Три повести
Шрифт:
Хотя Дашке не нравится её полное имя – Дарья, говорит, что оно подходит доярке, ну или какой-нибудь казачке станичной. И поэтому она всегда будет Даша. Ага, конечно… Хотя у таких везунчиков, как она и мой братец, всё возможно. По крайней мере, я бы не удивилась.
Вот что меня действительно удивляет, так это решение моих родителей заводить для чего-то третьего ребёнка, в то время, когда у них и так уже имелась парочка идеальных детей. Умных, красивых, здоровых, да ещё и разнополых, то есть полный комплект. Зачем им понадобилось добавлять к этой безупречной, семейной идиллии ещё одного ребёнка, да к тому же не просто далёкого от совершенства, а грубо нарушающего всю их гармонию, вообще не понятно.
Светка, когда мы ещё не были бывшими подругами и с
Я настолько погрузилась в эти невесёлые размышления, что забыла, где нахожусь и с кем. Ну вообще-то это обычная тема для меня, когда я о чём-то сосредоточенно думаю. Мне даже отчётливо представилось, как мои родители, когда никто их не слышит, выясняют иногда хриплым и обвиняющим шёпотом, чья это промашка, и как вообще с ними мог произойти подобный казус.
Светка, которая решила, что я обиделась на неё, сказала, что напрасно я так реагирую, поскольку она как раз очень хорошо разбирается в таких вопросах, ведь у её папы и его новой жены именно так всё и получилось.
Эта женщина вдруг взяла и родила, хотя это совсем не планировалось, и даже выдвинула бедному Светкиному папе ультиматум, мол, или он женится, или до свидания. И пока отец раздумывал и метался, вся эта история выплыла наружу и стала известна Светкиной маме. И решение приняла уже она, можно сказать за всех. И тут как по заказу прямо, Светкиного отца как будто бы переводят в этот Волгоград, откуда, ну надо же какая неожиданность родом как раз новоиспечённая жена. И он, понятно, быстренько так сматывает удочки. Вот как всё произошло. Но если кому-то жаль Светку и её бедную маму, то это совершенно напрасно, потому что ни одна, ни вторая вовсе не напоминают убитых горем людей. Мать, тётя Лида как-то подозрительно быстро вышла замуж и чувствует себя, судя по всему довольно хорошо. Светка же вообще недавно заявила, что отношения с отцом у неё стали даже лучше, чем прежде, а с его новой женой они изначально прекрасно ладили. И ещё добавила, что всё это глупые выдумки про психологическую травму подростков после развода родителей, и что лично в их семье все от этой ситуации только выиграли.
Вообще в этом взрослом мире сплошная кутерьма и неразбериха. До абсурда доходит, бывает. Вот у Юрки Либермана тоже отец с матерью в разводе. А получилось как? Жили они себе жили, а потом вдруг папаша Юркин посчитал, что он женат не на правильной жене. Но хотя, наверное, нет, это случилось не так уж вдруг, но всё-таки случилось. Одним словом, этот славный муж и отец в какой-то момент решил, что с русской женой его в рай или куда там не пустят. Рядом должна быть женщина своей веры. И вот на этих смехотворных основаниях, он пять лет назад развёлся с Юркиной матерью и почти сразу же женился на еврейке. А потом почти также мгновенно отчалил с ней в Израиль. На историческую, так сказать, родину.
И вот эти, с позволения сказать, взрослые люди после всего ещё рассуждают о трудностях переходного возраста и нестабильности психического состояния в этот период! Честное слово, детский сад какой-то.
