Три Царя

Истинная картина, когда две противоположные силы сталкиваются друг с другом, в бесконечной борьбе за место быть. Борьба, что кажется всё еще происходит, только глаза живых не в силе этого увидеть. Лишь душа, одна душа обливалась кровью, в попытке понять то, что способно сотворить такое, в своей извращенной форме, превращая смех и радость, в клетку полнейшего безумия ярости.

Семирод первым ступил за грань, в которой больше не существовало жизни. Он ощутил, как души погибших тянуться к нему, в отчаянной мольбе на спасение. Старик почувствовал сильную дрожь в ногах, а на сморщенном лбу выступила испарина борьбы.

— Такое место не должно существовать! Кто, что способно на подобное? Как священное Лико и боги смогли допустить?

— Ты удивишься, насколько кроваво красочным может быть мир, да и ты сама успела убедиться. — Пилорат сделал паузу. — Иногда лучше придаться реальности книги и закрыть глаза на происходящее.

Меридинец понимал, из коротких рассказов о себе, что Захкра большинство своей жизни провела в строгом учении божественным песням и гор доступной глазу литературы. Для молодой древолюдки мир, который зачастую описывался в книгах как волшебный и прекрасный, в тот момент заметно помутнел и помрачнел. Она, закрыв рот ладонью, помахала рукой и убежала в кусты.

Пилорат её не винил. Даже ему, что идёт рука об руку со смертью всю свою жизнь стало не по себе. Выжженная дотла деревня уже перестала дымиться и навеки замерла в холодном касании мёртвой петли времени. Тела местных жителей необычайным способом замерли в предсмертной агонии истерики ужаса. Обугленные, казалось, внутри всё еще бились живые создания, заключенные в толстую оболочку угля и сажи.

Маруська прижалась к руке Меридинца и поглядывала на старика, что медленно, но уважительно перешагивал через чёрные статуи, словно опасаясь нарушить создавшийся баланс смерти. Семирод шептал упокойные, хоть и знал, без нужного обряда они не сработают. Он остановился, утёр испарину и огляделся.

Издалека не было видно, так как все тела смешивались в гротескную чёрную фреску уничтожения, но среди местных жителей, старику удалось разглядеть загадочные куски плоти. Другой бы не стал тревожить мёртвые кости и, плюнув через левое плечо трижды, отправился вон. Только вот хлеб и вода Семирода было изучение, и наука коей одарили его пытливые умы Бролиска.

Он не сильно удивился, когда узнал в них тех, что теперь покоятся в той самой деревне у его болота. Чтобы то ни было, здесь провели свою последнюю битву два мощных врага. Изуродованная плоть, в которой он узнал запретный дух и существа совсем неизвестные. Они были похожи на людей, но с гораздо более широким черепом и удлиненной шеей. По тому, что осталось от их тел, и торчащим тройным пористым костям, мало чего удавалось сказать, поэтому Семирод двинулся дальше. Он помнил из рассказов девушки, что сумел выходить от таинственной напасти, пришедшей с юга. Помнил, как изменилось лицо Ратомира Солнцеликого, когда он ему поведал. Помнил Семирод и своей судьбе, на путь которой наставили его боги, когда отказали в переходе через Смородинку. Он обязательно вернется на него и найдет храбрецов, что не закроют глаза, но это потом. Они проделали этот путь ради одной цели, и настало время её исполнить.

Ему захотелось найти тех, кто сжалился над слабым стариком и, напоив водой, довез до ближайшего села, где его выходили, но вряд ли бы он их узнал. Страшная картина немых фигур продолжала беззвучно стонать, и старик чувствовал это всем своим разумом. Он, не желая больше слышать их страдания, принялся аккуратно раскладывать содержимое мешочков, сперва прижимая их губам, и нашептывая священные слова.

Пилорат заметил, что ритуал прощания скоро начнется, поэтому, опустившись на колено перед Маруськой, промолвил:

— Сейчас он всё подготовит, а как рукой подзовет, ты должна будешь к нему подойти, ясно?

Она кивнула.

Он опустил глаза подбирая нужные слова, а затем добавил:

— Кричать нельзя, духов тревожить не стоит. Делай всё, что он скажет, и скоро всё закончится. Простимся и жизнь начнём новую. Крепись, Маруська, ты сильная девочка.

В её взгляде отчетливо читалось, что ей во-вот придется встретиться с ужасами своего прошлого, от чего девичьи глазки забегали. Она так и не рассказала Пилорату, как ей удалось единственной сбежать и выжить в этой мясорубке, да и он не пытался спрашивать. Меридинец понимал, что некоторое прошлое лучше оставить там, где есть, и уж тем более не стоит теребить старые раны.

