Три года счастья
Шрифт:
С любовью и ненавистью. Катерина.”
Он уедет в Новый Орлеан, чтобы узнать всю правду. Клаус не потерпит того, чтобы кто-то посмел пойти против него. Поедет, узнает всю правду и накажет или убьет. Поступит так, как посчитает нужным.
Кетрин было нелегко переступить через себя и лично прийти сюда, положить письмо, подвергнуть свою жизнь опасности. Наплевать. Она решилась, потому что устала ждать. Ждать любви и спокойной жизни. Решилась, чтобы вернуть Элайджу. Еще один шанс на вечность с ним. Она любит и объяснения не нужны. Только бы оставаться в его сладком плену, посусонной лежать на его груди, прижиматься к нему, оставлять поцелуи на его губах. Просыпаться и засыпать
Она не знает.
Она устала ждать своего счастья.
Время не вернуть.
Это тоже Кетрин Пирс знает, но все еще не сдается. Все еще сражается за любовь и может, небеса услышат ее и остановят время, оставят с ней любимого мужчину?
Отдать ему огонь.
Отдать ему свободу.
Отдать все.
Отпустить.
Кетрин не готова.
Элайджа не готов, но вернувшись он обнаруживает два билета, которые лежали на комоде в его спальне. Это она. Только Кетрин могла вновь предложить ему бросить все и уехать. Только она может так просить прощение и одновременно доказывать, что желает быть с ним до конца. На такое способна только эта женщина. Только она способна послать весь мир к черту и жить ради себя. Он может последовать за ней. Он может жить с ней. Он может гореть вместе с ней. Он может быть счастлив рядом с ней. Может, но не сейчас. Сейчас он прячет билет в потайном кармане пиджака. Сейчас он намерен узнать, что замышляют против его брата. Он поедет вслед за ним в Новый Орлеан. Элайджа встречает сестру в гостиной и неудивительно, что в ее руках граненый бокал с виски. Сегодня ей можно пить с утра. Напиться осознавая, что у нее все равно не было шанса на счастливую человеческую жизнь. Не было этой возможности, ведь в этом городе сделают все ради Елены Гилберт, а Ребекка пыталась убить ее, хотя сейчас ей наплевать и она задает только один вопрос своему брату:
— Ты куда?
— Узнать, кто что замышляет против нашего брата. А потом, либо остановлю их, либо помогу. По настроению.
Действительно, все зависит от настроения и сегодня Кетрин Пирс в хорошем настроении, появляется в гостиной Сальваторе и встревает в разговор, наливает себе бокал виски. Сегодня она будет пьяна от счастья и того, что Клаус Майклсон исчезнет из ее жизни и жизни Элайджи.
— Она самый спокойный иссыхающий вампир, которого я видел. Помню, ты 3 дня морил меня голодом. Я бы рыдал у твоих ног за апельсиновую корку.
— Она не будет умолять ради крови. Мольба значит отчаяние, эмоции. Она всё ещё бесчеловечна.
— Насколько она должна изголодаться, прежде чем мы сможем вытащить из неё хоть какие-то чувства?
— Видимо намного голоднее, чем сейчас.
— А что нам делать пока?
— Может я смогу вас немного развлечь?!
— Кэтрин?
— Единственная и неповторимая. Почти. Когда вечеринка в честь возвращения?
— Ух ты! Смотрите-ка, кто набрался смелости. Клаус вроде бы обрек тебя на вечные гонения?
— Это уже неважно, потому что Клаус уехал.
— Подожди, что значит уехал?
— Просто скажу, что эта волчица Хейли оказалась единственным необходимым, чтобы устранить Клауса из нашей жизни.
Действительно, все зависит от настроения. Но Элайджа уже подвел своего брата и сейчас не отступится пока не узнает всю правду. Не узнает, что происходит в Новом Орлеане и почему его брат направился туда. Что за заговор планируют ведьмы. Точнее не заговор против Клауса, а заговор против его протеже Марселя Жерара. Софи Деверо убеждается в том, что Пирс была права, когда в городе появляется Элайджа и спасает ее от людей
Марселя Жерарда.— Я Элайджа. Ты слышала обо мне?