Но в отличие от Светочки, Юрка считает отца предателем и никаких сантиментов с ним не разводит, хотя и с матерью у него отношения натянутые и неровные. Но Юрка вообще такой, неуживчивый и колючий. А ещё ужасно
ехидный. Он всё время как будто ждёт нападения и потому перманентно находится в состоянии боевой готовности. И практически всегда нападает первым. Мне кажется, он слишком буквально понимает поговорку про лучший способ защиты. Поэтому-то у него и друзей почти нет, кроме нас с Олегом и Светкой да парочки старых приятелей. Его и учителя терпеть не могут, потому что он гораздо умнее некоторых из них, и не стесняясь демонстрирует это, часто вставляя им шпильки, задавая вопросы, которые их ставят в тупик, бесцеремонно указывая на ошибки или слабую осведомлённость. Как только он поднимает руку, а то и высказывается с места, у многих прямо вытягиваются лица. Кроме, пожалуй, нашей Лилечки, но она – это вообще особый случай.А что касается прозвищ, то наш двоечник и прогульщик Семён Бондарь назвал меня однажды Дорой, типа от Дарецкой, наверное. Грамотей, блин, даже не заметил, что там корень другой. Но мне это совсем по другой причине не понравилось. В этом имени явно слышится что-то громоздкое, дородное и несуразное: ДО-РА. И я даже сказала, что если он ещё раз меня так назовёт, то сильно пожалеет. Я тогда не знала точно, что сделаю, но наверное вид у меня был весьма убедительный, потому что больше я ни от него, ни от кого другого ничего подобного не слышала.
А вообще Юрка, когда мы заговорили об этом, заметил со смехом, что я к своему счастью не знаю, что такое обидные клички, вот его, например, часто называют хоббитом и я подумала, что действительно всё познаётся в сравнении. Потому что, если тебя называют хоббитом, это действительно жесть. И возможно Юркина готовность к нападению, связана ещё и с тем, что он знает, как уязвим в плане своей, ну очень своеобразной внешности. Это его триггер, уязвимое место, которое саднит, как рана без кожи, а потому он всегда под защитой высокого напряжения, как оголённый провод. Не знаю, кто как, а лично я его очень хорошо понимаю, наверное поэтому мы и подружились.
Ну вот, Юрка – хоббит, а Олег, значит, Кабан. И это несмотря на то, что он высокий и подтянутый, с правильными чертами лица, прямыми, русыми волосами, длинной, косой чёлкой, которая ему очень идёт и постоянной, какой-то извиняющейся полуулыбкой на лице. Как будто он боится, что кому-то мешает и этой смягчающей улыбкой просит прощения за своё присутствие.
Но вообще другого бы засмеяли, а Олега не сильно трогают. Что-то в нём такое есть, что-то неясное, глубокое, что не даёт позабавиться вволю, потому что об него, а точнее о его взгляд, ну как будто спотыкаешься. И даже не сразу понимаешь, в чём тут дело. Юрка мне рассказывал, что при знакомстве с Олегом, ему тут же захотелось спросить: «Эй, братан, что с тобой не так?!»
Но потом, он, видимо, привык к Олегу, как и мы со Светкой, и уже не реагировал так остро.
А ещё мне кажется, что если бы моя мать вздумала вот так же разыскивать меня чуть ли не с фонариком, то я бы уже, наверное, набирала телефон доверия какой-нибудь социальной службы, чтобы пожаловаться на насилие над бедным подростком. Надо мной, то бишь. Это же позорняк, ниже плинтуса. А Олег – ничего. В том смысле, что не протестует. Его это даже не цепляет.
По-моему, он вообще на разные там родительские происки не обращает внимание. Ему кажется, что это пустяк. Я однажды не выдержала и спрашиваю: «Зачем ты позволяешь матери забирать тебя домой, как пятилетнего?» А он не понял даже о чём это я, и пожал плечами, – она же, говорит, волнуется.
Обычно Олег сидит молча и довольно редко подаёт голос, хотя выглядит вполне довольным, только глаза его… Грустные такие и будто смотрят не наружу, а внутрь. Так что совсем даже непонятно, нравится ему с нами время проводить, привык он, или просто от нечего делать.
… Наконец, Светка резко поднимается, как будто только что вспомнила о каком-то чрезвычайно важном деле, бросает небрежно: «Пока!» сразу всем и медленно так удаляется, чтобы мы смогли в полной мере оценить её классную фигуру и элегантную походку, разумеется, тоже новую. Я смотрю ей вслед и испытываю смешанные чувства.