Три года счастья
Шрифт:
— Когда ты будешь больна или умирать от старости и станешь умолять дать тебе кровь, я рассмеюсь тебе в лицо и внушу забыть меня.
Она умрет, так как хочет, но Клаус не понимает всего ее стремления стать человеком. Прекрасным, верным, добрым, любящим человеком, у которого своя семья.
Не понимает и поэтому уходит.
Уходит, оказавшись в проигрыше.
Клаус проиграл, а Ребекка одерживает победу и соглашается на условие Элайджи — Прожить один день, как человек. Она проживет. Проживет — этот день. Проживет и пойдет на школьный выпускной. Она докажет, что быть человеком — все, что она желает. Докажет, что достойна этого и получит лекарство. Докажет, что она желает больше
Как же она ошибалась.
Ни один из их семьи не может быть счастлив.
Ни один из Майклсонов.
Они обращают в пепел все, что любят.
Они проклятые, но продолжают жить.
Уже слишком поздно…
Он знает, чтобы сказала Кетрин: « Без преимущества у нас нет никакого шанса против Клауса. Он откажет или убьет нас обоих, сделает все, чтобы мы никогда не познали счастья, чтобы мы не просыпались в одной постели. Он сделает все, только бы убедиться, что мы никогда не будем счастливы. Уверена, он знал он знал о нас, просто ждал момента, чтобы нам было больнее прощаться. Ждал, пока мы впустим друг друга в наш мир.»
Элайджа знает и сейчас в его руках – кол. Сейчас в его руках преимущество, которое он намерен отдать своему брату и когда она приедет сюда, а Элайджа верит в то, что она обязательно приедет вслед за ним, он расскажет ей о том, что они свободны и могут ехать куда угодно, а его Катерина улыбнется, искренне, как пять веков назад, крепко обнимет его за шею и больше никогда не отпустит. Они будут на пути к своему счастью.Сейчас он намерен сделать все, чтобы так все и было.
— Где ты его взял? — спрашивает Клаус сидя на стуле в его мастерской.
— У нашей сестренке, когда она станет человеком, то защитится им не сможет, — Элайджа крутит оружие в руках, идет в сторону брата, протягивает руку вперед. — Возьми…
— Зачем ты отдаешь его мне? — Клаус встает со стула, сжимает в руках оружие и ухмыляется глядя в глаза брату, потому что знает, о чем дальше пойдет разговор.
— Убить нас может только этот кол, а если он у тебя, тебе нечего бояться, — убедительно произносит Майклсон.
— Сайлас, однажды проучил меня, — отворачивается от брата.
— Ты переживал вечные муки и это переживешь, а если нет, будешь скрываться от него, — продолжает Элайджа спрятав руки в карманы брюк.
— Да, это так просто, — смеется Клаус, оборачиваясь к брату, размахивая колом, приближается к нему. Он ведь знал, что Элайджа просто влюбленный идиот, который если откроет дверь в свое сердце, то закрыть уже не сможет. — Без лекарства. С чего ты взял, что я освобожу твою возлюбленную Катерину или ты понял, что ты очередная муха в ее паутине.
— Ты освободишь ее, потому что я прошу тебя освободить
ее от этого. Как твоя семья, как твой единственный живой брат. Я прошу тебя дать мне эту возможность чувствовать, заботиться, любить, — он говорит искренне, медленно, смотрит в глаза брата, выдерживает паузу на последнем слове, словно подчеркивает значимость именно этого слова и верит в то, что хотя бы один раз тот прислушается к нему и позволит любить.— Я дал тебе такую возможность, но ты пошел против меня, — Клаус тоже смотрит в глаза, касается острием кола плотной ткани пиджака брата, желает, чтобы тот осознал всю неправильность своего выбора в пользу Ребекки, понял, что он никогда не позволит Элайджи быть счастливым и сдержит свое слова. — И если я сбегу, то только на охоту за ней и как твой единственный живой брат я прослежу, чтобы у тебя никогда не было минуты счастья.
— Какую же пустой жизнь ты живешь, Клаус, — Элайджа протягивает руку, отстраняет от себе кол, прижимая его к груди брата, касается лица брата,
Элайджа стойкий, выдержит и поэтому просто покидает комнату. Он сказал, что думает и Клаус понимает это. Понимает, что его жизнь пуста. Понимает, что никогда не позволит ни одному из его семьи быть счастливым. Серьезно, Клаус Майклсон никому не доверяет и может только рушить счастья других и наслаждаться этим. Сейчас он разбил счастья своего брата и уже вряд ли что-то можно склеить, вот только сейчас он не рад, вздыхает, моргает глазами, опускает взгляд вниз, поджимает губы. Сейчас он понимает, что все разрушил и обрек своего брата на страдания. Элайджа ведь просто решил быть счастливым.
Клаус Майклсон понимает, как ужасно поступил с братом, но ведь и Элайджа отплатил ее, когда не принял его сторону в войне за лекарство, а значит, Никлаус поступил так, как и всегда — решил счастья остальных, обрек их на мучения, такие же, какие испытывал и он сам.
У Клауса Майклсона достаточно проблем и сучка не станет одной из них.
Проблемой становится то, что Элайджа обманывается отдав лекарство Сайласу. Ему невыносимо слышать заплаканный голос сестры, которая осознает, что из-за ее брата она утратила единственный смысл жизни.
Кажется уже слишком поздно.
Набраться смелости и сказать сестре, что уже поздно. Поздно начинать заново, становиться свободными, но Элайджа честен, и открыто говорит сестре, слышит ее всхлипывает и то, как она задыхается. Ребекка с ужасом воспринимает эти слова, а Элайджа не сможет взглянуть сестре в глаза. Как он сможет посмотреть в глаза сестре, которая решилась мечты. Элайджа Майклсон совершил ошибку и лекарство теперь в руках Сайласа. Недавно ведь и Элайджа решился любви.
И кого винить?
Себя? Судьбу? Карму? Пепел?
Элайджа винит себя и бредет к Мистик Гриль. Свет фонарей, прохладный воздух.
Элайджа Майклсон позволил себя одурачить.
Брести туда, куда глядят глаза, провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться.
Улицы города пусты. Асфальт освещают только фонари, свет луны и звезд.
Уйти куда-нибудь, только бы его никто не видел и не знал.
Усталость, внутренняя опустошенность. Слабость, пустота и желание исчезнуть. Просто исчезнуть, раствориться идя на свет.
Не замечать ничего.
Серая полоска дороги и тусклый свет.
Оборвать все нити.
Оборвать все.
Упасть с обрыва.
Похоже Элайджа Майклсон разучился дышать. Сердце разбито на тысячи осколков.
Просто идти на свет и раствориться нем.
Элайджа Майклсон потерял себя и вправду, легче умереть, чем признать все.
Если сдастся все равно ничего хорошего не будет только будет чувствовать что проиграл и позволил чувству вины мучить себя.
Будет мучить себя.