Трейдер. Деньги войны

Вот уж хрен.

Если нас растопчут, мне-то пофиг — на том же апельсиновом соке проживу, пусть и с криминальным душком. А Ося, а Панчо? И такая злость меня взяла за все прошлые неудачи сразу! Ведь каждый раз я объяснял провал внешними причинами, а тут мне дали идеальные условия, и если я даже сейчас не вытяну, то, получается, дело именно во мне. Грош мне цена, как инженеру и бизнесмену, если не найду решения. Оставалось стиснуть зубы и карабкаться вверх, как уже делал неоднократно.

Первым делом я вытряс расклады из Лаврова, он даже несколько опешил от моей настойчивости, но расстановку обрисовал:

— Сложнее всего с экспортом концентрата. Атакует семья Беннини, но им интереснее договориться, чем побить все горшки и остаться ни с чем.

Потому как только поступил запрос на встречу, я согласился.

— Я с тобой, — одернул пиджак Панчо.

— Я тоже, — заявил Ося. — Я умею вести разговоры до людей.

Утром у Памела-корт остановился Chrysler Imperial 80L благородного бежевого цвета, с красными спицами колес и сияющими крылышками над хромированным радиатором. Из приехавшего вместе с ним Plymouth Q вышли два лба и скользнули по нам взглядами из-под нависших бровей. Один зашел в Chumley’s, второй подошел к «империалу» и взялся за ручку задней двери и открыл ее, только когда первый вышел обратно и кивнул.

Из машины вышел худой и невысокий человек с острым лицом, одетый с иголочки и благоухающий цветочным одеколоном — Сальваторе, глава семьи Беннини.

Тем временем мы втроем зашли в пустой Chumley’s через Бедфорд, дождались контрагентов и уселись за единственный стол, стулья с которого были сняты и расставлены вокруг. Тонкий портфель я положил чуть сбоку.

Сальваторе сел передо мной:

— Доброе утро, молодые люди, надеюсь, вы вправе обсудить сложности апельсинового бизнеса.

Я хотел было ответить, но у стены рядом со входом встали Амброзио Маццарино и тот белогвардеец с рассеченной бровью, которого вычислил Ося.

Глава 18 Процветание будет бесконечным

Сердце екнуло и провалилось ниже пяток — сейчас нас будут убивать и грабить. Правильно я не верил их политесам, доны корлеоны только в книжках и фильмах мудрые да справедливые, а на деле — бандиты и сволочи, любой подлянки ждать можно.

Но деваться некуда, надо держаться, хотя этому очень мешала предательская капля, стекшая по хребту, да вспотели кулаки, которые я положил на портфельчик.

Гангстеры с презрительными ухмылочками встали у стены, один только Амброзио таращился на меня и Панчо испепеляющим взглядом, проявляя куда больше темперамента, чем мог позволить себе капореджиме* при большом боссе — такие бешеные долго не живут. Наконец, он не выдержал, дернул покрасневшей щекой, приблизился к дону и зашептал ему на ухо на сицилийском диалекте. Несложно догадаться, что он там вещал — уж больно злобно он зыркал на меня и Панчо, имя «Розарио» я тоже разобрал.

* Капореджиме — глава отдельной ветви в «семье»

Белогвардеец же как встал у стены, так и стоял, равнодушно глядя на барную стойку, словно происходящее его не касалось.

— От жеж золотопогонная морда… — выдавил сквозь зубы Ося.

Его слова я скорее понял, чем услышал, настолько тихо он сказал, даже не изменившись в лице. Панчо тоже делал каменную рожу и скучающе рассматривал телохранителей Беннини, в точности исполняя мои инструкции, которыми я пичкал их весь день перед походом в спикизи: держать себя как можно более равнодушно, не спорить, не дергаться.

Тем более, вокруг Chumley’s Панчо расставил детективов и агентов, так что если тут начнется заварушка, гангстерам мало не покажется. Нам, впрочем тоже, живыми не выберемся. Но вчерашняя накачка помогла не скатиться в панику — слишком уж нелепо сперва объяснять другим, как надо себя вести, а потом самому обосраться.

Сальваторе с интересом взглянул на меня из-под густых бровей и спросил с легким итальянским акцентом:

— Мой человек говорит, что ваш человек убил его брата. Это кровное дело, и я бы не хотел, чтобы оно мешало нашим отношениям.

Блин, пришлось «включать дурака».

— Когда убил? Кто? — нахмурился я, глядя на мафиози.

Сицилийцы снова перекинулись парой слов.

— Восемь лет тому назад. Вот этот. Черные волосы, темные глаза.

Панчо только пожал плечами.

— Фрэнк работает со мной только шесть лет. Ваш человек не мог спутать? — изо всех сил изображал я спокойствие, несмотря на мокрую спину. — Все-таки столько времени прошло, а под описание подходят и три четверти ваших людей.

Боковым зрением я заметил, что белогвардеец высокомерно скривил рот, а кое-кто из телохранителей задавил ухмылку — похоже, не все любят Амброзио. А Панчо за восемь лет сильно изменился: исчезла юношеская пухлость щек, тело набрало мускульной массы… А что кожа смуглая да глаза черные — так масть такая, южная.

— Со всем уважением, мистер Беннини, я бы предпочел от личных дел перейти к бизнесу.

— Амброзио, — держа меня взглядом, полуобернулся Сальваторе, — ты можешь поклясться на распятии, что этот тот самый человек?

Амброзио вздрогнул и снова что-то горячо зашептал на ухо дону. Тот выслушал его и отпустил взмахом руки.

— А где были вы в тот день? — палец Беннини уставился на Панчо.

— В какой именно день?

Ай, молодец Панчо! Не был, не знаю, не помню — все по классике. И вообще, приехал в США на год позже. Что, кстати, подтверждается его документами.

Пока он там вальяжно отнекивался, я для сохранения спокойствия считал капли, катившиеся по спине и молился, чтобы не взопрел лоб. Для отвлечения думал о чем попало — о Таллуле, о технологическом институте, о Хиксе, компаунде и полимерах, о письме Кольцову, которое давно пора написать.

Наконец, Сальваторе пальцем поманил того, с рассеченной бровью.

— Нет, мистер Беннини, уверенно опознать не могу, слишком давно все случилось. Да и темно было, — прозвучал спокойный ответ с русским акцентом.

— Что, совсем никого?

— Почему же, мистера Грандера узнаю, я следил за ним по указанию мистера Маццарино.

Пока белогвардеец отходил обратно, где привалился спиной к панелям и снова принялся разглядывать фотографии на стенах, сидевший по правую руку от Сальваторе консильери* наклонился к боссу, вполне разборчиво и достаточно громко произнес несколько слов на диалекте.

* Консильери — «советник», второе лицо в иерархии «семьи»