Три метра над небом

Это меня не интересует. А вот о России. «На Руси «боданы бесерменьскыя» впервые упоминаются в Кирилло-Белозерском списке Задонщины (1470 годы). С XVI века отмечено их конкретное применение, однако, встречались они редко».

И еще интересный факт. Кольчуга Бориса Годунова упоминается в описи 1589 года: «Байдана мисюрская с сеченым кольцом, с мишенью без ожерелья, ворот и рукава, и по подолу пущена в три ряда медью золоченою». На кольцах надпись: «С нами Бог ни кто, же на ны», а с другой: «Мати Божия буди с нами».

Кроме байдан в описях упоминаются полубайданы: согласно одному мнению, так называли укороченные байданы длиной немного ниже пояса, согласно другому – дело не в длине доспеха, а в кольцах таких же пропорций, но меньшего размера.

Сделав несколько снимков с иллюстраций, я, удовлетворенный своими изысканиями, двинул… Нет, не домой. Прямиком в ресторацию. Так положено: отметить событие доброй порцией вина.

Байдана, что я нашел в песке берега Нигозера, теперь красуется на манекене у меня в кабинете. Вещица заняла свое законное место лишь тогда, когда по ней мой товарищ, мастер, театральный макетчик, изготовил торс «добра молодца».

Иногда, притомившись от трудов праведных в поисках крупиц истины в массе информации, я гляжу на «идола» и говорю с ним. Я не сошел с ума. Просто в моем характере засел вирус спорщика.

Как-то поздно вечером, когда после рюмки Scotch whisky я опять стал вести дискуссию с манекеном, он мне пожаловался:

– Голова моя без шелома. В сече порубят мою добру головушку.

Дело было зимой, в день Крещения. Стояли, как и положено, Крещенские морозы, и о поездке куда-нибудь на поиски очередной «вещицы» речи быть не могло.

До весны все мои мысли были заняты одним: как бы закончить статью для журнала «Вопросы истории». А чувства отданы особе женского пола с милым именем Полина.

Манекен нет, нет, да намекнет мне о шеломе.

– Он меня пугает, – жаловалась Полина, и я её понимал. Стоит половина мужика в железе. Мало что его половина, так голова его лыса и блестит мерзко.

– Поедешь со мной в экспедицию? – сгоряча спросил я юную деву с бюстом четвертого размера.

– На море? – Я понял, она со мной не поедет. Намерен я уехать на Валдай. А там, как известно, моря нет.

Как известно также, Валдайская возвышенность дает начало многим рекам. Волга и Западная Двина, Ловать и Мета, Сясь и Молога. По опыту своих археологических экспедиций в студенческие годы знаю: по берегам рек можно найти редкие «вещицы». Подготовкой к этой экспедиции я занялся загодя. С особой тщательностью собирал я инструменты. Скребки, лопатки, ломики. Тара тоже играла немаловажную роль. Одна – для твердых «вещиц», другая – для артефактов хрупких и бьющихся. Припас и мешочки для сыпучих «вещиц». О своем пропитании я не озабочивался. Буду жить по принципу – будет день, будет пища. В подборе напитков я поступил, как истинный гурман. Чай только крупнолистовой байховый. Обязательно в металлических коробках. Кофе беру в ограниченных количествах. Пить кофе для поддержания тонуса? Ложное представление. Только сердце «раскачивать».

К середине мая все было готово. Но вновь, как в сказке, случилось то, что надолго отложило мою экспедицию на Валдайскую возвышенность. Неведомый грипп свалил меня в постель. И не просто в постель, а на больничную койку в больнице имени Боткина. «Боткинские бараки».

На третий день моего пребывания в клинике, когда врачам удалось «сбить» температуру, я получил записку от Полины: «Милый, срочные дела вынудили меня уехать из города, но я с тобой. Скоро вернусь. Не скучай, твоя Полина».

Три недели я пробыл в больнице. За время лежания на больничной койке я прибавил в весе. Удалось даже написать небольшое эссе об исторической необходимости создания в Советском Союзе такого института государственного управления, как система ГУЛАГ.

Во второй половине июня, когда белые ночи были на исходе, я вернулся домой. С каким наслаждением я вдыхал воздух своей квартиры. Я обходил её, задерживаясь то у одной, то у другой «вещицы». Воспоминания, воспоминания…

Каково было мое удивление, когда я не обнаружил мои припасы для экспедиции. Зато увидел листок из блокнота: «Милый, прости, что я без спроса забрала твои запасы. Лето же. Пропадут. Прости, люблю. Полина».

Я вспомнил, что когда меня собирались увезти в больницу, я передал дубликат ключей моей милой подруге.

Двое суток я приходил в прежнюю норму жизни. На третий день поехал в магазин спортивных принадлежностей. Гантели на два и три килограмма, эспандер. Подержал в руке гирю. Нет. Благодарю покорно. Я вам не Жаботинский и не Власов.

– Решил заняться бодибилдингом? – Я чуть не упал. Рядом Полина.

Задавать вопрос, как она тут оказалась, зряшное дело. Сама скажет.

– Дорогой мой, я знаю, что ты меня спросишь, как я тут оказалась. – А что я говорил? – Я «вела» тебя прямо от парадной твоего дома. Грешна, думала, что ты идешь к любовнице. Решила глянуть, каков вкус у моего друга.

Пояснение от меня. Полина когда-то служила в милиции. Оттуда и сленг.

С двумя парами гантелей и эспандером мы пошли искать место, где можно было бы утолить голод.

– Дома я поражу твое воображение одним сюрпризом, – говорит Полина, утирая рот салфеткой после съеденного пломбира с шоколадной крошкой.

– Ты сделала пластическую операцию, и теперь у тебя нет пупка?

– Мое зачатие порочно, как и твое. Ты извращенец? Оплати по счету и пошли.

Во время обеда я не спрашивал, где была Полина все то время, пока я лежал на койке в больнице. Сама расскажет, если сочтет нужным.

Напольные часы пробили восемь раз.

– Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, – протянула томно Полина. – Напои меня глинтвейном – и тогда я расскажу тебе, где я была и что делала там.

– Не по сезону пить горячее вино.

– Ты жадный или зануда? Хочу глинтвейна.

Горячее вино со специями не только согревает. Оно и возбуждает.

Напольные часы пробили десять раз.

– С тобой я получу психическое истощение, – постанывая, говорит Полина и больно щиплет меня.

– Зарежу, труп расчленю и растворю в серной кислоте, – отвечаю я.

– Дело номер триста пять. Убийство с особой жестокостью. Я его успешно довела до суда. Преступник получил двадцать лет в колонии строгого режима.

В моем шлафроке и босая Полина села на пуф.

– В прихожей сак. В нем пакет. В пакете мой сюрприз.

Так как Полина забрала мою домашнюю одежду, а облачаться в партикулярное платье было не время, я, как был в плавках, пошел в прихожую. Паркет приятно холодит ступни ног, от двери веет. У нас в доме как? На улице жара, а входишь в парадную – там прохлада. Ищу сак. Нашел с трудом. Полина умудрилась запихнуть его на антресоли шкафа-купе. Ожидая очередного розыгрыша от бывшего следователя, я, намереваясь снять сак с полки, напрягся. А он легок, и снять его не представило никого труда. Одним пальцем, выражаясь образно, я сак спустил на пол.