Три портрета одной семьи

Арфа успокаивала и лечила раны, ее дыхание крепло. Вдруг Лера остановилась и, улыбаясь в ответ на его недоумённый взгляд, негромко засмеялась:

— Представляешь, что думают о двух дураках, устраивающих ночные концерты, бедные соседи?

Мир был восстановлен.

— Я привез тебе сладости, — он поднял сумку.

— Поставь чайник, будь другом, — сказала она, вставая, — а я пока переоденусь.

На кухне он наполнил чайник и, метнул его на зажженную горелку, стал доставать из сумки коробки. Потом открыл холодильник. Там его ждал любимый им холодец и какой-то салат. Он выставил их на стол. Пришедшая на свист чайника Лера заварила чай. Она сделала бутерброды с икрой, он достал из серванта вино.

— У тебя выходной? — спросила она.

— Два! — отозвался он весело.

Они в общих чертах рассказали друг другу о том, что делали и чувствовали в эти дни. Лера с удивлением заметила, что ее собственный успех оказался ей не так дорог, как она думала, когда стремилась к этому. Больше хотелось пережить это вместе с ним: прожить вместе концерт и потом обсуждать дома, вспоминая то одно то другое, сверять ощущения от случившегося. Она даже не взяла домой традиционную афишу с автографами оркестрантов, которую, поздравляя, вручил ей дирижёр. Она лежит теперь в шкафу в гримёрке.

Лера поднялась снова подогреть чайник, Виктор привычно проводил взглядом её стройную фигурку, на сей раз на фоне окна:

— Рассвело, — заметил он, вставая, чтобы выключить свет.

Она подошла к окну. Было раннее утро, первые прохожие покидали квартиры и деловито устремлялись к своим целям.

— О чём задумался, детина? — шутливо поинтересовался Виктор, обнял ее за плечи.

— Солнце встало, — ответила она со значением и продолжила, видя, что он не понял, принимая её слова за ответную шутку, — знаешь, так сказал Серёжа, когда мы только познакомились, и я не знала, к счастью или к печалям впускаю тебя в свою жизнь. Он почему-то поверил в нас и сказал: «Солнце встанет — развиднеется».

— Много волжской воды утекло с тех пор, — задумчиво проговорил Виктор, — кажется — давно это было, в какой-то другой жизни, когда мы не знали друг друга. А получается, что недавно. Кстати, о Серёге. Лера, почему ты про них с Лариской говоришь «семья», а про нас так не говоришь?

Она пожала плечами, мол, что тут непонятного:

— Мы — пара, они — семья.

— Это потому, что у нас нет детей? — спросил он. — Так заведём, в чем дело. Придет время и заведем.

— Не поэтому. Я думала и заметила такое: одним семьям дети помогают сохраниться, а другие еще быстрей распадаются. Потому, что у них не было семьи и до детей, просто был штамп в паспорте, мол, отношения этой пары признаются законом.

— А пара влюблённых — это плохо? — не понял Виктор.

— Прекрасно, улыбнулась она, прижимаясь к его щеке. Только пара — это когда объединяются понравившиеся друг другу люди для того, чтобы проводить вместе досуг. Потом они убегают по своим делам, по своим траекториям, хотя они постоянно думают друг о друге, иногда это даже чрезмерно. Понимаешь о чём я? Не знаю, как объяснить. Начинают «тянуть одеяло» на себя: вот я ему это и это делаю, а он — всё себе в первую очередь, а зачем мне это надо? И всё. Разбежались потому, что это — он, а это — я. Понимаешь?

— Ты прямо философ, — усмехнулся Виктор, выключая засвистевший чайник, — давай горяченького попьём. Он взял бутерброд и подставил ей свою чашку.

Потом отнял чайник и налил ей:

— Бери конфеты. Твои любимые. Умница моя, заморочилась с холодцом. Я оценил, как всегда вкусно и приятно.

Она тоже взяла бутерброд и отхлебнула горячий чай, который привез Виктор: — Хороший напиток.

Они помолчали, занятые едой.

— Ты изменился за наши три года. К лучшему.

