Три смерти и Даша
Шрифт:
— Не знаю, — растерялся Рома.
— Приводи скорее, я буду ждать.
Чем дольше Антон жил в этом городе, тем больше его угнетали дома. Дома были настолько близки к аварийному состоянию, так некрасивы и ненадежны на вид. Деревьев в этом городе было мало, ничего не смягчало окружающей прямоты. Город был уродлив и страшно давил этим на Антона. В городском пейзаже не было ничего живописного, взгляду совсем не на чем было отдохнуть.
Антон точно знал, что именно такая обстановка будит в людях агрессию, которая спит в них до поры, до времени и просыпается всегда неожиданно. И всегда с непредсказуемыми последствиями для себя и окружающих.
А еще эта ревность! Антон много слышал о том, что
Ревность, ревность, проклятая ревность…Антон пытался бороться с ней, но безуспешно.
Правда, его несколько развлек дядя Витя. Однажды Антон увидел, что старик лезет на чердак у них в подъезде. Позже Антон неоднократно заставал его за этим. Ему стало любопытно, и он спросил Лику: "Слушай, а почему дяде Вите так нравится на чердаке? Что он там делает?"
— Он там живет, — ответила она.
— Живет? А своей квартиры у него что — нет?
— Видимо — нет.
— Получается, что он бомжует?
— Нет, — Лика сама толком не могла объяснить, почему — нет. Дядя Витя вполне подходил под определение.
— И давно он так? — Антон всерьез заинтересовался судьбой старика.
— Сколько я себя помню. Хотя, мама говорит, что он пришел когда она ходила в детский сад. Я не понимаю, почему он так тебя заинтересовал? Он — обыкновенный старик. Таких миллионы. А у нас столько проблем. Сатанисты отобрали наше место силы. Они осквернили его. Мы вряд ли сможем что-нибудь сделать. Или это будет очень трудно. А ведь это они напустили в город грыз. Помнишь, когда мы их встретили, темнота вокруг них была такая густая. Это была не тьма, это были грызы. Они всегда эскортом летят возле каждого из них. И при случае они натравливают их на тех, кто им неприятен. В общем — надо что-то делать! Я позвоню Дине.
Антон обнял ее: "Не уходи. Побудь сегодня со мною. Только ты и я. А?"
Но Лика отстранила его. С непроницаемым лицом она сказала: "Сейчас не время."
Однажды, когда Антон в очередной раз встретил дядю Витю, тот неожиданно пригласил его к себе.
— Здравствуй, сынок, — как обычно обратился к нему он: У тебя сигаретки не будет?
— Нет, я же говорил, что не курю.
— А хлебушка?
— Подождите, сейчас вынесу.
— Выноси. Только, после вынесешь. Ты, я вижу, давно за мной наблюдаешь. Не люблю, конечно, когда за мной следят. Но, ты мне нравишься. Я чувствую, что мы с тобой во многом похожи. Скольких ты убил?
— Я??? — Антон, мягко говоря, растерялся. Таких длинных монологов от дяди Вити он не слышал ни разу. Да и вопрос был несколько неожиданный.
— Ладно, можешь не говорить. А я убил многих.
— Вы? Ах, да, конечно. Война…Ветеран…
— Ветеран, говоришь, — хихикнул дядя Витя: Ну, ладно. Хочешь посмотреть, как я живу?
— Хочу, — Антону этот вопрос давно не давал покоя.
— Тогда — залезай, — предложил дядя Витя и полез по лестнице.
Чердак поразил Антона. Он был достаточно благоустроен для такого жилища, но все равно было хорошо видно, что его хозяину наплевать на все и на самого себя тоже. Щели в крыше и стенах были заткнуты тряпьем и заклеены скотчем. Имелось какое-то подобие кровати, непонятно из чего сделанное и застеленное какими-то разноцветными тряпками. Под кроватью Антон заметил большой, кованый сундук, покрытый старинным орнаментом. Стола не было. Никакой другой мебели не было вообще. Не было и посуды. На гвоздях, торчащих из стены, висело несколько ветхих рубашек. Новая рубашка и спортивные штаны — подарок
Антона были сейчас на старике.А еще на чердаке вместе с дядей Витей жила туча голубей. Они запросто садились к нему на плечи и на руки. Он не обращал на них никакого внимания. Но, что странно (Антон, как человек брезгливый сразу это заметил), голуби словно бы не летали ни над постелью, ни над дядей Витей. По крайней мере — и он и постель были абсолютно чистыми.