Из-за кустов показалась Закхра, чья светло-алая кожа, заметно побелела, да и на вид древолюдка чувствовала себя не лучше. Она молча присела на маленький пенёк и отвела взгляд в сторону от проклятого места.

Семирод заканчивал приготовления к ритуалу. Как бы ему и не хотелось, место пришлось выбирать самое «людное». Он чувствовал всеми фибрами своей души, как закованные в цепи страданий, они словно при жизни, тянулись друг к дружке, теплясь и выискивая помощи у сородича.

Всё было готово, ингредиенты разложены, круг очерчен. Он не стал спрашивать Маруську, сколько душ с ней связано, ведь прекрасно помнил, как мужичек, что подобрал его у обочины, говорил об этом месте. Маленькая и мирная деревушка, где каждый друг друга знает и выживает тяжелым трудом. Такую хорошую и миленькую на личико девочку как Маруська, пади каждый знал, да доставал из карманов то конфеты, то сватал молодых сыновей.

Проститься ей придется с целой деревней, не больше не меньше. Вдруг взгляд Семирода пал на кусок разбитого деревянного колеса. Оно могло быть от любой другой телеги, только недалеко от него он увидел их. Выцветшие глаза старика подводили его зрение, но он ощутил, как внутри его сердце словно пронзило иглой. Мужская фигура замерла на колене, пытаясь прикрыть грудью свою жену, что лежала на земле, сжимая маленький кулечек, похожий на чёрствый хлеб.

Маруська не должна увидеть, решил он для себя. Как бы ни была сильна девочка, вид своих родителей и новорождённого брата в таком виде, сломает девочку окончательно. Да и выдержал бы крепкий муж, что в жизни не пролил ни слезы?! За день до, он думал, как ему вести себя в такой ситуации? Деревенька по словам совсем маленькая, от силы наберется полторы сотни душ. Как ему быть если он столкнется с призраками своего прошлого? Как Маруську избавить от такой встречи?

Он махнул ей рукой, на что Пилорат довел девочку до границы деревни, но дальше не смог идти. Меридинец тут же сел на холодную землю и пообещал, что глаз с неё не спустит, а в случае чего окажется рядом быстрее молнии. Маруська поправила тулупчик — было чертовски холодно. Варежки, что смастерил ей Пилорат из кабаньей шкуры, износились, но она не жаловалась и часто утирала нос, с которого от мороза капало. Меховую шапку, подаренную Гривастыми она оставила позади, укрывая голову повязанным на подбородке цветастым платочком. Она глубоко вдохнула и сделала первый шаг, под ногами нечто захрустело. Девочка оцепенела.

— Смотри на меня, — произнес Семирод, стараясь сильно не повышать голос.

— Смотри на волхва, он тебя проведет, — добавил ей в спину Пилорат.

Сам Семирод из-за приготовлений не мог покинуть священный круг, пока не окончится ритуал, и беспомощно вел словом девочку. Она, как было приказано, медленно и аккуратно ступала, но под ногами всё же редко что-то хрустело. Каждый раз она закрывала глаза и глухо попискивала, но продолжала идти.

Старик заставил девочку сделать широкий круг, однако это было необходимо. Он всё еще пытался уберечь её от злосчастной встречи. Губы у Маруськи заметно дрожали, ведь с каждым шагом в её голове просыпалась память об ужасе и хаосе происходящего. Она вспоминала, как бежала сквозь огонь, под яростное чавканье смерти. Помнила, как скользко было от крови на земле, как падала и вставала, но бежала дальше. Не могла забыть, как отец, понимая, что не сможет сберечь всю семью, наказал ей бежать прочь, пока не найдет людей, что защитят её. Как мать в слезах, сжимая ребенка, не могла позволить себе проститься, хоть и знала, что она её больше не увидит. Всё это и многое другое всплывало в её сознании предательской волной печали. Звуки, запахи, чувство и слезы. Слезы, которые она отказывалась проливать с того дня.

Ей ужасно захотелось всё бросить и бежать прочь, бежать как в тот день: без оглядки да подальше от этого кошмара. Вдруг Маруська остановилась и крепко зажмурила глаза. Семирод понимал, что происходит, поэтому попытался её заставить двигаться.

— Девочка, тебе надо идти дальше, духи мучаются, ты должна проститься с ними, ритуал обязан быть закончен. Нельзя пропускать этот день.

Опять этот голос, который почему-то звучал отвратительно безразлично. Могло показаться, что Семирода заботил лишь сам процесс, сам ритуал, да более ничего. Ей захотелось услышать голос родителей, отправиться к ним в объятья, ведь только он мог заставить её почувствовать себя вновь любимой.