— Мне много дало общение с тренером. Понимаешь, баскетбол и так игра коллективная, но командирская роль — это другой уровень. Тут надо не эмоции включать, а мозг. Хотя, порой, эмоции могут страмплинить — сделаешь такой финт, что и самому поверить сложно, — он засмеялся и поперхнулся: «Кхе-кхе-кхе».

— Вот, — откашлявшись, продолжил он с улыбкой, — Егорыч меня стал учить дозировать эмоции. Капитану нельзя поддаваться эмоциям, просчитаешься враз. На эмоциональном подъеме промахов тыща. Всегда получалось, а тут — мимо! «Не судьба» говорим или «не везет сегодня». А не умеем себя правильно сдерживать, где надо. А где надо сдерживать — это и есть целая наука. — Виктор поднял указательный палец вверх.

Они оба засмеялись.

— Два философа, — улыбнулась Лера.

— Философская семья может получиться, — поддержал ее шутку Виктор. — У тебя сегодня что будет?

— Сегодня я дома. Завтра с утра мастер-класс в музыкалке. Потом на общую репетицию. К новому сезону начнем готовиться. Интересно, что дирижер надумал?

— Вот и хорошо. Что-то я тебе хотел сказать важное. Зацепило меня в твоих словах… никак не вспомню. — Виктор потер лоб. — Ага! Пара! Ты сказала, что пара в семью может не превратиться, хотя и любовь есть, и дети есть, и оба люди хорошие. Вот тут я Егорыча и вспомнил по делу, но отвлекся на себя любимого. А хотел я вот что сказать.

Лера подняла указательный палец вверх, пародируя его:

— Помедленнее, я записываю.

— Вот, — назидательно отчеканил Виктор, — нельзя опускать человека, он перед тобой раскрылся, а ты его носом в… — он подбирал слово, — вниз, вот.

— Не обижайся, я внимательно слушаю и включаю ум, как Егорыч говорит.

— Молодец, не зря хлеб общий жуёшь! — широко улыбнулся он. — Разрядить обстановку тоже надо уметь. Но я опять отвлекся.

— Я уже конфеткой балуюсь, — сказала она, протягивая руку за новой порцией сладости.

— Капитанство мне здорово помогло, конечно, благодаря Егорычу. Я знаешь, что открыл для себя? — он опустил поднимающийся вверх Лерин указательный палец. — В паре всё на эмоциях, в этом весь смысл и кайф. А в семье надо ум включать, а эмоции дозировать. Тут надо подходить тонко. — Он хотел поднять палец вверх, но сдержался, проконтролировав себя.

— Представляешь, любить, но сдерживать эмоции, чтобы оставаться вместе на долгие годы! — заключил он просто.

Она молчала, задумавшись.

— Ты, наверное, прав. Сдерживать, чтобы не перегореть раньше времени?

— Даже не так, поправил он ее. — Как бы тебе объяснить? Вот смотри. Как человек смотрит, то есть как он видит окружающий мир?

Наступила пауза.

— Он смотрит через хрусталик, преломляет свет через свой хрусталик. Через свой, не через чужой! Ну, вот. Говорят, что «свой взгляд имеет» или «на мой взгляд».

— Допустим и — что?

— А то, что — призма! У семьи есть своя призма, то, что для неё важнее всего. То, что нужно «как зеницу ока беречь». Так вот, эта призма — это зеница ока семьи, что дорого для семьи, без чего семьи нет, раз! и разбежались в разные стороны. Есть призма — есть семья. Нет призмы — нет семьи. Всё просто, — заулыбался он.

— Да. Я не капитан, не «догоняю»: где призму предлагаешь взять? — подытожила его речь и Лера.

— Призма — это не твой взгляд и не мой взгляд, это виртуальный взгляд нашей семьи. Все будущие планы — и твои и мои — преломляются через призму семейных идеалов и строятся с их учетом, а не так, как бы ты или я жили сами по себе или в паре, у которой есть близкие отношения. Вот, например, твоя карьера. Ты еще до нашего знакомства наметила доказать всем, что можешь играть сольные партии с оркестром. Твои планы не изменились. Я тебя поддерживал и поддерживаю в этом. Это твое стратегическое решение, оно важно для тебя, поэтому я хочу, чтобы у тебя все получилось. Сам я тоже наметил свой путь раньше, и ты тоже меня всё время поддерживаешь. А помогают наши планы семье? Или наоборот?