Собравшись с мыслями Антон начал задавать вопросы.
— А почему у вас нет ни стола ни посуды?
— Потому, что я не готовлю. Ем то, что люди дадут. Ты же меня знаешь.
— А вам зимой тут не холодно?
— Было холодно, вот я щели и заклеил. Выпросил у кого-то скотч и заклеил.
— А бреетесь где?
— У профессора бреюсь (старик имел в виду дедушку Лейлы, с которым они были большими друзьями). У него я, кажется, скотч и выпросил.
— А голуби не мешают?
— Не — ет. Наоборот, мне с ними веселей. Я с ними разговариваю, а они меня слушают и слушаются.
— А постель, наверное, часто обметаете?
— Нет, они просто туда не гадят. И на меня не гадят. Голубь — птица добрая.
— А какой у вас красивый сундук.
— Даже не думай. Я его тебе не отдам, не продам и ни на что не поменяю. И украсть его у меня тебе не удастся. И отобрать тоже.
— Да, вы что? Да, разве я мог? Да, я… — Антон действительно похвалил сундук без всякой задней мысли.
— Ну, ладно, верю. Это я так, на всякий случай, успокоился дядя Витя.
— А давно вы здесь? как вы остались без жилья? — Антон не мог не затронуть этот вопрос.
— Я здесь давно. Даже очень. А как я остался без жилья — это история долгая. У меня его никогда толком и не было, жилья-то. А ты странный. До тебя мало кто меня об этом спрашивал. А тебе не все равно. Я таких как ты сразу вижу. Ты, наверное, и Её видишь?
— Её? — насторожился Антон.
— Женщину в черном. Странная женщина. Где бы я ни был (а был много где), везде я ее встречаю. И ни по одному разу, а каждый день по несколько. Интересно, сколько ей лет. Ты же не местный?
— Да.
— И там, где ты раньше жил, ты ее видел?
— Да.
— И здесь?
— Да.
— Ты видишь только ее?
— Нет.
— И я — нет. Я вижу ее, мужчину и ангела. А ты?
— И я.
С тех пор дядя Витя стал перебрасываться с Антоном несколькими фразами, кроме своих дежурных. А парень, в свою очередь, стал чаще и разнообразнее подкармливать старика. Он даже несколько раз попытался благоустроить чердак, но безуспешно — дядю Витю все вполне устраивало и так. Однажды Лика застала Антона за тем, что он стирал дядю Витю в ванной.
Для старика такая дружба была нетипична — просил он у многих, но общался с немногими.
Марина стояла в кабинете директора, прямо перед столом Александры Сергеевны. Никаких особенных чувств она по этому поводу не испытывала, а о приличествующих данной ситуации даже не вспомнила.
Директриса взирала на нее с видом строгого, но справедливого старшего друга. Она была готова к доверительной беседе, желательно, со слезами. И обязательно — с раскаянием. Девочку нужно было вернуть на путь истинный, пока не поздно. А кто же это сделает, как ни она? Сесть Марине она не предложила.
Марина смотрела на свою учительницу математики сверху вниз и ждала, когда та первая начнет разговор. Сама она со свойственной ей прямолинейностью о причине такого внимания к собственной персоне даже не догадывалась.
Наконец Александре Сергеевне надоело держать паузу. Такое явное невнимание девочки к собственной судьбе несказанно возмутило ее, но вида она не показала. Улыбнувшись слащавой улыбкой директриса начала:
— Мариночка, ты, конечно же, догадываешься, почему я тебя сюда позвала.