Три месяца, две недели и один день

— Не выйдет. Им важно моё положение. Они хотят заполучить меня в фотосессию одежды для беременных. Прямо сейчас или в ближайшие две недели.

— Я всё ещё не понимаю, в чём тут дело. Ты хочешь это сотрудничество, так что тебя останавливает?

— Я не уверена, что хочу. В смысле я никогда не думала, что когда-нибудь окажусь в таком состоянии одновременно с тем, как кто-то захочет увидеть меня их лицом именно с огромным животом, — ну, теперь я понял. Она хочет эту фотосессию в плане бренда, но чтобы она произошла как можно позже, и к тому дню от беременности не осталось бы никаких визуальных напоминаний. Желание поработать вместе с известной маркой никоим образом не распространяется на коллекцию вещей для будущих мам. Словно Лив в принципе не хочет видеть себя такой на протяжении очень весомого периода и, вероятно, даже после родов. Ведь все эти рекламные постеры и биллборды в принципе находятся перед глазами у людей гораздо дольше обычных снимков папарацци, которые уж точно нельзя обнаружить ни на улицах, ни в торговых центрах, ни в отдельно взятых магазинах, и впоследствии проще простого оседают ещё и в интернете, откуда навсегда ничего не стереть.

— Ну, тогда откажись ещё раз и уверенным тоном попроси тебя больше не беспокоить, — говорю я, хотя мне и не хочется, чтобы она сделала это. Потому что то, в чём она сомневается по работе, для меня уникальный шанс обрести её снимки в нынешнем положении для своего домашнего архива. У каждой нормальной пары есть такие, когда вы выбираете фотографа и, договорившись, собираетесь на романтическую съёмку, а спустя некоторое время получаете красивые совместные фотографии. Но у нас таких не будет, так что, быть может, мне стоит подобрать такие слова, благодаря которым у меня останется хоть что-то. Наглядное воспоминание о любимой женщине в тот момент, когда она ожидает моего ребёнка. Вероятно, даже заключительное. Надо уговорить её передумать, но так, чтобы она посчитала это своим собственным решением. Не моим.

— Я просто не хочу, чтобы меня запомнили исключительно как бывшую жену известного мужа-спортсмена, которую тот бросил, пока она беременна.

— Всё совсем не так.

— Но со стороны именно такая картина и вырисовывается.

— Да кому какое дело? С каких пор тебя заботит, что подумают другие?

— То есть ты не против?

— А что, должен быть? — Лив переводит свой взгляд с дверного проёма, ведущего из спальни в ванную, непосредственно на моё лицо, и в выражении её глаз, в том, как она смотрит на меня, есть что-то неоднозначное и сложное для понимания. Удивление? Негодование? Разочарование? — Ты хочешь, чтобы я тебе запретил?

— Я не знаю, чего хочу. Этот живот… Он…

— Красивый и аккуратный. Не огромный. Ты можешь меня не слушать, но тебе не из-за чего нервничать. Уверен, ты будешь выглядеть, как надо.

— И это всё? Совсем никаких возражений? Раньше в такие моменты ты, бывало, крутился поблизости, — прежде я действительно иногда ездил вместе с ней, тщательно наблюдал за процессом и мог высказать своё неодобрение, когда и если позы становились уж слишком откровенными даже при целомудренной одежде, но сейчас это будет не к месту. А с другой стороны у меня, вероятно, ещё больше причин погулять рядом и в этот раз.

— Хочешь, чтобы я отвёз тебя и дождался?

— Но ты уезжаешь.

— Но ведь это, как я понял, терпит.

— Да.

— Десятое число подойдёт? Я как раз буду свободен в течение всего дня.

— Я узнаю и сообщу.

— Тогда позвони, как только всё устроится. А сейчас мне лучше вернуться к сборам. Через два часа за мной заедет Дениз.

— Она, как и прежде, не может не проводить Митчелла?

— Для тебя это наверняка нелепо. Ты ведь никогда не вызывалась отвезти меня в аэропорт.