Деверо только кивает смотря на мужчину в костюме, который только что спас ее жизнь. И Софи должна раскрыть все карты, сказать правду, не зря же ее сестра поплатилась жизнью.
Настало время Софи быть сильной и сражаться.
— У нее была особенная связь с твоим братом.
— Какая ещё связь?
— Как оказалось они провели некоторое время вместе. Одно повлекло за собой другое, и теперь она особенная девушка-оборотень беременна, и отец ребенка, которого она вынашивает — твой брат Клаус.
— Это невозможно.
— Нет ничего невозможного, особенно, когда дело касается твоего брата.
Софи в отчаяние и позволяет ему пройти на святую землю предков. Позволяет увидеть ее. Доверенные ведьмы приводят ее: длинные сапоги, черные джинсы, белая майка, украшения в виде пера, сережки, цветная накидка, карие глаза и кудри, хищные черты лица. Эта женщина прекрасна. Ее взгляд может сжечь дотла и это невозможно контролировать. Она что-то почувствовала, как только увидела его: статный, благородный, сдержанный, но и жестокий. Словно идеал сошедший со страниц французского романа.
— Кто ты к чёрту такой?
Хейли слишком устала, но слишком прекрасна даже в таком состоянии. Может опалить. Открывает свои глаза и смотрит на странного, сдержанного мужчину в костюме. Почему он так смотрит на нее? Что он здесь сделает? Он пришел за ней? Спасти? Убить?
У Хейли измученный вид и лицо: « Чувак я конечно всё понимаю ты пришёл меня спасти или убить, но кто ты такой? И вообще зачем ты пришёл я беременный оборотень ты в курсе что у меня перепады настроения, я голодна и желаю сладкого, а не противных овощей с рисом, которые Софи принесла на завтрак. Я устала. Меня держат здесь несколько дней эти чертовы ведьмы, которые думают, что я ношу чудо-ребенка, а я желаю оторвать им головы. И сейчас я зла на весь мир и на себя что переспала с этим ублюдком Клаусом. »
А Элайджа думает только о том, что эта девушка прекрасна и если она носит ребенка его брата, то станет самым важным членом в их семье. Он будет защищать ее, всегда будет рядом.
Никлаус должен знать и Элайджа приведет его сюда. Его должен знать, что судьба послала ему такой дар и этот ребенок станет всем для их семьи. Элайджа здесь, только, чтобы убедить его брата оставить ребенка.
— Вы все сошли с ума, если думаете, что какая-то случайная связь на одну ночь, для меня что-то значит. Ты переспала с кем-то другим, признайся!
— Эй, меня несколько дней держали у какого-то крокодильего болота потому что думают что я вынашиваю какого-то волшебного ребенка. Тебе не кажется чтобы я призналась если бы он был не твой.
— Никлаус, послушай…
Клаусу плевать, но он прислушивается к сердцебиению. Сердцебиению его ребенка и что-то в нем щелкает. Щелчок, но он не слабый. Впустить счастье и ребенка в свою жизнь — значит проявить слабость. Он никогда не был слабым. Ему наплевать.
— Убейте ее и ребенка… Какое мне дело…
Губа вздрогнула, словно он считал. Считал каждый удар. Удар — борьба. Каждый удар делает Клауса Майклсона слабым. Бросает фразу, прежде, чем покинуть склеп. Он оставит это так и ушел, но Элайджа все исправит. Остановит его. В этот раз Элайджа Майклсон не оставит брата и исправит все это. Привык все склеивать и исправлять. Он докажет брату, что истинная сила в семье, любви преданности.
Теперь-то уж точно не отступит. Последует за братом куда угодно, ведь так было на протяжении тысячи лет. Он всегда искал ему искупления и желал счастья, когда Клаус отплачивал только болью.