Тревожные галсы

— Черняк — не ребенок, и я ему не нянька, чтоб ходить по пятам. Я еле успел мины проверить. Я чертовски устал...

— Тяжело, да? — Скляров смотрел на Кесарева в упор. — Так, так. А может, вам в тягость боевая часть, может, подыскать службу полегче? Я это могу сделать — росчерк пера — и вы будете на берегу.

В его голосе было столько злости, что Кесарев не выдержал:

— Можно и полегче. Я вас понял. Можно и полегче, — вновь повторил капитан-лейтенант. Он как-то неловко взялся за околыш фуражки, потом опустил руку. — Товарищ командир, — сказал он, заикаясь, — я виноват, но... — И умолк.

Скляров пристально смотрел на него, казалось, он раньше никогда не видел Кесарева и теперь старался разглядеть и запомнить все черточки на его лице.

— Что еще?

Кесарев разжал губы:

— В ту минуту я растерялся, но все же бросил ему спасательный круг... Я...

— Идите! — резко сказал Скляров.

Кесарев молча шагнул к трапу, но тут же застыл на месте, опечаленно взглянул на командира, хотел что-то сказать, но махнул, рукой.

Всю эту сцену наблюдал замполит. Пока капитан 2 ранга отчитывал Кесарева, Леденев молчал: он прекрасно понимал состояние командира. Но теперь он сказал:

— Грубовато, Павел Сергеевич. Ты обозлил человека...

— Может, мне извиниться перед ним? — Лицо Склярова покраснело. — Грубовато... Ну и сказал, комиссар. Так ведь задачу мы сорвали! В бою — это потери сотни жизней людей.

— Не надо громких слов, я их не люблю, — возразил Леденев.. — С подчиненными по-душевному старайся говорить, тогда они горы могут свернуть. А ты рубишь сплеча. Негоже так. Сам же говорил, что теплота к людям — что луч солнца!..

Скляров промолчал. Он мучительно размышлял над происшедшим. Он еще не знал, что предпринять, как доложить адмиралу. Боялся, что корабль отзовут с учений. Нет, надо что-то делать. Но что?

— Товарищ командир, разрешите?

Это корабельный доктор. Лицо у него заметно побледнело, нос заострился, по всему было видно, что волновался. Он доложил о том, что матрос Черняк сильно ушиб голову, ему нужна квалифицированная помощь. И как можно скорее. До базы он продержался на уколах, а там — сразу же в госпиталь.

— Вы слышите? — Скляров кивнул замполиту. — Вот вам и по-душевному... — Он с минуту подумал, потом взял листок бумаги и, нагнувшись к столику, стал писать донесение. Вызвав на мостик Грачева, вручил ему радиограмму.

— Срочно. В штаб, лично Журавлеву. И будьте в радиорубке, пока не поступит ответ.

Грачев вихрем скатился по трапу.

Корабль мерно покачивался на тяжелых волнах. По-прежнему море темное; черное, в тучах, небо, устало мерцавший огонь маяка — все это настораживало, заставляло забывать, чем живешь на берегу. Леденев осторожно спросил:

— Что собираешься делать с Кесаревым?

Скляров едва не выругался. «И чего ты, комиссар, так о нем печешься? Лучше бы научил его критически относиться к себе. Да и время ли сейчас думать о Кесареве? С минуты на минуту я жду решения адмирала, А ты тут со своим Кесаревым...» А вслух сказал твердо:

— Уберу его с корабля.

— Уберу, как будто Кесарев вещь, — раздумчиво возразил Леденев, — тут все взвесить надо...

— Все взвесил и решение принял.

— Как командир. А как коммунист?

Скляров сухо заметил:

— Чую, к чему клонишь: мол, Кесарев — лучший на флоте минер и этот его промах случайный. Ведь так?

— Не угадал, Павел Сергеевич, — Леденев вдруг засмеялся. — Я знаешь, что вспомнил? Как ты меня принял на корабль. Ну, думаю, Чапаев, и все. А?..

Скляров хмыкнул. В тот день в штабе флота на совещании командиров кораблей командующий похвалил его, сказав, что «Бодрый» находится в надежных руках. Склярову было приятно услышать такое, и, конечно же, вернулся он на корабль в прекрасном настроении. Едва в каюте снял тужурку, как дежурный офицер доложил, что на корабль прибыл новый замполит.

— Проводите его ко мне...

«Поглядим, что за птица, — подумал Скляров, надевая тужурку. — Мне нужен орел, а не пташка».

Капитан 3 ранга Леденев, войдя в каюту, представился командиру. Он успел заметить, что Скляров сидел в кресле веселый, с румяным лицом. Впечатление такое, будто ему только сейчас орден вручили.

— Садись, замполит, — Скляров дотянулся к столу, взял папиросы. — Куришь? Нет, да? Молодец. А я вот не могу бросить. Курево успокаивает, особенно в море... Значит, из академии?

— Прямым курсом на «Бодрый», — улыбнулся Леденев.

— Сам попросился?

— Нет, направили сюда, — помолчав, Леденев добавил: — Я никогда сам не прошусь. Куда пошлют...

— А ты, ^:замполит, скромный, — засмеялся Скляров. — Думаешь, и я такой? Дудки! Я за свое дело, за свои мечты драться буду. Думаете, мне на блюдечке преподнесли корабль, дескать, берите, Павел Сергеевич, «Бодрый» в руки и командуйте. Нет, на блюдечке мне его не дали. Я боролся за то, чтобы стать командиром. Я просил дать мне корабль. И мне его дали. А по-твоему выходит, мне следовало ждать, куда пошлют. Нет, замполит, тут должна быть честная борьба.

— Ну, а если бы не дали корабль, тогда как? — спросил Леденев, и на его лице появилась улыбка. — Пошел бы просить командующего?

Улыбка на лице Склярова угасла.

— Никогда. Должность дают по заслугам.

— И я о том толкую — по заслугам, — весело сказал Леденев. — А какие у меня были заслуги, когда я только закончил академию? Потому и пошел туда, куда послали. Но о «Бодром» я много слышал и рад, что попал на ваш корабль. Как тут у вас, а?

Скляров улыбнулся, обнажив крупные, белые, как морская пена, зубы.

— Кинофильм «Чапаев» видел? Так вот я Чапаев, но без Фурманова. Понял? Мой замполит ушел на крейсер. Один я... А теперь вот ты пришел. Как плечи у меня, широкие?

— По-моему, да. А что?

— Вот на них, — Скляров качнул плечами, — сидит весь корабль. Все, что тут есть, на моих плечах. Вот и ты теперь тоже на моих плечах.

— Тяжко, товарищ командир? — с иронией спросил Леденев, но Скляров этого не заметил.