Три закона Дамиано
Шрифт:
Родители плохо восприняли перемены, происходящие после развала Союза. А особенно здесь. Крахи банков, дефолты, кризисы – все это доставало не только пожилых людей, а вполне здоровых и молодых. Местный язык они так и не освоили. А все вдруг демонстративно позабыли русский. Потом это прошло, но родители решили уехать.
Они оставили квартиру мне, а сами перехали в один из провинциальных российских городков, где купили маленький домик.
Я устроился работать в небольшую фирму, которая еще умудрялась выживать в этих условиях. Сначала я каждый год ездил к родителям в отпуск. Потом это становилось все
Автобус завывал изо всех сил, но двигался так, словно в бензобак залили ослиную мочу.
Отель «Звездный» в жизни выглядел совсем не так, как на картинке в Интернете. Нам надо было переспать нормально всего пару дней. Потом контрольный визит к Василию, а уже затем – прямиком домой.
Эта поездка была моим личным делом, и я оставил Ивана в гостинице.
Отец просил меня принести клюкву. Ее не бывает в такое время в магазинах, особенно в провинции. Значит, искать надо на рынке.
Семь человек, торговавших лесными дарами, развели руками. Восьмая спросила:
– А много тебе, сынок, надо?
– Да нет, баночки хватит.
– У меня дома есть. Я с ней капусту квашу. С прошлого сезона осталась, в бочке с водой храню. Только мне торговать еще надо. Подходи сюда через пару часиков.
– Почем отдашь?
– Да недорого возьму. Всего двести рублей баночка.
– Ты таблетки от мигрени принимаешь? Ей красная цена – 150 рэ за килограмм.
– Ну походи по базару, поспрашивай, может, и найдешь где подешевле.
Она была права. И торг был здесь неуместен.
Она и на самом деле жила совсем рядом от базара. Из темного погреба она вынесла мне поллитровую банку мокрой клюквы. Получив свои законные двести рублей, она поинтересовалась:
– Может, грибочков купишь? У меня такие вкусные опята!
– Спасибо, хозяйка. Я на мухоморы недавно подсел, как лось. Но сегодня не хочется. А бутылочки у Вас не найдется?
– А как же! Зимой сами греемся, а летом за место на базаре иногда ею расплачиваемся.
Она вынесла бутылку холодненькой водочки. Я посмотрел на этикетку: водка «Дура».
– С таким пузырем к телкам в самый раз! Но у меня другой случай. Мне на кладбище. Принеси что-нибудь нейтральное.
– Тогда только самогон!
– Без дихлофика для крепости? Ты не смотри на меня, как на лоха, я все знаю. И рецепты, и технику, как пить и как проверять.
Она немного помялась.
– Только для тебя. Есть такая бутылка. Для такого случая грех левый товар подсунуть. Я для себя его делала.
И она вынесла запотевший пузырь с пластмассовой закруткой. Я понюхал ее, сделал глоток. Натуральная «саманя». У нас дома в магазинах продается даже фирменная самогонка, и она стоит дороже натуральной водки. Пара капель на чугунных «блинах» ее печки горели таким синим пламенем, что я убедился, что она не врет.
– Сколько с меня?
– Сколько душе не жалко. Можешь и так забирать!
Она содрала с меня семь шкур за клюкву, но самогонку просто дарила! Я сам русский, но не всегда понимал и всю загадочность нашей души.
Я дал ей двести рублей:– Помолитесь за мою душу. Сам не умею.
У входа на кладбище сидели две старушки, которые продавали цветы, венки и свечи. Я купил розочки и астры, и пошел по кладбищу.
Квартиросъемщики меня не обманули. Могилы прибраны, загородка в порядке, скамеечка для сидения чистая. До Пасхи далеко, и на кладбище было мало народу.
Я положил цветы у изголовий и расстегнул сумку. Рассыпав клюквочку на землю, я выпил первый стакан. Второй я вылил на землю. Затем опять налил и поставил полный стакан возле памятника. Я накрыл его куском черного хлеба с салом. Отец его очень любил. Еще он любил аджику, поэтому я приправил его и специей, купленной все на том же базаре.
Я прочел единственную молитву, которую знал. На выходе дал кладбищенской сторожихе двести рублей.
– Присмотрите, пожалуйста, за тем участком.
Она взяла бумажку и кивнула. Дождавшись автобуса, я вернулся в город.
В гостиницу я решил пока не идти. Позвонив Ивану по мобильному, я убедился, что у него все в порядке.
Тринадцать шагов
Опять этот колокольный звон за окном! Нельзя ударять в колокол по утрам, это ни к чему хорошему не приводит! Только после захода солнца! И он должен звучать только девять раз. Ни разом меньше, ни разом больше. И тон его должен быть резким, а не протяжным. Если это сделано не так, то будь этот звон проклят!
«Священник» должен поворачиваться против часовой стрелки и благословить четыре стороны света. Последнее благословение он должен отдать на западней стороне. Но этого никак не увидеть. Из этой кельи просто так не вырвешься.
Вчера приходили эти знахари в белых балахонах. Они надели на его голову шлем и что-то там смотрели на своих экранах, как будто что-то в них понимали.
Потом пришел еще один дебил, раздвигал веки и высматривал в них истину. Ему хотелось плюнуть ему в рожу, но у кровати стоял тот самый амбал на стреме. У него хорошая реакция и кулаки железные, это уже проверено.
Дебил плохо говорил по-русски, но жестами показал, что надо заложить ногу за ногу. Он достал резиновый молоточек и стал стучать по его коленкам. Довольный результатом, он стал что-то писать в своем блокноте.
«Ты тоже ответишь. Ты у меня будешь под номером „семь“. Для тебя будет специально подготовлен молоток. Только он будет не резиновым. И он будет немного побольше».
И опять эта сеструха со шприцом. И опять ее дежурная фраза:
– Очень хорошо! Теперь держите тампон! После пентотала нельзя двигаться! Арчи, магнит! Очень хорошо! Теперь спите!
Сегодня появился еще один тип. Он говорил по-русски без акцента. Похоже, сам русский. Он начал издалека:
– У меня были пациенты, которые не могли вспомнить, в какой руке надо держать ложку, и для чего нужен стакан. А пить они могли из той «утки», что стоит под Вашей кроватью. Но некоторые из них вскоре вспоминали все и становились нормальными людьми. