Три напрасных года

— Ты, салабон, с мамкой в баню ходил, когда я штурвал в руки взял.

И тогда я первый раз сказал мичману Герасименко «ты»:

— Я осенью на гражданке буду, а тебе до неё, как до Китая пешком, а когда выйдешь и поступишь на завод, будешь мужикам за водкой бегать по малолетству.

— Я тебе в морду дам, — пообещал Гераська.

— Лямка на штанах не лопнет?

— Как ты разговариваешь? — встрял Таракан.

— Соответствующе.

Народ напрягся, ожидая весёлой развязки. А у меня так пакостно на душе, что и ругаться противно, но с удовольствием подрался б с сундуками. Да где им — только по пьянке смелые.

Мы тут переругивались, а в бригаде творились дела драматичные. Вывод сделала комиссия — группа по всем показателям не боеспособна. Ханкайцы не знают основ морского дела, плавают в пунктах Положения об охране границы. А Мыняйловские Петро с Маняшей стали притчей во языцех. И резюме — Кабанчику полное служебное несоответствие, Атаману — неполное. Ершов смирился с унижением и готовился к предстоящему понижению. Кручинин хлопнул на стол рапорт на увольнение — выслуга у него уже была. Встрепенулось бригадное начальство, оплёванное и зашпигованное. Это что же получается, товарищи проверяющие — была группа не лучше других, но и не хуже, однако. С поставленной задачей по охране границы успешно справлялась. А тут приехали, обезглавили…. Может, сами попробуете? Нет желающих?

И пошёл откат с занятых позиций. Да, вроде бы, и не так всё плохо в группе, как может показаться с первого взгляда. Ребята и строем ходят, и на турнике подтягиваются. Не на «ты» с Уставами, так дело поправимое — на то и предусмотрена учёба. Надо только не расслабляться летом и не сачковать зимой. Про детей Ленина — факт, конечно, вопиющий, но за то башку завернуть замполиту и дело с концом. Но какой старшина там есть — как бишь его? — на все руки от скуки. Один может всем катером управлять. Таких людей надо поощрять. Обязательно поощрите. Нерадивых накажите, а заслуживших — к наградам….

Кручинину рапорт вернули, и сам он вернулся под вечер третьего дня. Один, без Кабанчика. Кликнул народ на разбор полётов. Мы собрались, а Валя Тищенко в рубке брюки гладит — краткосрочный отпуск на родину.

— Позор! — плевался Атаман. — Отличная группа! На тридцать балбесов один отличник.

— Валя Тищенко, — буркнул кто-то из толпы.

— Какой Тищенко? — Кручинин ткнул жёлтым от никотина пальцем в мою сторону. — Вон сидит спаситель наш.

Как вас понимать, товарищ капитан третьего ранга? Издеваетесь? Стоп, стоп, стоп…. Если все пятёрки у меня, почему Валёк брюки наглаживает? Этот вопрос задал Таракану, а ответил Гераська:

— Зубатиться надо меньше, салабон.

Эх, зря я его из-за борта вытащил — на ханкайском дне тебе самое место. Но дело было не в Герасименко. До глубины души меня возмутила командирская несправедливость — одни пашут, а в любимчиках другие. Хватит! Хватит Ваньку ломать. Тем же вечером объявил в кубрике:

— Всё, посуду больше не мою.

На других катерах годки не бачковали, а я — комсорг, пример подавал и Мыняйлу угнетал. Усы начал отращивать — а с ними та ещё история. Не знаю почему, но Атаман люто ненавидел наколки на теле и усы под носом. Чуть что — спишу в бербазу. И боялись. Один на всю группу Таракан с усами — но ему прозвище надо оправдывать.

Короче, идём с границы — я бородку смахнул, а усы оставил. Атаман на построении взглядом царапнул, но промолчал. Может, Беспалову что сказал. Тот наехал:

— Что за грязь под носом?

— В зеркало смотришь?

Вечером пришёл на катера обеспечивать, подсел ко мне.

— Слушай, ты что залупился? Мы о твоих усах с женой ночью говорили….

— Командир, если тебе не о чем с женой ночью поговорить — причём здесь я?

Явился как-то нежданным на спуск флага — мне показалось, поддатым. Приказал построить народ и меня, дежурного по рейду, в шеренгу загнал.

А потом:

— Выйти из строя…. За отличную сдачу проверки объявляю благодарность в виде ношения усов.

И смех, и грех! Я ладонь к берету:

— Служу Советскому Союзу.

Потом был День Пограничника, и посыпался звёздный дождь. «Отличников» полный иконостас. Комбриг подписал Почётную Грамоту, в которой гласилось, что главный старшина Агапов занесён в Книгу Почёта части. Вот так, я теперь главный старшина.

Кручинин после построения:

— Ты вот что, пиши заявление в партию — я рекомендацию дам.

— Так это, товарищ командир, не думал я совсем и не готов как бы.

— А чего думать — студентом тебя не примут, а станешь интеллигентом — вообще улыбнётся. Где ещё вступать, как не на службе?

И я написал….

А Валя Тищенко по семейным обстоятельствам домой ездил — отца схоронил. Зря я завидовал и обижался.

13

— Ваше благородие госпожа Бутылка

Часто ты пленяла нас и любила пылко

Но бывали тяжки похмелья твои

Не везёт мне в пьянке — повезёт в любви.

Идём в базу в канун Дня военно-морского флота. Мичман Беспалов уже не тот салажонок, который сучил ногами лезгинку на мостике при виде жены. Орлом смотрится и смотрит в дымчатую даль с романтической поволокою. Узрев в ТЗК жену на пирсе среди встречающих, ворчал:

— Пришла, дура. Думает, домой пойду. Да хрена с два — обеспечивать останусь.

А мы бреемся, гладимся — суетимся. Ладно, границу отстояли — праздник на носу. После построения заслали гонца за спиртным. Откуда, спросите, деньги? Так ведь у меня со всеми накрутками почти 25 р. в месяц выходит. У остальных поменьше, но и не солдатская же норма — 3 рубля 80 копеек. Так что….

Кстати, экипаж обновился. Позвольте представить.

Мыняйлу вы уже знаете. Второй годок — комендор Витя Иванов. История его кульбита со «Шмеля» на Ханку трагикомична. В бригаде бытовала традиция — что-то от Новгородского вече — давать публичную оценку командирам. Сам был свидетелем в бытность на ремонте. Сидим в клубе, разглядываем фильм. Входит мичман и от порога:

— Заступающие в наряд выходи на построение.

Никакого движения. Сундук на сцену, руками машет:

— Прекратите фильм! Новый наряд, выходи строиться!

Тут кто-то из толпы:

— Мичману Краснопееву….

Полторы сотни глоток единым рыком:

— Хрен в задницу!

— Осудим.

Все встали, указали перстами на субъект общего недовольства и прогудели:

— У-у-у, сука!

Мичмана будто волной смыло из клуба. Следом Гранин заглянул, и реакция толпы:

— Мичману Гранину….

Полторы сотни глоток единым порывом:

— У-рра-а…!

Ну, любит народ человека. А командиры-то как гордились. Офицерам тоже доставалось — и слава, и осуждение. Витя Иванов рассказывал.