Три смерти и Даша

— Ром, а как я к тебе попала? Я ничего не помню?

— Да, встретил тебя на улице в таком состоянии, что побоялся там оставить без присмотра. И давно у тебя начались такие проблемы?

— Проблемы? Какие проблемы?

— С алкоголем.

— Проблемы начались вчера. Только, я не помню, какие конкретно. Я ничего не помню. Но я не алкоголичка.

— Кать, все так говорят. Это один из первых признаков. Ты меня пугаешь.

— А тебе не все ли равно? Я, вроде — совершеннолетняя.

— Нет, не все равно! Мне не безразлично!

— Ой, Ром, не кричи так громко — у меня голова болит. У тебя есть какие-нибудь таблетки?

— Есть.

— Давай. Так, говоришь, я тебе не безразлична? — Катя кокетливо улыбнулась. Рома давно не видел ее такой.

— Не безразлична. А что все-таки случилось?

— Ничего. Вернее, случилось, но давно. Годовщина смерти моего. Странно, вроде — давно отболело, а успокоиться вчера я никак не могла. Ходила из угла в угол. Хотела выпить успокоительного посильнее или антидепрессантов, но вспомнила подругу, которая умерла от передозы психотропными, и не стала. До сих пор не знают, это была случайность или самоубийство. Настроение у меня упало еще сильнее, и я пошла за выпивкой. Одну бутылку я выпила прямо возле магазина. А дальше я ничего не помню. Странно. С чего бы я отключилась, да еще так быстро? Хотя, по моему, я все-таки пила какие-то таблетки. Поэтому и не помню, что было дальше.

Катя тяжело вздохнула. Рома почувствовал себя моральным уродом. Зачем он спрашивал? Она же вчера рассказывала что то такое.

— А дальше ты сидела на скамейке с какими-то мужиками и рассказывала им про ликантропиков.

— Правда? О, Гос — споди…Весело.

— Кать, извини. Ты же вчера рассказывала. Я мог бы и догадаться.

— Ничего страшного, ты не обязан угадывать чужие мысли, даже мои. Мне все равно нужно было выговориться. Вот, и выговорилась, даже — два раза. Или — три, если считать тех мужиков. Кстати, я совсем не помню, что я тебе рассказывала. Помню только, что мы обнимались. А дальше опять не помню. Мы только обнимались?

— Нет.

— Нет?!

— Еще ты меня поцеловала.

— И все? Так, что — ничего не было?

— Нет.

— Нет?!

— А в чем дело? Ты чем то недовольна.

— Нет, я всем довольна. Особенно — твоей порядочностью, — Катя лукаво посмотрела на Рому.

— А ты хотела бы, чтобы было по другому?

— Не знаю. Все равно бы я ничего не вспомнила.

— Хорошо, в следующий раз учту все твои пожелания и замечания.

Рома, мягко говоря, очень удивился. Обычно Катя не проявляла ни к кому интереса сама, ни с кем не заигрывала даже в шутку. От любых же проявлений интереса к ней (надо ли говорить, что весьма многочисленных) тут же закрывалась. Со всеми, кроме больных, она держала дистанцию, даже подсесть к себе поближе не позволяла. Надо ли говорить, что Рому это очень огорчало.

После того, как он увидел в ней человека, она стал интересна ему. А еще ему однажды показалось, что только она сможет его понять. И этого ему хватило…

Он давно понял природу многих душевных недугов, но женщин в свои двадцать семь лет толком понимать так и не научился. Ему сильно мешало то, что многие заболевания он мог определить на ранней стадии. Последней своей возлюбленной он однажды в пылу ссоры выставил диагноз. Полностью. Только она, к счастью, ничего не поняла, а ушла от него потому, что он был слишком странный на ее вкус.

— Кать, ты бы лучше мне позвонила. Неужели я бы тебя не выслушал?

Роме до сих пор было не по себе, когда он думал, что мог бы не пойти вчера гулять. Ведь в эту ночь Кате было все равно — он или мужик со светящимися глазами. А если бы незнакомец успел раньше него? Рома не признавал ни интуиции, ни других иррациональных чувств, но сейчас они все дружно говорили ему, что Катю он мог больше никогда не увидеть.

— Спасибо, Ром. Зачем тебе мои проблемы? Но, идея хорошая. В следующий раз я позвоню главврачу. Пусть положит меня к нам — лечиться от депрессии. Пусть пичкает меня химией и бьет током по мозгам. Хотя, нет — ничего у него не получиться: наш аппарат сломан, и я не спешу его чинить.

— Почему?

— Потому, что я сама его сломала (можешь настучать главврачу, если хочешь). У меня свои взгляды на ЭСТ. Эпилепсия — дурная штука и, по моему, глупо лечить ею от депрессии.

— А как ты его сломала?

— Я отключила его от рубильника и выдернула пару кнопок. Теперь его бояться включать.

— Кать, давай лучше я к приду, отсоединю один проводок, и он больше не заработает. Я у себя так и сделал.

— Рома?! — лицо Кати озарилось улыбкой, и она удивленно посмотрела на коллегу.

— Да, мы с тобой во многом похожи, — ответил тот на ее вопросительный взгляд: Я тоже считаю, что нечего бить людей током по мозгам.

— А я недавно прочитала в газете статью про депрессию. Ее автор искренне не понимал, почему люди не обращаются для ее лечения к нам, ведь мы лучше всего умеем это делать. Интересно, он хоть сам то понял, что сказал?

— Думаю — нет. Если бы люди знали, как у нас ее лечат — они предпочли бы депрессию такому лечению. Все таки — ЭСТ не выход, да и антидепрессантами лучше не увлекаться. Я их очень аккуратно назначаю.

— А что означает твоя татуировка? — Рома решил сменить тему, да и просто было любопытно.

— Татуировка? Какая?

— А у тебя их несколько?

— Да, а что?

— Ничего. Меня интересует бабочка на ладони. И как я ее раньше не заметил?

— Не знаю вроде, я ее не прятала. Бабочка — метафора души. Еще древние греки считали, что душа покидает тело в виде бабочки.

— А почему именно черный махаон?

— Потому, что он красивый. Это сложная душа с богатым внутренним миром. А черный потому, что в печали.

— А рваные крылья?

— Я думала, ты сам догадаешься. Как у нас по — гречески душа?

— Психея, а что?

— А то, что это символ верности профессии. Я сделала эту татуировку, когда поняла, что мое сердце навсегда отдано только психам. Тут изображена больная душа, черная от печали и раненая — с порванными крыльями. И, конечно же — с богатым внутренним миром. Она очень хрупкая — сожмешь руку и убьешь ее. А еще ее можно отпустить.

Катя подняла руку в сторону окна и разжала ее. Роме на мгновенье показалось, что изящная черная бабочка сейчас взлетит с Катиной ладони.

"А ты — молодец", — сказал он ей: "Как все подобрала. Только, грустно очень."

"Как и вся моя жизнь", — ответила Катя.

Вскоре она ушла. Рома предложил проводить ее, но она отказалась. И как только Катя ушла, зазвонил телефон. Это была мама.

— Ромочка, расскажи мне, кто она? Откуда? — прозвучало в телефонной трубке вместо приветствия. Мамин голос звучал взволнованно.

— Это Катя из женского отделения.

— Из женского отделения? Опять? Надеюсь, у нее не страшный диагноз? А когда ты познакомишь меня с ней?