Три подруги и древнее зло

Он примирительно вздохнул в ответ, переложив папку из одной руки в другую и произнес:

– Нет, но мне будет очень сложно пойти против неопровержимых улик. Так что, если вы не сказали мне всей правды, то самое время приступить к…

– К чему? – Ниса спрыгнула с подоконника и, прошлепав голыми ступнями по полу, встала рядом со мной и напротив Гриши. – К раскаянию? Так нам не в чем каяться. Ни перед тобой, ни перед кем-то другим.

Оборотень явно не стремился к открытой конфронтации, а потому просто поправил ворот рубашки и на прощание добавил, обращаясь, в основном, ко мне:

– Если будет, что добавить, ты знаешь мой номер.

– Я тоже его знаю, - широко, но не искренне заулыбалась в ответ Ниса и помахала ладошкой с самым прощающимся видом. Грише ничего не оставалось делать, как засобираться дальше по своим делам.

Когда в квартире остались только мы с подругой, Ниса оседлала табуретку верхом и, покусав губы, нарушила повисшую, неожиданно оглушительную, тишину:

– Зря мы ему позвонили.

– А были другие варианты? – огрызнулась я.

– Да! Надо было звонить Мише! Почему мы сразу о нем не подумали, а первым делом бросились за помощью к этому мохнатому, чья морда мне настойчиво не нравится?

– Потому что звонить Мише бессмысленно, - отрезала я.

– В смысле? – непонимающе мотнула головой подруга.

– Я уже больше недели не могу ему дозвониться, - нехотя рассказала я. – По личному номеру он не доступен, а на работе говорят, что взял отпуск за свой счет на месяц. Я хотела его с днем рождения поздравить, да так и не смогла связаться с именинником.

Ниса присвистнула.

– Интересный расклад, - помолчав, она спросила: - Как ты думаешь, что случилось?

– В моей квартире? – выразительно выгнула я брови. – Или в мире в принципе? Предполагаю, что за последние двенадцать часов много где и много чего случилось.

– Не начинай, - одернула меня подруга с легкой обидой, всплеснувшейся в голубых глазах. – Я знаю, когда тебе страшно или плохо, твоя природная ехидность проявляется в более жестких формах. И тебя начинает заносить на поворотах. Но не надо так.

– Не знаю, - ответила я уже более спокойно, приняв к сведению замечание банши. – Это ответ на твой вопрос: я не знаю, что здесь случилось.

– Но у тебя ведь уже есть какие-то догадки? – продолжила настаивать Ниса. – Я по лицу вижу, что есть.

Я раздраженно дернула уголком губ.

– И какое же у меня лицо?

– Лицо человека, который осознал всю глубину и широту грядущей проблемы, но еще не знает, как к ней подступиться.

Спорить с подругой, убежденной в своей правоте, было бесполезно.

Но её уверенность была не безосновательной.

– Когда мы посетили соседскую квартиру в первый раз, - начала я со вздохом огорчения, – вернее, когда внеслись туда на всех порах, горящие желанием вставить детишкам нравоучительные пистоны…

– Ты внеслась, - решила уточнить подруга. – И ты горела.

– Окей, я внеслась, - быстро согласилась я. – В общем, у них там были разные магические предметы.

– Ты уже об этом говорила, - припомнила Ниса. – Буквально недавно.

– И говорю об этом вновь, - начала раздражаться я. – Потому что это важно.

– Думаешь, во всем виноваты детишки? – уловила Ниса направление, к которому я вела.

– Что если, - я подняла больной взгляд на подругу, - они вызвали её, как когда-то вызвали мы?

– Хочешь сказать, - начала подруга неуверенно, словно пытаясь удостовериться, что она все правильно услышала, - они вызвали Пиковую Даму? И она пришла?

– Она – не Пиковая Дама! – не выдержала я, ударив кулаком по столу.

– Хорошо, хорошо, - тут же примиряюще замахала руками подруга.
– То есть, они позвали тень – и она пришла?

– Пришла, - горько подтвердила я. – И завладела телом девчонки с цветными волосами. Вспомни, что сказала Морин. С детьми проще, кроме того, если наша версия верна, и не все из детишек являются людьми, то из-за наличия врожденной магии ритуал действительно мог сработать.

– Хорошо, допустим, - начала раскачиваться подруга на табуретке, противно скрипя ножками. – Подростки начали проводить ритуал по вызову… чего-то. Обычно обыватели вызывают какого-нибудь духа, это самая неоригинальная идея из всех возможных, но самая популярная. Далее засевшая в твоем зеркале тварь это услышала, и явилась на зов. Вторглась в тело девчонки… а что дальше?

– А что дальше? – эхом откликнулась я, чувствуя, как ко мне на когтистых лапах подкрадывается мигрень.

– Как ребенок оказался здесь, в квартире? Дверь была заперта, когда мы уходили. Ты лично запирала замок. А когда мы вернулись, она все еще была заперта! Я не думаю, что тварь способна перемещаться сквозь стены, находясь в чужом теле, Ди. Дальше новый вопрос: кто и, главное, зачем устроил погром в квартире? Нет, что-то тут не складывается.

– Не знаю, - я остервенело потерла начавшие ломить виски. Дурнота накатила очень быстро. Быстрее, чем обычно. Быстрее, чем я предполагала. – Сейчас не могу об этом думать. Голова болит.

– Тебе надо лечь, - решила за меня подруга. – Ты какая-то бледная. И взгляд у тебя какой-то странный, мутный и дурной.

– Да, - согласилась я вяло, чувствуя, как силы покидают с каждым вздохом и глаза все трудней удерживать открытыми. – Надо лечь.

В то время, как я пыталась рассмотреть мир сквозь маленькие щелочки настойчиво закрывающихся глаз, подруга подхватила меня за талию, вынуждая подняться, и куда-то повела. Ощущала я себя при этом странно, двойственно, как если бы находилась одновременно в двух мирах – в мире сновидений и в мире яви. Как если бы я уже уснула, но при этом какой-то маленькой, все еще бодрствующей частичкой себя, цеплялась за реальность.

– Ложись, - тихо проговорила, вернее, почти прошептала подруга, опуская меня куда-то вниз.

Я ощутила под собой мягкость подушек и пружинистость матраса, а следом сверху легло нечто пушистое, очень мягкое на ощупь, успокаивающее.

– Спи, - напоследок прошептала подруга, поцеловав меня в лоб.

А дальше – мягкое шуршание удаляющихся шагов, аккуратно притворенная дверь и тьма, в которую я провалилась как в пропасть.

Глава XXVI

Это было странно.

Все, что я видела, было странным. Неестественным, словно вывернутым наизнанку. Чрезмерно выпуклым и выгнутым. Опасно надломленным и грубо насмешливым, словно этот мир конструировал злой чародей, использовавший всё исковерканное, уродливое, порочное, мутировавшее.

Картинка казалась очень четкой, слишком четкой и слишком яркой, до того яркой, что от этой яркости заболел не только мозг, но даже сам череп. Сознание фиксировало всё, что видели глаза, но какими-то урывками, как будто кто-то пытался сделать нарезку из паршивого низкокачественного видео, а после начал прокручивать её в моей голове, все еще пребывающей в состоянии удушающего оцепенения.