Три Царя

— А? — мужчина посмотрел на него, как на обычного прохожего в обычный день. — Да идите вы куда хотите. Рогалик думаю не против будет, пока нашей атаманши рядом нет. Только совет напоследок.

Пилорат уж было почувствовал облегчение, как вновь обернулся и увидел на себе серьезный взгляд Серого.

— Ты назвался Пибалдуром?

— Да, — не стал врать тот.

— Каким бы Пи ты не был, не называй себя именем того, кто тебе башку оторвет. Просто совет.

Меридинец вдруг понял, что они не только наблюдали за ним всё это время. К тому же они прекрасно слышали, что он говорил. Неужели в отличие от Чёрных они раскусили его блеф в отношении Маруськи, и сколько они видели? С того ли момента, когда он окропил свой нож первой кровью, или когда пытался освободить пленников? У него не было ни желания, ни сил узнавать. Всё что сделал Пилорат это просто кивнул и поспешил к Маруське и пленникам.

— Двадцать Чёрных в одного. Прилично, — хмыкнул вслед ему серый.

Пилорат принял это как комплимент хоть и не от собрата, но такого же воина, что не собирался их брать в рабство. Он убедился, что Маруська и Закхра могут идти, и подошел к беременной, что едва дышала. Она была бледнее снега в ослепительный зимний день, еще и держалась за живот, проливая материнские слезы.

— Коман… Главный! — раздался молодой голос паренька за спиной.

Мужчина, что отпустил пленников на все четыре стороны, обернулся и злобно оскаливаясь произнес:

— Рогалик главный, его так называй. Закончил блевать в кустах, новичок?

— Именно так! — без доли сомнения в голосе ответил тот. — Блевать закончил, и нашел вот этого вот. Он там чародеял и колдовал в кустах. Как пить дать старый работал на чёрных и хотел всех нас превратить в свиней.

— Отличное пополнение ганзы, — мужчина зажмурил глаза, и что-то прошептав себе под нос, затем размахивая руками, продолжил. — Ты засранец видишь, что у него рожа размазанная? Или что формахренью воняет? Волхв он, раз старый и колдует.

— Живы. Целёхоньки, — улыбался со слезами на глазах Семирод.

— Ваш?

— Наш, — ответил Пилорат. Маруська выглянула из-за его спины, и виновато потупив глаза, протянула ему грушу, что сумела сохранить в маленьком кармашке.

Новичок посмотрел на свой отряд и на Пилората, и пытаясь выйти из положения продолжил:

— Ну я же видел, как он колдует! По-чёрному колдует!

Мужчина прошептал пару фраз рядом стоящей с ним МидСхвальке и объявил:

— Теперь ты Гривастый! Тебе запрещается блевать в кустах от запаха, трогать детей, женщин и стариков, если они на тебя с оружием не бросаются. Ясно?

— Именно так!

— А теперь ради всех богов, отпусти этого бедолагу.

В тот момент, Закхра закричала, будто чёрные снова вернулись. Она, шатаясь стояла на ногах и размахивала руками, пытаясь привлечь внимание остальных. Ведь та, что еще совсем недавно лежала и ждала своего часа, резко завопила от пронзительной боли. Она схватилась за живот и столб, к которому до этого была прикована. Разорванное платье на бедрах вымокло в крови, и невинной попыткой рвалось наружу.

Новая жизнь стремилась стать частью этого мира. Маленькое и невинное дитя, что устало наблюдать за муками матери, рвалось наружу, чтобы спасти её жизнь. Жизнь той, что дарует ему свободу посреди крови, убийства и хаоса.

Глава 42

42

Есть нечто настолько отвратительное и ужасающее во тьме, от чего по коже, словно тысячи муравьев, бегают мурашки, а в горле встает железный ком из собственного страха. Тьма, к которой казалось мы привыкли, и давно не ищем в ней ни монстров, ни прочую нечисть. Настолько простое и банальное отсутствие света, но какую же злую шутку оно может сыграть с разумом человека. Оставаясь наедине со своими страхами, мы инстинктивно хотим забиться в ближайший угол и дождаться рассвета. Вот только, он зачастую не наступает. Тогда лишь остается в попытке спасти свою жизнь, перебороть врожденное чувство и отправиться в неизвестность.

