Три дня в Дагезане

Он повторял тогда: "Понимаете, я уверен, уверен!" А грузин поддерживал: "Правильно, дорогой, правильно". Больше Мазин ничего не помнил. Да и стоило ли вспоминать? Зачем ему этот самолет в горах?

– Пойду умоюсь, - сказал Олег, не распространяясь о Сане Григорьеве. Он повернулся и заметил нож, лежавший на краю стола. Рукоятка выглядывала из-под платка.

– Откуда здесь мой нож?

– Ваш?

– А то чей же? Мне подарил его парень из венгерской делегации.

– Этим ножом пытались убить Калугина.

– Почему ножом? Говорили же про ружье. Про несчастный случай.

– Из ружья Калугин был застрелен. А ножом его пытались убить вторично. Тот, кто думал, что Михаил Михайлович не умер. Вам придется объяснить, как попал нож в руки убийцы.

– Что за компот! Калугина убили? И меня запутываете? Я вам ничего не обязан объяснять. Вы здесь такой же посторонний, как и я.

– Не горячитесь, Олег!
– прервал Мазин.
– Я полагаю, в ваших собственных интересах объяснить, кто мог воспользоваться ножом?

Олег кусал губы.

– Вы не разыгрываете меня? Неужели убит? Нож я никому не давал.

– Ножом открывал бутылки Валерий, - напомнил Мазин.

– Это ерунда. Открыл и отдал.

– Хорошо помните?

– Разумеется. Я положил нож в карман.

– А дальше?

– Не помню. Увидел его у вас на столе.

– Постарайтесь вспомнить до приезда милиции.

– Компот, - повторил Олег.

Мазин встал со скамеечки и задул свечу. Комнату наполнил неохотный свет дождливого утра.

– Пойду погляжу погоду, - сказал он Борису.

Туман

Мазин отворил дверь и удивился неожиданной картине. Гор не было. То есть они никуда не делись, конечно, но тучи, плотно укутавшие ущелье, оставляли для просмотра не больше двух сотен метров, и в этом ограниченном непроницаемым туманом пространстве часть Дагезана, видимая с порога калугинского дома, казалась не заоблачным экзотическим поселком, а простенькой подмосковной деревушкой с соснами на косогоре, серыми избами и меланхоличным мычаньем проснувшегося теленка. Игорь Николаевич уловил в сыром воздухе сладковатый запах парного молока.

Телячий голос доносился справа, а впереди тропка вела к домику Демьяныча, старому, покосившемуся, купленному пасечником у давно покинувших поселок хозяев. Мазин пошел по тропинке, наступая на прошлогоднее сено, разбросанное в особенно вытоптанных местах. Мокрая трава чавкала под ногами. Клочья тумана плавали так низко, что хотелось раздвигать их руками, как занавески.

Демьяныч стоял у забора в соломенной не по погоде шляпе. Спросил заинтересованно, но без излишнего любопытства:

– Как ночь прошла, Игорь Николаевич?

– Скажу, все скажу, - пообещал Мазин, понимая, что старику не терпится узнать, что же произошло на даче.
– Устал я...

– Зайдите, Игорь Николаевич. Живу я, правда, запущенно. Так сказать, жилище человека одинокого.

В тесноватой избе пасечника в самом деле не чувствовалось заботы об уюте. Даже большая печь не была побелена и выделялась густыми коричневыми пятнами глины, как загрунтованная малолитражка, покалеченная в дорожной катастрофе.

– Ежели пожелаете, угощу чайком с такой травкой отменной, что усталость как рукой снимет.

– Не откажусь.
– Мазин присел к столу, покрытому голубенькой, в цветочках клеенкой.

– Сию секунду.

Демьяныч отворил дверцу настенного шкафчика, на которой была приклеена вырезанная из журнала фотография улыбающегося космонавта Поповича, достал две пачки с чаем, ловко смешал в заварном чайнике и поставил его на раскаленную плиту.

– Настояться требуется, - пояснил он.
– Раздевайтесь пока. У меня не замерзнете. Сам стынуть не люблю.

Теплая крестьянская изба и основательный старик, такой далекий от невероятной реальности щегольской дачи с гаражом и мансардой, где лежал труп человека, прожившего жизнь в столичной суете, действовали успокаивающе. Не хотелось уходить, разыскивать подозрительного невропата Валерия, выуживать по крохам детали истины, восстанавливая мрачные обстоятельства человеческой смерти. Хотелось спокойно прихлебывать вкусный чай и толковать о повадках пчел.

Однако Демьяныча интересовало другое.

– Борис Михалыч - человек проницательный и ловушку расставил умело.

– Нас перехитрили. Кто-то пробрался в мастерскую, когда мы звонили с почты, ударил Калугина ножом и скрылся.

– Скрылся? Удивительно, как и многое в жизни.

Простой этот и даже риторический вопрос поставил Мазина в тупик. При всем желании он не мог ответить на него утвердительно, потому что здравый смысл, логика доказывали, что скрыться невозможно и преступник по-прежнему здесь, рядом. Между тем никто из тех, кого видел до сих пор Мазин, не казался ему убийцей.

– Вы, Демьяныч, философ, оказывается.

– Стараюсь смысл понять...

– Жизни? Трудное дело. Или постигли?

– Много беспощадного вижу.

– Опечалены?

– Не скажу. В этом мудрость.

– В жестокости?

– Нет, в беспощадности. Это разное. Волка убить мудро. А зачем? Чтобы овцу не тронул. Так природа распорядилась. Овцу нам. А мы многое сделать можем. Даже на Луну слетать. Поэтому овцу нам, а не глупому волку.

– Волк не заслужил, выходит?

Ставший было серьезным и даже утративший от этого что-то свое, добродушное, пасечник снова заулыбался.

– Не заслужил, Игорь Николаевич, не заслужил. Сер больно.

Он налил ароматный чай в граненый стакан и поставил на стол блюдечко с медом.

– Вам, наверное, немало пришлось повидать в жизни?

– Что положено, повидал.

– Вы верующий, Демьяныч?

– В бога не верю. Верю в диалектический закон, он нашу участь определяет.

– И участь Калугина?

– И его тоже, - ответил пасечник твердо.
– Значит, суждено ему было.

– Закон законом, а на курок-то пальцем нажали.

– Ну, если по-житейски, то человек убил, конечно. Как полагаете, найдет его Борис Михайлович?

– Ему есть над чем подумать. Убийца оставил нож.

– Нож бросил? Спугнули, значит? Улику потерял.

– Или решил бросить тень. Хозяин-то ножа известен.

– Кто ж именно?

– Олег.

– Олег?
– Лицо пасечника вытянулось.
– Уж больно не похож.

– Не похож. Скорее, ножом кто-то воспользовался. Брал его Валерий, но вернул. Мог и другой взять.

– Скажите какая история!
– Демьяныч покачал головой.
– Любопытно, почему смерти его домогались? Не месть ли?