Три безумных недели до конца света

– Мрут усе к чёртовой бабушке, – объяснил фон Зайкинн и для пущей убедительности, решительно рубанул рукой воздух. Казалось, он наслаждался создавшейся ситуацией.

– Каково положение на островах? – спросил премьер.

– Эпидемия приостановилась было, – доложил фон Борофф с таким видом, будто это было его собственной заслугой, – но вспыхнула с новой силой…

О, Нимфодор всегда знал, что и где следует говорить! Базиль почувствовал укол ревности. Всю свою сознательную жизнь он преклонялся перед Нимфодором и, одновременно, ненавидел его. Оба они были личными советниками премьера. Нимфодор фон Борофф – советником по Особо Секретным Делам, а Базиль фон Зайкинн – советником по Крайним Случаям. Друг для друга они всегда были неразлучными друзьями, ну, а для премьера – людьми, которые брались за любые, даже самые сомнительные поручения.

– Да шо уж там говорить, – вмешался Базиль, ибо ему показалось, что премьер слишком внимательно слушает Нимфодора. – Вымерли ужо все. Вообще, ситуация складывается весёленькая…

– Да уж послал Бог помощничков!!! – гавкнул фон Шайтан, наградив советника по Крайним Случаям свирепым взглядом.

– Я только в том смысле…, – замерев в страхе, пробормотал Базиль. Его сизые, чисто выбритые щёки, задёргались в нервном тике.

«Вероятно, он решил, что я один довёл Хватляндию до сегодняшнего её состояния», – подумал он с неприязнью.

– Докладываю, – решительно заговорил Нимфодор. – Во всей стране не осталось ни кур, ни коров, ни поросят. Вся Хватляндия питается травой. Скоро будем мычать… да что, будем. Я вот уже мычу. Му–у–у!

Вот что значит – Нимфодор фон Борофф во всей красе! Он, в отличие от Базиля, всегда и в любой ситуации находил правильные слова и правильный тон. Нет, фон Зайкинн решительно не мог смириться с подобным положением дел!

– Каждый год страну бичуют новые болезни, – прерывая дорогого друга, заявил он важно. При этом загорелое лицо его с мощной нижней челюстью двигалось в такт его словам. Двигался короткий ёжик коротко остриженных иссиня–чёрных волос. Двигались большие уши.

– Сначала спятили коровы. Потом появился куриный грипп. Вымерли свиньи, ушли в небытие страусы. Вот, настала очередь крокодилов.

– Почему не доложили? – рассвирепел вдруг премьер.

Фон Зайкинн с удивлением взглянул на шефа. Его быстрые глаза неприязненно стрельнули по смуглому, гладко выбритому ассиметричному лицу премьера. Но, Базиль, тотчас же, притушил этот правдивый взгляд, придав ему кисло–сладкое выражение.

– Мы, собственно…, – просипел он, напрасно пытаясь найти нужные слова, и бросил беспомощный взгляд на Нимфодора, ожидая поддержки.

Но Нимфодор фон Борофф молчал и внимательно разглядывал свои упитаненькие, похожие на сосиски, пальчики с блестящими плоскими ногтями.

– Спрашивается, чем станут питаться жители Хватляндии? – глухим голосом осведомился премьер. – И вообще, как понять происходящее в стране? И что делает министр Жизни и Смерти, чтобы исправить ситуацию?

И поднял тяжёлый взгляд чёрных тусклых глаз на своих советников. Те замерли, недоумевая, какой именно реакции он ждёт от них. Фон Борофф на всякий случай оторвал взгляд от ногтей. Приподнял брови, изображая глубокую задумчивость. И, чтобы потянуть время, медленно закурил сигару.

– Насчёт фон Саботажа, – нехотя проговорил фон Зайкинн, – хотел напомнить вам, что вот уже полгода он…кх–кх… сидит в дурдоме и…

– Ты что, имеешь в виду, что пока государство переживает страшное бедствие, министр Жизни и Смерти отдыхает в психиатрической клинике?! – с изумлением воззрился на советника по Крайним Случаям премьер.

– Так точно, господин премьер!

– Так забыть о своём долге перед страной?! – рявкнул фон Шайтан. – И во–о–ще, каким образом этот умник туда попал? Кто дал подобный указ?

– Вы, господин премьер, – не моргнув глазом, ляпнул Базиль.

– Я? Что значит это: я?! Когда?

И с изумлением воззрился на советника по Крайним Случаям.

– Да полгода назад, – подсказал Нимфодор самым сладким, из имеющихся в его арсенале, тоном. И выпустил голубое кольцо дыма из ноздрей.

– Напоминаю, – выскочил вперёд Базиль. – Когда вспыхнула эпидемия среди крокодилов, фон Саботаж предложил клонировать динозавров, а для клонирования использовать скелет птеродактиля, хранящегося в Вьянрицском музее Естествоведения.

Премьер в недоумении уставился в блестящую белую стену перед собой и задумался.

– Вспомнил! – выдохнул он, неудачно пытаясь скрыть своё смущение. – Когда он посвятил меня в свои дикие планы, я представил себе динозавров, бродящих по площади моей столицы, и быстренько отослал его в психиатрическую клинику. Ну, да что тут говорить, сейчас уже это не имеет значения! Освободить его! Слышите? Освободить немедленно!

Нимфодор с Базилем переглянулись. Они–то прекрасно знали причину заключения министра Жизни и Смерти в психиатрическую лечебницу. Знали, что причины заключения Фотиса никак не связаны с какими–то птеродактилями. Но разве смели они говорить о подобных тайнах вслух, да ещё и в глаза премьеру?! Ведь эта внезапная немилость по отношению к бывшему любимцу разоблачала все те невероятные слухи, что ходили в правительственных кругах последние полгода.

Однако именно они прекрасно понимали, насколько приказ освободить Фотиса из психиатрической клиники был опасен не только для премьера, а опасен и для тех, кто решиться этот приказ выполнить. Хотя разве мог премьер предположить, что последует этому его приказу?

И разве возможно будет изменить ход событий, избежать всего того, что премьер сам спровоцировал этим приказом? Ах, если бы он никогда не заикнулся о Фотисе! Если бы его советники нашли в себе силы препятствовать его приказу! Если бы… Но в этом деле было слишком много «если». Слишком много.

Глупость всегда ведет к следующей глупости, пока не приведет к катастрофе.

6

Катарине самой природой не было дано понять мужа. Она, наконец, проснулась и даже соизволила одеться… в совершенно прозрачный пеньюар.

– Это в воскресенье–то ты идёшь работать? – недоверчиво загибая бровь, спросила она. Бешенство колыхало в горле. Свою красоту эта женщина ставила превыше гения своего мужа. Превыше науки. Превыше культуры. Да и что это за слова такие?! Наука. Культура. Гений. Фу! Какая чушь! Она никогда и не скрывала своего презрения к работе мужа.

Впрочем, Диагор не сердился на неё. Он даже верил, что эта недалёкая женщина однажды раскается, осознает свои ошибки и прилипнет к нему душой. Зовите его мечтателем, если хотите. На самом же деле, Диагор был не из тех людей, которые делают сложное ещё сложней. Однако как он не старался упростить сложное, жизнь продолжала вести с ним свою жестокую игру.

Всю жизнь учёный воображал, что разум есть движущая сила Вселенной. Но наперекор человеческой логике, Вселенная жила по собственным законам. Ветер не подчинялся логике. Дождь не покорялся законам разума. Почему же он, Диагор, так жаждал, чтобы любовь им подчинялась?! Был ли он слеп?