Три часа на выяснение истины
Шрифт:
— Не парну, а порнографию, алкаш несчастный, — дочь легко отбежала и села в кресло.
— Ты как с отцом разговариваешь, дрянь? — он стукнул кулаком по боковой стенке дивана.
— Как заслужил. Ма-а, че он ко мне опять пристает?
Ольга моментально прибежала из кухни:
— Ну ты, воспитатель, опять за свое взялся? Раньше надо было дочерью заниматься, а теперь без тебя обойдусь.
— Тогда выпить давай! — закричал тот.
Ольга достала из-за серванта бутылку, поставила перед, мужем стакан и наполнила его до краев:
— Пей, ирод!
— А где закуска?
— Закусить — это для тебя через стенку, хотя жрать — дело свинячье. Пей, а то отниму. И молчи, как рыба!
Алла, глядя поверх журнала на отца зелеными
— Эх, предки, — шепчет Алла, — глаза бы мои на вас не смотрели! Убегу, убегу от вас в училище. Ненавижу! — Она опускает голову, сдвигает брови. Ей хочется плакать, но слез почему-то нет. На кухне противно воет маленький мотор. Это дядя Женя начал полировать коронки. Одну из таких он однажды поставил ей, и коронка эта такая великолепная, что девчонки в восьмом, да и в девятом классе от зависти аж языки прикусили. И вообще, дядя Женя добрый: то десять, то двадцать пять рублей даст, но так, чтобы мама не видела. Это, наверное, потому он такой, что своих детей у него нет, а маму мою он любит, как родную сестру, хотя на самом деле никакая она ему не родная, а сводная.
Петр Васильевич Матвеев нервничал. День кончался, а докладывать, собственно, было нечего.
Гусев, проверяя связи Глазова, выяснил, что Мальков и Плюсин, отбывавшие срок наказания вместе с продавцом слитка, никакого отношения к золоту не имели, попались они на квартирных кражах, были в этой колонии всего полгода, затем за плохое поведение их перевели еще дальше на Север. Не удалось выяснить Гусеву и место пребывания Глазова в течение месяца после того, как он вышел из колонии. Список тех, с кем Глазов на Севере поддерживал хорошие отношения, вскоре перевалил за сорок, но кто-то из этих сорока человек еще не вышел на свободу, а многие разъехались и срочные запросы на них пришлось направить во все концы страны. Ответы могут прийти не раньше, чем через неделю.
И снова Панкратов не вошел, а почти ворвался к Матвееву, бросил шляпу на стул у окна, крепко пожал руку:
— Где твои орлы?
— Работают на объектах.
— Ладно, пусть пока работают. — Панкратов закурил и сквозь прищур серых глаз весело посмотрел на Матвеева. — Да ты садись. Вот, так лучше. У меня есть новости. Первая. С выяснением связей Глазова в колонии надо закончить. Алексеев сделал и мне, и тебе вполне справедливый упрек: не там копаем. Из-за пятнадцати граммов, которые он, вполне возможно, где-нибудь нашел или украл, отрывать от дела десятки людей по всей стране нерентабельно. В конце концов, проще пригласить его и спросить напрямую. Но дело не только в этом. Вторая новость очень любопытная. В областное управление внутренних дел пришло письмо от некоей гражданки Поляковой, которая работает в вашем городе стоматологом.
— Да, есть у нас такая, — Матвеев потрогал папку у себя на столе, но не стал открывать ее. — Вместе с мужем работает в одной поликлинике, с Зайцевым Евгением Александровичем. Вот о нем некоторые данные. Кстати, он с женой ездил несколько лет назад в круиз по Северной Европе.
— Ну-ну, — загадочно протянул Панкратов, — вот видишь, Петр Васильевич, уже совсем интересно. Дальше что?