Неизвестность. Еще один лабиринт сознания. Одних она притягивает, словно маяк в бесконечном океане возможностей, других же пугает своей опасностью. Как можно просто слепо прыгнуть в яму, на дне которой могут ожидать острые шипы или не менее опасный зверь. Полностью вручить свою свободу и жизнь воле случая, надеясь на то, что в этот раз всё же повезет.

Последним же краем триады ужаса являлся банальный страх. Чувство самосохранения, что не дает нам совершать глупых поступков и оберегает от скорой смерти. Кто бы мог подумать, что эссенцией самого великого творения жизни станет настолько мрачный и пугающий страх. Именно он останавливает поток жизни, а также может подтолкнуть, когда тело отказывается двигаться.

Так действительно ли ужас настолько тёмное и нежелательное чувство, которого хочется избегать любыми возможностями? То, с чем нас учат не сталкиваться и по возможности избегать. Вправду ли более теплые и мягкие чувства заставляют нас жить, и оберегают от скорой встречи с праотцами? Гадать можно бесконечно, у каждого всегда сформируется своё мнение. Единственное, что осталось, это открыть глаза и узнать самому.

Отрывистое щелканье смерти, стекая по холодным буграм темных стен коснулось мрамора пола и мышью шмыгнуло в далекий угол. Где-то вдалеке раздался монотонный крик и тут же затих, утопая в собственном эхо отчаяния и боли. Каждая молекула этой клетки, казалось, сочилась кровью, от чего воздух был железный на вкус. Тьма. Непроглядный мрак, ориентироваться в котором было практически невозможно.

Балдур пришел в сознание, найдя себя лежащим на чём-то очень сильно твёрдом и холодном. С первым вдохом он почувствовал, как грудь разрываться на части, из-за чего сильно закашлялся. В ушах гулом зазвенело, однако в целом он чувствовал себя хорошо. За последнее время путешествий, которое он и в лучшие свои дни не назвал бы легким, Стервятник часто пересиливал боль. Он продрал глаза, возвращая чёткость зрения и медленно выдохнул.

Перед ним, играя тенями, от, судя по всему, качающейся лампы совсем недалеко, красовался потолок, цвета которого он так и не смог разобрать. По телу пробежал стреляющий в шею озноб, и ему оставалось лишь гадать, где он оказался и сколько был без сознания. Наученный опытом Балдур не спешил двигаться и постепенно и очень медленно шевелил конечностями, проверяя работу тела. Многие, попав в подобную ситуацию от неожиданности и конфуза, вскочили бы с места, создавая много шума и возможно открывая и без того тревожные раны. Балдур знал, если бы поблизости был тот, кто хотел ему смерти, Стервятник так бы и не открыл глаза.

Постепенно проверяя всё ли на месте, он прокручивал в голове события не так давно минувшие. Что он помнил, что поможет ему собрать всё воедино и представить картину, с которой не посчастливилось столкнуться. Балдур помнил сбор. Помнил, как они планировали дальнейшие шаги, а после этого лишь стремительный набор картинок, смазанный очень странными звуками и сопровождением. Бег. Дрожь под ногами. Размытые и неотчётливые лица Ярика, Дэйны и Миры… Сырник? Балдур пошлепал ладонями по мраморному полу, но рядом никого не оказалось. Тогда он закрутил головой по сторонам. Было слишком темно, и вокруг него лежали лишь разбитые на маленькие кусочки камни.

Гигант? Был ли это он на самом деле, или это лишь игра его фантазии, которая пыталась найти объяснение происходящему в тот момент. Ведь он мог поклясться, что гора не просто дрожала, а менялась и даже глухо, но рычала на него. Затем он вспомнил последний момент, когда видел Сырника. Вспомнил падение, от которого сердце пряталось, убегало и пыталось сбежать из бренного тела. Помнил, как сжимал Сырника. Значит он должен быть где-то рядом.

Быть может маленький аури где-то лежит придавленный камнями или его вовсе отбросило далеко в сторону при падении. Балдур решил приподняться, как дыхание буквально сперло от внезапности увиденного. В его груди, а именно в той части, где не давала о себе забыть клятая старая рана, торчал нож. Обычный, старый, с потертой от частых прикосновений рукояткой и слоем недавней ржавчины на клинке. Он не успел подумать о том, кто вонзил его, и каким образом он еще жив, так как стервятник не чувствовал абсолютно ничего.