? — спросил Скляров, подходя.

Комаров не замедлил сказать, что район постановки мин выбран весьма удачно. Но его смущает одно — есть ли там «противник»? А если все это впустую?

— Вы же знаете, что я человек осторожный и не в моей натуре лезть напролом, — добавил Комаров, смахнув с лица капли воды.

Склярову явно не по душе пришлись его слова, подумалось — неужели старпом считает, что постановка мин в указанном адмиралом районе — дело пустяковое, которое нисколько не отразится на общем ходе учений? Да, поход с каждым днем для «Бодрого» все тяжелее. Но разве в море бывает легко? Вряд ли, во всяком случае, для Склярова — а об этом он судил на собственном опыте — любое учение было своего рода ступенькой к вершинам командирского мастерства, и то, что море порой до слез избивало в походе, не угнетало его, а по-хорошему злило. Да, он, Скляров, не терпел холостых миль, не мог смириться с тем, если поставленная перед кораблем задача решалась не так, как надо, появлялись издержки, и тогда он сердился и на себя, и на старпома, и все ворчал: Кормить нас не следует, мы плохо сегодня работали в море». Но так бывало редко — у командира одна забота — как бы лучше выполнить поставленную перед экипажем задачу. Теперь это была постановка мин, дело с виду хотя и простое, но требующее четкости всех звеньев сложного корабельного организма.

— А если все это впустую? — вновь повторил старпом, полагая, что над этим задумался и командир.

— Что? — в голосе Склярова послышались сердитые ноты. — Роберт Баянович, не каркайте. И потом начальнику штаба флота, к которому сходятся все нити учений, виднее, куда нас бросить. Вы, надеюсь, поняли замысел адмирала? Умно придумано, с учетом создавшейся обстановки.

— Выходит, так...

Скляров приказал объявить боевую тревогу.

— Корабль к постановке мин изготовить!..

Колокола громкого боя взорвали тишину. До сигнала в кубриках и каютах все моряки, кроме вахтенных, отдыхали. В считанные секунды все были на боевых постах. Ожили ракетные установки. Мины находились на исходных, готовые к сбросу за борт. Жерла реактивных бомбометов уставились в темное ледяное море. На мостик поступали отрывистые доклады с постов:

— К бою готов!..

— К бою готов!..

Скляров смотрел на часы и не мог не чувствовать удовлетворения. Прежде, еще в училище, ему казалось, что сколотить десятки людей в единый коллектив легко. На практике оказалось не так просто. Ему пришлось много и кропотливо работать, чтобы добиться от всех мгновенной реакции по сигналам, четких, синхронных действий на постах. Сейчас он подумал о том, что поставить мины надо до рассвета. Он это хорошо понимал, теперь это должны понять все.

Когда старпом доложил о готовности корабля к бою, Скляров выдал рулевому новый курс — сто десять градусов, а сам подумал о том, что надо как можно скорее прибыть в заданный район. И тут же его озадачила новая мысль — как дела у Кесарева? Но, увидев на юте тележки с минами, успокоился.

— Роберт Баянович, — окликнул он стоявшего у телеграфа старпома, — помогите штурману определить район постановки мин.

— Есть!

Скляров был весь собран, напружинен, усталости как не бывало. «Надо перекрыть узкость минами, чтобы ни одна лодка «противника» не смогла проскочить, — размышлял он. — Мы это сделаем быстро. Лодки не пройдут. Скорее я дам себе отрубить палец, чем пропустить хоть одну субмарину». И Скляров уже пожалел о том, что с корабля ушел посредник адмирал Рудин. Убедился бы еще раз в безупречной выучке экипажа «Бодрого».