Три комнаты на Манхэттене
Шрифт:
Лурса невольно улыбнулся. Он глядел на Эмиля Маню, а тот, не замечая, что за ним наблюдают, буквально обмер при виде своего бывшего приятеля. В эту минуту в глубине зала началась суматоха. Детриво-отец закрыл руками лицо, зарыдал и в этой театральной позе, долженствующей выразить стыд и отчаяние, стал пробираться к выходу, не в силах вынести трагическое зрелище.
Толпа, пропустив его, сомкнулась, председатель заглянул в дело:
– Итак… Вы были приятелем Эмиля Маню… Вы были в их группе в ночь, когда произошел несчастный случай?
– Да,
Вот уж кого не надо учить, как отвечать судьям! Ни твердить ему, что свидетель должен держаться просто и скромно!
– Итак!.. – (Без этого «итак» господин Никэ затруднялся начать фразу.) – Итак, вы знали подсудимого до этого памятного вечера?
– Только с виду, господин председатель.
– Итак, только с виду! Если не ошибаюсь, вы живете на одной улице? Значит, вы не были ни друзьями, ни даже приятелями?
Казалось, председатель сделал сногсшибательное открытие, с таким ликующим видом продолжал он допрос:
– Итак, поскольку вы оба работали в центре города, разве не случалось вам выходить из дому в один и тот же час?
– Я ездил на велосипеде, господин председатель.
– На велосипеде!.. Но ведь у вас не было никаких моральных или иных причин не встречаться с Эмилем Маню?
– Нет… Почему же…
– Какое впечатление произвел на вас обвиняемый, когда вы познакомились с ним в «Боксинг-баре»?
– Никакого, господин председатель.
– Он не показался вам робким?
– Нет, господин председатель.
– Итак, вы ничего особенного в нем не заметили?
– Он не умел играть в карты…
– А вы его научили? Какой же вы его научили игре?
– Экарте. Его учил Эдмон и выиграл у него пятьдесят франков…
– Вашему другу Эдмону, очевидно, очень везло?
И свидетель простодушно ответил, но тут же сбился, смущенный реакцией публики:
– Он передергивал.
Впервые после перерыва послышался смех публики, и с этой минуты она пришла в самое благодушное настроение.
– Ах так! Передергивал! А часто он передергивал?
– Всегда. И не скрывал этого.
– И вы все-таки играли с ним?
– Мы хотели разгадать его трюки…
Рожиссар и сидевший слева от него помощник прокурора переглянулись, ибо помощник этот славился по всему Мулэну карточными фокусами. А председатель тщетно пытался угадать, что за молчаливый диалог происходит за его спиной.
– Полагаю, что вы много выпили в тот вечер?
– Как и всегда.
– То есть? Сколько приблизительно?
– Пять или шесть рюмок.
– Чего?
– Коньяку с перно…
Новый взрыв смеха волной прошел по залу и затих в глубине. Один только Эмиль не улыбнулся, он слушал, уперев подбородок в сложенные на барьере руки и не спуская глаз с приятеля.
– Кто предложил отправиться в «Харчевню утопленников»?
– Не помню.
Но Эмиль Маню вдруг зашевелился, что явно означало: «Лгун!»
– Это подсудимый первый заговорил о том, что надо… ну, скажем, взять на время машину? Итак…
Каким образом вы устраивались в другое время?– Дайа возил нас на грузовике своего отца. А в этот вечер на грузовике поехали в Невер за свиньями…
– Так что Маню счел нужным угнать первую попавшуюся машину?
– Возможно, его подбили на это…
– Кто подбил?
– Все понемногу…
Детриво хотелось быть по-настоящему честным. Он и старался быть таким. Сам чувствовал, что трусит, что ему следовало бы сказать: «Мы стали над новичком насмехаться. Заставляли его пить. Дразнили, что ему не угнать машину…»
– Короче, подсудимый довез вас до «Харчевни утопленников». А что произошло там?
– Там мы пили белое вино… У них ничего другого не было, только белое вино и пиво… Потом танцевали…
– Маню тоже танцевал? С кем?
– С Николь.
– Если не ошибаюсь, в этой харчевне с таким странным названием были еще две девушки – Ева и Клара. Что вы с ними делали?
Вопрос был смелый, и председатель ужасно возгордился, что его задал, но и перепугался.
– Так просто, дурачились…
– И ничего больше?
– Я лично, во всяком случае, ничего больше себе не позволил.
– А ваши приятели?
– Не знаю… Я не видел, чтобы кто-нибудь подымался наверх…
Снова смех, улыбки; только Эмиль и Детриво не усмотрели в этих словах ничего особенного. Это был их язык, и они говорили о хорошо знакомых им вещах.
– Итак, я не буду просить вас рассказывать о самом инциденте, о котором нам исчерпывающим образом сообщил нынче утром господин следователь. Полагаю, что вы часто бывали у мадемуазель Лурса?
– Да, часто.
– Пили и танцевали? А вы не боялись, что вас застигнет на месте отец этой девушки?
Самое любопытное было то, что Детриво поглядел на Эмиля, как бы спрашивая у него совета: «Что отвечать?»
А председатель продолжал:
– Пойдем дальше! Присутствие Большого Луи в доме внесло изменения в привычки вашей группы?
– Мы боялись.
– Ага! Боялись! Боялись, разумеется, того, что Большой Луи устроит скандал?
– Нет… Да… Мы его боялись!
Лурса глубоко вздохнул. Болван несчастный этот председатель! Совсем ничего не понимает! Разве сам он не помнит своих детских страхов? Мальчишки играли в гангстеров, и вот в их компанию затесался настоящий гангстер, здоровая скотина с татуировкой, он и в тюрьме сидел, и, возможно, совершил не одно преступление!..
Большой Луи пользовался этим, разрази тебя гром! Он им такого про себя нарассказал, чего и не бывало! А они, фанфароны, хвастались перед ним своими мелкими кражами!
– Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, так как это очень важно. Возникал ли у вас вопрос о том, чтобы отделаться от Большого Луи и каким способом отделаться?.. Я спрашиваю, говорили ли вы об этом на ваших сборищах, или, может быть, дома, или в «Боксинг-баре», или еще где-нибудь?
– Да, господин председатель.