Три кругосветных путешествия

Проведши под слабым покровом осеннюю ночь, мы поутру от посланных якутов узнали, что баркас наш восточным ветром был выброшен на берег и весьма поврежден. При каковом известии мы не теряя времени пустились на той же лодке в гавань и через три часа благополучно прибыли на шлюп. По радостном свидании с сослуживцами, я употребил все старание к исправлению баркаса; на другой день поутру лейтенант Никольский с надлежащим числом работников и нужными материалами был отправлен для починки баркаса, и трехдневная работа окончила все неудачи путешествия на теплые воды, о которых, равно как о здешнем климате и произведениях природы, г. Огиевский сообщил мне следующие замечания.

«Для исследования Паратунских ключей я не упустил запастись нужными вещами; но взятые кислоты в дороге сделались жертвою неосторожности, а чернильные орешки не производили ни малейшей перемены в воде, опущенное же в оную серебро через несколько времени принимало цвет черноватый; из сего и можно заключить, что в ключах находится осеренный водотворный или осеренный селитротворный газ; точность такового заключения оправдывается и тем, что в близости ключей мы почувствовали запах гнилых яиц, который, впрочем, столько слаб, что можно воду пить без отвращения; судя же по легко слабительному действию, должно полагать, что сера здесь находится в соединении с тальком, нитром или с известью. Опущенный в сей ключ термометр показывает до 40° Реомюра. Ключ бьет из-под отлогого берега у небольшой безымянной речки, впадающей в реку Паратунку, поблизости коей и самые воды названы Паратунскими.

При самом истоке силою течения образовался небольшой бассейн, из которого вода впадает в протекающую реку, саженях в пяти от ключа. Первоначальное открытие сих вод оставалось неизвестно до 1819 года, в котором один из давно служащих в Петропавловском порте, матрос Корягин, страдавший застарелою ломотою и ранами, известясь от жителей о существовании упомянутых ключей, испросил дозволение пользоваться оными, и к удивлению, через три месяца получил не только облегчение, но и совершенно выздоровел, что утверждает сам Корягин, которого мы видели, и свидетельствует капитан-лейтенант Голенищев – он, очевидец чудесного действия сих вод, неоднократно обозревал сии ключи и, узнав, что не один Корягин получил излечение, но многие другие, коих имя я не припомню, донес о том главному начальнику г. Рикорду, по воле коего близ ключей построен домик, состоящий из двух чистых горниц, кухни и других служб; на берегу реки в двух саженях от истока устроены две маленькие светлицы, в которых сделаны дощатые с задвижками ванны, одна для теплой воды, другая для холодной, а третья для спуска той и другой.

Хозяйственное смотрение за сим столько благотворным заведением поручено старому Корягину, и он при помощи жены и детей занимается разведением огородных овощей с таким успехом, что должно удивляться множеству растущего картофеля, редьки и моркови. Сему плодородию споспешествуют не столько труды, сколько самый грунт земли, которая согреваема внутреннею теплотою протекающей воды, всегда остается теплою и рыхлою, так что посаженный картофель скоро созревает; достигший значительной величины собирают, а мелкий остается в земле на всю зиму и в следующее лето без всякой помощи вырастает. В окрестностях ключей и в других подобных местах можно бы с большою выгодою развести не только огороды, но и обильнейшие пашни; судя же по целительности здешних минеральных вод, можно бы с пользою построить при имеющейся гостинице больницу для страждущих хроническими болезнями.

Что касается до здешнего климата, он едва ли не лучше климата многих округов С.-Петербургской губернии. Жители Камчатки не знают ни больших морозов, ни сильного зноя; зима начинается не ранее ноября или декабря месяца, а весна в мае, с тою только разностью, что в местах, прилежащих к огнедышащим сопкам и горячим ключам, зима начинается позже, а весна ранее, нежели в других местах. Не менее того и грунт земли различен в здешнем крае. На горах, обыкновенно состоящих из камня и твердой земли, от гниения мхов верхний слой образовался мягкий, то более приметить можно на холмах и отлогостях оных; на долинах, пресекаемых горами, земля в одних местах губковатая, а в других настоящая произрастительная.