— Ты не считал это нужным. Тебя вполне устраивало, что вас с Тимоти всегда может подхватить Митчелл.

— Но ты, скорее всего, совершенно не понимаешь, как вообще можно настолько любить кого-то и хотеть быть рядом, чтобы желать проводить с ним всё возможное время.

— Вряд ли это всё ещё их случай, Дерек. Там уже давно не любовь. Не знаю, что точно не даёт уйти ему, но для Дениз вся причина, думаю, в деньгах. Финансовая зависимость удерживает похлеще всяких чувств. Или просто та жизнь, к которой ты привык. Но я бы ушла и без гроша в кармане.

— О, поверь, я это знаю, — Оливия уж точно не стала бы терпеть пренебрежение, повторяющиеся адюльтеры и неуважение, и гипотетически ни безденежье, ни просто стеснённость в средствах, ни невозможность в материальном отношении вновь положиться на родителей хотя бы временно не остановят её от столь решительного шага, но Дениз не Лив. Для неё многие вещи банально неприемлемы. Например, в значительной степени разлучить мальчиков с их отцом. — Но детям нужно и мужское воспитание. Особенно если речь о будущих мужчинах. Впрочем, мы с Тимоти не вмешиваемся в их жизнь. Мы друзья. Не судьи.

— Что ж, полагаю, ему повезло. Если однажды она всё-таки устанет терпеть, заберёт детей и уйдёт, у него, по крайней мере, будете вы двое.

— Однако это не равноценные вещи.

— Но невозможно иметь всё и сразу, — но у меня во многом так всё и было, и пусть это закончилось, я никогда с ней не соглашусь. Деньги приходят и уходят, зарабатываются и снова тратятся, теряются и находятся, но семья — это навсегда. Сначала та, в которой ты родился, а потом та, что создал. Даже если и с ней всё пойдёт прахом, как вышло у нас, можно всё равно оставаться родными друг другу людьми, хранить память о хороших вещах и не забывать о той близости, что когда-то вас связывала. Наверное, делать соответствующий выбор смогу и я.

Глава пятнадцатая

— Да, алло.

— Привет. Я тебя разбудил?

— Который час?

— Половина девятого, но это у меня, а у тебя половина седьмого, — разница в часовых поясах не так уж и значительна, но что по времени штата Иллинойс, что по времени Лос-Анджелеса ложиться спать ещё рано. Лив не отвечала на мой звонок достаточно долго, а теперь, всё-таки подняв трубку, звучит сонной и уставшей, и это мне не сильно нравится. Иногда мы ложимся спать посреди дня, когда чувствуем себя не лучшим образом, неважно, физически или морально, и надеемся проснуться уже в более собранном состоянии. — Ты в порядке?

— Да, всё хорошо, — я слышу шуршание постельного белья, пока Лив, вероятно, садится в кровати или как-то иначе меняет положение своего тела, а на фоне странный писк, но он едва различимый и может быть чем угодно, так что я почти сразу же забываю о нём, — я просто уснула. Ты подумал верно. Всё уже закончилось, да?

— Да. Мы победили, — и таким образом я бы сказал, что во все эти дни мы были на высоте. Первая выездная серия игр прошла довольно удачно. Две из трёх встреч остались за нами, субботняя в Далласе и сегодняшняя в Чикаго, и, несмотря на поражение в Сан-Антонио в понедельник, тренерский штаб вполне удовлетворён полученным результатом и рассчитывает на закрепление результата меньше, чем через три дня, уже на домашней арене. — 107:123.

— Что ж, это здорово. Спасибо, что сообщил. Так вы уже в отеле?

— Да, приехали где-то минут двадцать назад.

— Ну что ж. Полагаю, скоро вы пойдёте отмечать. Или все сильно устали?

— Вообще-то не совсем. Не так, как позавчера. Но я, наверное, останусь.

— Почему? — потому что теперь, когда напряжение спало, всё время не нужно распределять между географическими перемещениями, приёмами пищи, сном, тренировками и матчами, и мне некуда спешить, я впервые за эти дни могу поговорить с ней нормально и без всяких ограничений.