— Ну и все, — Матвеев пожал плечами, — накопил денег и съездил. Да, еще он, уже один, был неделю в ФРГ, совсем недавно. По приглашению Вернера Штольца, это заместитель руководителя группы шеф-монтажников по общим вопросам. Нам известно, что Зайцев, как отличный специалист, зубы его ребенку лечил. У нас, Юрий Степанович, в круизы по Дунаю, по разным странам каждый год три-четыре семьи едут. А что? Народ хорошо зарабатывает, ничего особенного. И за этим Вернером вроде ничего такого не числится. Жена к нему сюда с сыном приезжала по туристической
путевке. Вели они себя нормально. А что за письмо?— Письмо любопытное весьма, — Панкратов расстегнул «молнию» на папке, вынул фотокопию. — Начальнику УВД такому-то, но это преамбула. Вот главное. «Мой муж, Зайцев Евгений Александрович, зубной техник, имеет незарегистрированное ружье с двумя стволами, а недавно он купил вторую машину, купил также гараж и дачу, моторную лодку на озере. Но со мной делиться ничем не хочет». И все.
— Та-ак! Неужели Зайцев?
— Не спеши с выводами. Где наш знаменитый версионщик Гусев? Поручи ему выяснить, откуда у товарища Зайцева вдруг появились такие широкие возможности? Пусть посмотрит круг его знакомых, друзей, родных. Поездка в ФРГ — тоже факт любопытный. И Вернера бы иметь в виду не мешало. Словом, как обычно, информация должна быть полная и объективная. Кстати, Алексеев догадался о том, о чем мы с тобой должны были додуматься в первую очередь: надо точно установить, кто в вашей городской поликлинике вставлял официально простые зубы, а на самом деле — золотые.
— Так это же сотни человек надо проверять, Юрий Степанович!
— А хоть бы и тысячи, товарищ Матвеев. Речь о государственной безопасности идет. И мы с тобой каждого, если понадобится, будем с извинениями просить показать, какие он вставил зубы: простые или из золота. Это приказ. У Алексеева чутье, недаром он столько лет в органах государственной безопасности работает, сколько я на свете живу. Ну а что по заводу выяснили, по ударнице, у которой Павлов, водитель грузового «Москвича», живет?
— Выяснили. Нормальная женщина. Характеризуется исключительно хорошо. Единственная зацепка, но уж больно непрочная: муж, с которым она давно развелась, работал в Магадане рыбаком, слесарем на драге. Четыре года назад он умер.
— Опять Магадан? — Панкратов улыбнулся. — Ну что же, будем думать и над этим вариантом.
— А на заводе Семин, как крот, роется в бумагах. Я ему сказал, чтобы он сам предложил несколько вариантов, как вынести золотосодержащий раствор. Должен придумать.
— Выходит, Петр Васильевич, все-таки работаешь, а вид почему-то кислый. Ничего, дорогой мой, пробьемся!
Из всех технических работников управления трудно было найти человека более пунктуального и аккуратного, чем секретарь-машинистка Лидия Константиновна. Панкратов и Матвеев появились в просторной приемной без пяти десять, поздоровались с ней и вопросительно посмотрели на широкие светло-желтые двойные двери.
— Он по телефону разговаривает с домом. Присядьте, пожалуйста, у вас в запасе четыре с половиной минуты, — она повернулась в кресле к электрической машинке, и приемная наполнилась непрерывным стрекотом, который напомнил Матвееву скошенный августовский луг с оркестром невидимых кузнечиков.
— Вот шпарит, — восхищенно шепнул Панкратов, — и ни одной ошибки не найдешь.
Они присели в углу на два больших низких зеленых кресла, положили на колени папки.
Блестящая медная ручка на входной двери в кабинет начальника управления повернулась, и в приемную выглянул Алексеев. Панкратов и Матвеев, увидев генерала, моментально вскочили.
— Лидия Константиновна, будьте добры, пригласите ко мне Кабанова, он, видимо, вышел из гаража.
— Хорошо, Михаил Павлович, — секретарь посмотрела на застывших Матвеева и Панкратова. Начальник управления перехватил ее взгляд, повернулся:
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравия желаем, товарищ генерал! — вместе ответили Матвеев и Панкратов. Часы в приемной начали негромкий перезвон.
— Заходите, — Алексеев пропустил их в кабинет, закрыл дверь и показал налево, на длинный стол для совещаний, на котором стоял письменный прибор с календарем и вмонтированными часами, — поговорим здесь, чтобы телефоны не отвлекали.
— Михаил Павлович, Кабанов в приемной, — раздался по переговорному устройству ровный голос Лидии Константиновны.