На отлогостях гор растет береза и кедровник, а по берегам рек Паратунки и Авачи – ива, ольха, тополь, пихта, шиповник и местами можжевельник. Между сими, так сказать, главными произведениями царства прозябаемых в большом количестве попадаются: морошка, брусника, клюква и водяница, известная здесь под названием шишка; сверх того на полях в изобилии растут особого рода лилии (lilium) и ульмария (Ulmaria), также дикий чеснок (allium), кипрей (Epilobium) и сладкая трава (sphondilium); о других разного рода растениях, не столь полезных и притом уже известных, говорить здесь было бы излишне.

Малое число имеющихся при порте лошадей привезено сюда, как известно, из сибирских губерний; собаки же, составляющие здесь богатство хозяина, находятся едва ли не со времен населения Камчатки, почему и называются собственно камчатскими, роста среднего, покрыты шерстью длинною и косматою, уши повислые и редко стоячие; сии домашние животные очень смирны, вероятно от того, что лето и зиму кормятся одною рыбою, никогда не лают, а только воют; кошек здесь мало, и оттого крыс чрезвычайно много. Диких животных нам не случалось видеть, но, судя по количеству шкур, из коих жители делают одежду, можно заключить, что в здешнем крае немало водится медведей, лисиц, диких баранов, оленей, горностаев, песцов и соболей.

Авачинская губа и все воды, омывающие берега Камчатки, изобилуют разными животными; но из млекопитающих ловят одних только сивучей и тюленей; киты же и косатки, при всей многочисленности их, не подвержены сему жребию, разве только мертвые, выброшенные на берег, снабжают жителей своим жиром и усами. Из рыб ловят здесь чавычу (род лососей), вахню (род трески), корюху, в малом количестве сельдей и многих других, о которых упомянуто в старых и новых описаниях Камчатки. Птицы в Камчатке различны, мне случилось видеть только следующих: белоголовых и белохвостых орлов, ястребов, черных воронов, сорок, дятлов и куропаток; по рекам и озерам много белых лебедей, диких гусей, разного рода уток и куликов, а в Авачинской губе и на взморье много старичков, ипоток (alea) урилов, черных и белых чаек.

Говоря о Камчатке, нельзя умолчать и об авачинском философе Петре Васильевиче Добелло, коего приветливое и искреннее обхождение и ласковый прием навсегда запечатлелись в памяти нашей. Он с милым семейством, удалясь из Манилы по случаю неблагоприятных политических обстоятельств, поселился на пустом северном берегу Авачинской губы, скромная и даже недостаточная хижина, построенная собственными его трудами, заменяет прежнее великолепие манильских чертогов Генерального консула. Многолюдные собрания, великолепные пиры и модный этикет ограничились жизнью простого поселянина, занимающегося садоводством, рыбною ловлею и постройкою не совсем еще оконченного дома; он имеет при себе одного негра, который по прежней привязанности не оставляет его и, каждодневно работая вместе со своим господином, облегчает несколько труды его.

Спокойствие и довольство, начертанные на лице, явно показывают торжество над издевающимся счастьем и заставляют завидовать твердости духа г. Добелло. Ибо во время наших с ним свиданий я неоднократно имел случай узнать его мысли и чувствования относительно прежнего изобильного состояния, в сравнении с настоящим, удивлялся равнодушию и ни однажды не слыхал ни малейшего роптания на несправедливость судьбы. Приятно было смотреть на семейственное согласие, хозяйственную попечительность и любезное обхождение г. Добелло; скромное, но вкусное угощение заманивает к частым прогулкам по Аваче, а любопытство видеть пример благоразумной твердости завлекает еще более.

По мере удаления нашего от Петропавловской гавани ветер увеличивался, так что около полуночи шлюп наш, погоняемый свежим SW ветром, пробегал по шесть и семь миль в час, а на рассвете, при довольно ясном угаре, можно было видеть одни только призраки оставленных нами высоких гор Камчатки. Направя путь к Ситхе, я решился держаться южнее гряды Алеутских островов, не проходя между оными; такой выбор зависел от позднего времени года, сопровождаемого большею частью пасмурными днями и бурными от SW ветрами, от которых плавание в тех местах могло бы быть не столь приятным и даже несколько опасным.