Три лилии Бурбонов
Шрифт:
В целом впечатление, производимое принцем во время его пребывания в Испании, было превосходным, и повсюду было замечено, что он никогда не пользовался преимуществами испанской вежливости, которая предоставляет всё в распоряжение гостя, в отличие от Бекингема и других английских придворных, прибывших в Испанию. Действительно, поведение этих гостей, и, особенно, дерзость Бекингема, очень скоро вызвали отвращение у серьёзных, учтивых испанцев.
В полдень, когда советники удалились и заняли свои места в процессии, грохот барабанов и труб возвестил о прибытии в монастырь испанской гвардии в оранжевом и алом, за которой следовала немецкая гвардия в малиновом атласе и золоте, с белыми рукавами и шапочками с плюмажами.
Затем прибыл муниципалитет Мадрида с большим количеством городских чиновников, одетых в оранжевый атлас с серебряными блёстками. Идальго
Филипп покинул свой дворец, когда большие часы во внутреннем дворе — одно из чудес Мадрида - пробили час, и кружным путем добрался в своей карете до боковой двери монастыря. До трёх часов Карл и король дружески беседовали, а затем, когда был дан сигнал кортежу трогаться, они одновременно вскочили на коней.
Под звуки барабанов, свирелей, кларнетов и труб возглавили процессию судьи, чиновники, придворные и знать, герольды, стражники, пажи, лакеи и конюхи. Затем появились на лошадях король и принц под балдахином из белого дамаска с золотом на серебряных шестах, которые несли шесть офицеров. Должно быть, они смотрелись хорошо, поскольку были совсем молодыми людьми и прекрасными наездниками. Оливарес и Бекингем бок о бок следовали за ними, а затем появился большой отряд испанских грандов с английскими послами и офицерами. Было также замечено, что Карл по примеру короля снимал шляпу всякий раз, когда проезжал мимо церкви или священного образа, что произвело на толпу хорошее впечатление.
Кавалькада проехала по улицам, богато разукрашенным и заполненным ликующими людьми, а затем - по площади Пуэрта-дель-Соль и улице Майор к древнему Алькасару на утёсе, с которого открывался вид через равнину на заснеженные вершины Гвадаррамаса. По пути следования показывали национальные танцы и комедии до тех пор, пока не приблизился принц, в честь которого исполнили особые танцы, от которых он пришёл в большой восторг.
Во дворце Филипп IV сам проводил Карла в его покои и превзошёл самого себя в приёме своего гостя. В тот же вечер королева прислала принцу штуку белого льна для сервировки стола и нижней одежды, а также роскошный халат и туалетные принадлежности в надушенном ларце с золотыми ключами.
Глава 5 АНГЛИЧАНЕ (продолжение)
На следующий день муниципалитет Мадрида устроил с большим размахом бой быков. Огромная площадь Пласа Майор была окружена трибунами, и каждый из балконов высоких домов, выходящих на площадь, был увешан малиновым шёлком и золотым сукном и заполнен дворянами и дамами. Королевские балконы на втором этаже муниципальной пекарни были украшены богатыми драпировками, балдахинами, занавесями и балюстрадами. У каждого совета и коллегии была тоже своя трибуна. Англичан разместили на специальном помосте, установленном на углу улицы Горечи, что вызвало множество сатирических комментариев. Когда всё было готово и под аркадами собралась толпа, на арену выехали кареты и, сделав круг, остановились у центрального входа пекарни, ведущего на балкон королевы. Здесь Изабелла сошла на землю, одетая, как и сопровождавшая её инфанта, в коричневый шёлк, расшитый золотом и усыпанный драгоценными камнями, в то время как белые и коричневые перья их щегольских шляпок были усыпаны бриллиантами. С ними пришли два инфанта, Карлос, в чёрном бархате и золоте, с бриллиантовыми цепями и пуговицами, и мальчик кардинал-инфант Фернандо в пурпуре. За ними следовали десятки дам, затем офицеры гвардии и, наконец, «большая компания испанских и английских дворян, придворных, грандов и сопровождающих». Затем подъехали Карл и Филипп. Принц Уэльский был одет в чёрное, с белым плюмажем на шляпе, и восседал верхом на гнедом коне, в то время как король, одетый в строгий коричневый костюм, ехал на серебристо-сером скакуне («обе лошади своей величественной статью как бы показывали, что они осознают ценность своей ноши»). За ними следовали Бекингем и граф Оливарес с английским послом, государственными советниками, придворными дамами и гвардейскими стрелками.
