Три апокрифа

– Гордые вы, - заметил Марцелл.

– Ты имеешь в виду греков?
– скромно спросил Архимед.
– Я могу идти?

– Вовсе нет, - засмеялся Марцелл.
– Я хочу с тобой поговорить. Читал твою "Катоптрику".

Архимед поднял удивленный взгляд, упиравшийся до этого в траву и розовые камешки.

– Ты интересуешься физикой?

– Так, немного, - засмеялся Марк Клавдий Марцелл. По лицу трибуна промелькнула усмешка.
– Я и "Эфода" читал. Даже прорешал после тебя все четыре задачи. Остроумная вещь - это интегральное исчисление. Как ты его называешь? Метод исчерпывания?

– Ты еще и математик?
– без малейшей иронии спросил пораженный Архимед. Казалось, он неожиданно обрадовался этому.

– Ты говоришь с одним из лучших физиков и математиков столетия, просветил Архимеда Публий Камилл Мурена.

– Очень рад!
– искренне воскликнул Архимед.
– Я и правда рад!
– обратился он к Марцеллу.
– Но тогда зачем ты воюешь, смею спросить? Зачем завоевываешь чужие города? Почему не сидишь дома и не занимаешься вычислениями?

Консул повернулся к коллеге:

– Что поделаешь, война, приятель. А меня избрали консулом. Политика есть политика. Кроме того, взятие Сиракуз было чисто инженерной операцией. Но теперь позволь и мне задать вопрос. Зачем воюешь ты, Архимед?

– Я?!
– удивился ученый.
– Мне кажется, я не понимаю тебя.

– Серьезно?
– консул посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты спросил меня, почему я воюю. Я должен воевать, ибо я консул, а в настоящее время еще и dux classis , командующий флотом. Но ведь ты - частное лицо, ученый. Почему воюешь ты?

– Но я...
– тихо и отчетливо проговорил Архимед, - я вовсе не воюю! С войной я не имею ничего общего! Когда пришли твои воины, я как раз рассчитывал площадь эллипса. Много лет я занимаюсь диофантовыми уравнениями. Какая тут связь с вашей войной?

Марцелл хотел было спросить, нашел ли он уже надежный метод вычисления плоскости эллипса, но вместо этого сурово произнес:

– Машины с ваших укреплений уничтожили четыре наших корабля! Камнеметы потопили одну длинную ладью, а ваши проклятые зеркала вызвали пожар на трех триерах и отправили их на дно. Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знаешь?

– Я слышал, - ответил ученый.
– В свое время об этом говорил весь город.

Консула охватил гнев.

– Машины на ваших укреплениях продлили осаду Сиракуз по меньшей мере на год!
– воскликнул он.

– В самом деле?
– переспросил с явным удивлением Архимед.

Римлянин овладел собой. Тем временем трибун усердно и без устали что-то записывал на восковой табличке. Уже начался допрос, и с учетом готовящихся строгих мер следовало соблюдать все предписания закона.

– Послушай, Архимед, - тихо и зловеще проговорил Марк Клавдий Марцелл, уж не собираешься ли ты утверждать, что ты не в ответе за потопление наших кораблей?

– Я?!
– неописуемо удивился ученый.
– Да ведь я... я годами не выходил за пределы своего жилища и сада! Сижу и считаю, порой провожу какой-нибудь эксперимент с твердым телом в жидкости, изредка записываю кое-что на свитке... Это читает горстка людей - что тут общего с войной и вашими кораблями?

"Я читал все твои свитки, - хотел сказать Марк Клавдий Марцелл.
– Читал трактат о центре тяжести и свиток о равновесии, трактат о наклонной плоскости я даже экспериментально проверил, так же как и метод определения специфического веса..." Но вместо этого он гневно обрушился на Архимеда:

– Стало быть, с вашими оборонительными машинами ты не имеешь ничего общего?

Ученый протянул руки. Белые, изнеженные, беспомощные ладони интеллектуала.

– Ты можешь себе представить, Марцелл, чтобы такими руками я вбил гвоздь или связал лыком какую-нибудь конструкцию?

– А кто делал чертежи этих машин?
– резко спросил Марцелл.

Игла трибуна замерла в воздухе над поблескивающей восковой табличкой.

– Не знаю, - четко ответил Архимед.
– Не имею понятия.
– Но вдруг сообразил, куда клонит консул. И негодующе воскликнул: - Я вообще не умею делать чертежи! Они меня не интересуют! Я теоретик! И никогда не интересовался войной!

Некоторое время стояла тишина. В стройных пиниях прошелестел ветерок. С моря долетали ритмичные выкрики легионеров, по команде передвигавших тяжелые грузы: они ремонтировали пристань, разоренную завоевателями и опустошенную оборонявшимися. Консул Марцелл сделал несколько шагов, его кольчуга тихонько позвякивала; вернувшись на прежнее место, он неожиданно опустился на сиденье из слоновой кости - знак того, что он приступил к своим служебным обязанностям: уже никаких шуток, любезностей, никакого разговора на равных.

– Архимед, - холодно заговорил консул, - ты обвиняешься в том, что в боях за Сиракузы нанес нам огромный ущерб, что своими изобретениями способствовал двукратному продлению осады, чем сорвал всю нашу кампанию на Сицилии. Что скажешь в свою защиту?

– Это вопиющая бессмыслица!
– вскричал Архимед.
– Никогда у меня не было ни единого военного изобретения! Ни плоскость, ни периметр круга не имеют никакого отношения к войне! Я человек сугубо штатский!

– Гм, - хмыкнул Марцелл.
– Тогда послушай, сугубо штатский человек. Камнемет, который потопил наш корабль, основан на твоей теории рычагов. Устройство, которое спалило наши триеры и погубило их команды, построено на твоей теории отражения тепловых лучей сферическими зеркалами. Твои это теории или нет?

– Мои, - согласился Архимед.
– Но я ни разу не взошел на укрепления и военных машин в глаза не видал. Я не несу ответственности за то, что кто-то прочитал несколько научно-популярных статей о моих открытиях и потом использовал их для создания смертоносных механизмов.

– Ты в этом убежден?
– задумчиво произнес Марцелл.

– В чем?
– несколько неуверенно переспросил ученый.

– Что не несешь за это ответственность.

– Разумеется!
– воскликнул Архимед.
– Мои открытия - всеобщее достояние! Каждый может их использовать как ему вздумается!

– Гм... И в целях убийства?

– Это же демагогия!
– возмутился Архимед.

– Ты что-нибудь предпринял против того, чтобы твои мысли, твои теоретические открытия использовались для убийства людей?

– О боги, да разве я мог?!
– с горечью возразил ученый.
– Я же частное лицо! Любитель! Штатский человек! На военные операции я не оказывал ни малейшего влияния. Просто обдумываю проблемы математики и физики. Ни о чем ином меня никто никогда не спрашивал!

– Твои теоретические раздумья, - сказал Марцелл, - стоили мне четырех боевых кораблей. И будут стоить сорока тысяч голосов во время ближайших выборов. Этого не пиши, - повернулся он к трибуну. Затем встал. Жестом подозвал Архимеда и, взяв его за локоть, отвел в отдаленный угол сада, где они оказались одни.