Три сестры. Таис

– И главное, что девчонка наконец-то носит платья, - засмеялась я.
– А то я уж начала бояться, что из этих пятнистых штанов её не вытряхнуть.

– Конечно, ведь чтобы спорить с настоятельницей, нужно быть в монастыре, а в монастыре положено носить юбку!
– улыбалась Курико.

– Ну, в твоих халатах и со всеми этими шпильками она тоже неплохо смотрится. Удивительно, но ей идёт.
– Припомнила я появившуюся у Курико привычку вечерами укладывать длинные волосы Альки в сложные причёски.

– Красиво конечно, но я так выгляжу старой, - рассматривала себя в зеркале Алька.

– Старой?
– ухмыльнулась Курико приподнимая бровь и отвлекаясь от промывания кисточек, которыми делала Альке макияж.

– Ну, да. Можно подумать, что мне лет двадцать пять!
– тряхнула головой внучка, заставляя звенеть длиные серьги и украшения на концах длинных шпилек-спиц.

– Старая в двадцать пять лет?
– засмеялась Курико.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе будет эти двадцать пять лет.

– Но то, что выглядит старше, действительно заметно.
– Согласилась я.

– Макияж гейши не для того, чтобы подчеркнуть красоту, а чтобы закрыть лицо. Гейша должна быть красива и спокойна. А сквозь полный макияж ни одна эмоция не пробьётся. Лицо словно сковано. И считается, что гейша, это женщина всегда в расцвете женственности, а не юная красотка. А под белилами юность не разглядеть.
– Рассказала Курико.

– У меня и с обычной косметикой, без всяких положенных гейшам правил, такой эффект.
– Пожала плечами Алька.
– Красиво, но плюс пять-десять лет сразу. Поэтому и не крашусь.

– Думаешь, отец разрешит?
– улыбнулась я.

– А я прям буду спрашивать, - хмыкнула Алька.
– А тоналку и пудру мне мать сама покупает. Чтобы синяки замазывать. Только с синяками это не помогает. Поэтому валяется всё в полке.

– А вот в платье, пусть сейчас это и не платье, тебе действительно идёт, - показала на её отражение я.

– Я знаю. Я похожа на бабушку, а про неё все говорят, что она красивая. Значит и я на моську не обижена, - засмеялась внучка.

Но было заметно, что ей это нравится.

Я достала кожанный футляр с фотоаппаратом. Старенький, ещё советский "Зенит - ЕТ", привезённый из Минска в восемьдесят седьмом году служил исправно. И работать с ним, от снимка до готовой фотографии, я умела. Попросила внучку встать на фоне цветастых штор и сделала пару снимков.

– Знала бы, что тебе так пойдут все эти гребни и шпильки, попросила бы привезти.
– Улыбалась я, замечая что Лекс и Алька наблюдают за подвеской на шпильке с одинаковым выражением.
– Напихала бы в пучок и носила бы.

– У тебя много было таких украшений?
– спросила, присаживаясь перед Курико, Алька.

– Много. Но одновременно можно носить один гребень и шпильки. Одну или две. Украшения не должны отвлекать от изящества и совершенства женщины.
– Улыбнулась Курико.

Утром после тренировки лисёнок спустилась к завтраку хитро улыбаясь.

– Ничего себе, - усмехнулась я.
– Оказывается в твоём мужицком бауле есть платья и даже украшения?

– Это подарки дедушки и бабушки. И я не собиралась оставлять их дома. И так уже поймала мать за примеркой. Ей выйти на чей-то юбилей понадобилось. Это моё, - пожала плечами внучка.

– Тебе очень идёт, - похвалила внешний вид Али Курико.

Голубая водолазка под горло и прямое платье-сарафан на широких лямках тeмно-синего цвета действительно хорошо сидели. Волосы Алька просто распустила, сделав из шифонового шарфа полоску ободок. Ну, как удержать улыбку, если именно так любила ходить Дина. И внучка сейчас явно её копировала. Из украшений на ней были серьги и кольцо. Эту пару Дина привезла из тогда ещё Свердловска, в восемьдесят восьмом. Класическая корзиночка со вставленным в центр натуральным изумрудом, вокруг которого вилась дорожка бриллиантов на белом золоте и золотое плетение основа.