Изабелла и Мария сидели на балконе справа и отделялись только перилами от соседнего балкона, который заняли король с братьями и принц Уэльский. А Бекингем, Оливарес и другие английские и испанские дворяне находились на балконе слева. Зазвучали трубы и сотня лакеев в коричневых камзолах с развевающимися серебряными лентами очистила арену. Затем
появился герцог Сеа на сером коне, сопровождаемый пятьюдесятью лакеями в камзолах из серебристой ткани и штанах палевого цвета, в шапочках с серебряной нитью, а за ним следовала группа знаменитых тореадоров. Герцог низко поклонился королевскому балкону, после чего принц Карл тоже обнажил голову. И так, вельможа за вельможей, каждый со своими людьми и множеством слуг в восточных одеждах, проходили перед королём и его английским гостем. Каждый из них убил копьём по быку, и, хотя некоторые из вельмож находились на волосок от гибели, никто из них не пострадал. Когда коррида закончилась, пошёл сильный дождь, и придворный хронист сообщает, «что среди падающих потоков воды появились пажи с факелами, которые заливали светом царство тьмы».Празднества по случаю торжественного въезда Карла в Мадрид длились три дня: комедии, музыкальные концерты, турниры, иллюминация и фейерверки сменяли друг друга. Даже Бекингем был ослеплён этим великолепием, о чём и сообщил в письме к своему господину, добавив:
– Мы чуть не забыли сказать Вам, что первое, что сделали, прибыв во дворец, это навестили королеву, где между Вашим ребёнком и леди возникла ссора из-за отсутствия приветствия; но мнение Вашего пса (т.е. Бекингема) таково, что это искусственная вынужденная ссора, чтобы в дальнейшем породить большую доброту.
Ещё в этом письме, написанном на следующий день после официального въезда, взволнованные гости забыли рассказать королю, что его Малыш имел возможность впервые видеть инфанту вблизи в течение нескольких часов. Поэтому к нему была приложена маленькая записка, нацарапанная наспех: «Сам малыш Карл так тронут до глубины души, что признаётся, что всё, что он когда-либо видел, перед ней (инфантой) ничто, и клянётся, что ради неё готов идти в бой. Я (Бекингем), не теряя времени, попытаюсь ускорить их соединение, которым доставлю удовольствие ему, ей, Вам и себе, получив, таким образом, возможность как можно скорее припасть к Вашим ногам; ибо никогда ещё никто так не жаждал оказаться в объятиях своей возлюбленной. Итак, испрашивая Вашего благословения, я заканчиваю, Ваш покорный раб и пёс Стини».
Тем не менее, переговоры не продвинулись ни на шаг. Разрешение на брак из Рима всё не приходило, и Оливарес под этим предлогом отложил переговоры. Тем временем принц Уэльский, похоже, действительно влюбился в инфанту. Как пишет Джеймс Хауэлл, в июле раз в неделю во дворец приезжали комедианты, и Изабелла и Мария смотрели представление, сидя под большим балдахином, в то время как Карл находился по правую руку от королевы, а маленький кардинал-инфант - по левую руку от сестры:
– Я видел, как принц в течение получаса неподвижно смотрел на инфанту в задумчивой позе созерцателя, которая, несомненно, была бы утомительной, если бы не его влюблённость…
Эндимион Портер тоже писал своей жене вскоре после прибытия Карла в Испанию:
– Принц проникся такой симпатией к своей невесте, что теперь как будто ему всё равно, на чём будет настаивать папа римский.
В свой черёд, граф-герцог убедил Карла принять участие в диспуте в монастыре Святого Иеронима об истинности католической религии и поручил всем наиболее значимым придворным священнослужителям обратить принца в истинную веру. А английскому католическому священнику по имени Уоллсфорт совместно с братом Франсиско де Хесусом была поручена та же миссия в отношении Бекингема, но, хотя это ни к чему не привело, они оба утверждали, что фаворит Якова I был еретиком только по политическим мотивам, а в душе оставался католиком. Но если Карл, вроде бы, молча согласился с аргументами священников, то Бекингем твёрдо заявил, что не должен позволять принцу продолжать дискуссию. В ответ Оливарес предупредил его, что любая попытка провести протестантских капелланов в апартаменты принца во дворце будет пресечена силой.
Справедливости ради стоит заметить, что граф-герцог, хотя и заявлял о своём желании устроить этот брак, никогда не пытался скрыть, что он может быть осуществлён только на совершенно невозможных для Англии условиях. С самого начала испанцы не верили ни словам, ни клятвам короля Якова, потому что знали его слишком хорошо.
– Дела должны предшествовать словам!
– постоянно повторял Оливарес.
Испанская сторона настаивала на том, что к английским католикам должно проявить терпимость, а парламент обязан отменить уголовные акты королевы Елизаветы I против них ещё до того, как инфанта покинет Испанию. Хотя Яков I обещал многое, но было ясно, что он не сможет принудить к этому англичан.