– Драгоценные камни с утра?
– спросила я.

– Бриллианты свыше карата и крупные драгоценные камни носить днём дурной тон, - судя по вздeрнутому носу сейчас внучка цитировала.

– А это изящная классика.

– Подожди, - произнесла Курико и поднялась в свою комнату.

Вернулась она с небольшой шкатулкой.

– Эту брошь мне подарил отец, когда я стала ученицей гейши. То немногое, что осталось от богатства нашей семьи.
– Прикрепила она извивающегося азиатского дракона на платье Али.
– Подойдёт под твой комплект.

– Курико, ты же с родины смогла привезти всего несколько вещей. Кольцо, которое не снимаешь. Эту брошь и моё кольцо. Наверное не стоило, - осторожно начала я.

– Камни и золото любят свет. И молодость.
– Покачала головой Курико.

– А как же память камней?
– приподняла бровь Алька.
– Родовые оберeги и всё остальное?

– Возможно один из них на тебе. На старых старых доспехах, что хранились у нас дома было изображение именно этого дракона. А когда самураи моего дома шли на битвы, ведя за собой воинов, над ними развивались именно зелёные флаги.
– Таинственно улыбнулась Курико.
– А ты сегодня с чего это решила так одеться?

– Настоятельница Ксения обещала показать архив, собранный, как она сказала, хранителем этого места Нестором Кузьмичём. А разгуливать по монастырю в спортивных штанах не принято.
– Ответила Аля, закрывая колени салфеткой.

– А ты так щепетильна в этих вопросах?
– уточнила я.

– Нет, и когда мы всем классом были на восстановительных работах в Свято-Троицком монастыре, то дури припереться на стройку в юбке ни у кого не хватило.
– Ответила внучка.
– И искренне считаю, что то, в какой я одежде, не должно мешать моему обращению к богу или богам. И уж явно это не препятствие для веры. Но есть определённые принятые правила, и есть места, где их можно нарушать, а где это неуважение. А главное, я никогда не понимала, почему те, кто проявляет ко мне неуважение, ждут от меня чего-то хорошего? Соответственно, заявись я на территорию монастыря в штанах и берцах, я проявлю неуважение к правилам этого места и его хозяевам. Но буду ждать, что хозяйка монастыря, то есть настоятельница, будет тратить на меня своё время и показывать редкие документы и исторические артефакты этого места? Даже для меня это слишком самоуверенно.

Общение Альки и настоятельницы началось со спора. Мы с Курико услышали только уже окончание беседы.

– Многие моменты религии просто противоречат историческим фактам!
– услышали мы как-то во время прогулки возмущённый голос Альки.
– Вот первое, что приходит в голову. Князь Владимир, святой и вообще креститель Руси, так?

– Именно, - в голосе настоятельницы слышалась улыбка.

– Отлично. В девятьсот восемьдесят восьмом году, после взятия Херсона и угрозе напасть на Царьград, но это у русских вообще чуть ли не ежегодная народная забава была, Владимир добивается от Василия второго брака между Владимиром и сестрой Василия Анной. Однако, по другим источникам, обещали ему руку Анны за отряд в шесть тысяч воинов для борьбы с болгарами на южных границах и с мятежником Вардой. И еще на два года раньше. Но получив помощь не спешили выполнять условия, ссылаясь на то, что князь якобы был крещён без участия византийской церкви.
– Похоже внучка решила устроить настоятельнице целую лекцию.
– А вот уже после взятия Херсона с князя требуют обещания принять христианство. Так он вроде уже крещён? Или без византийского священника не считается? Далее Анну отправляют в Херсон, где якобы князь крестится, женится и едет домой. Но никаких упоминаний где и кем было совершено крещение нет. Зато есть свидетельство самих греков, что имущество церквей Херсона было вывезено, как военная добыча. Про судьбу корсунской княжны и её родителей наверное лучше не упоминать вообще. А ещё интересный факт, который отметил Яхъя Антиохийский, что Владимир говорил, что он князь, как отец своему народу, и крещение с первым причастием будет принимать со своим народом. Но в Киеве, во время крещения, Владимир стоял и встречал каждого новоокрестившегося. По крайней мере в первый день. И заявлял, что сам принял крещение в Византии. По-моему, товарищ запутался в показаниях.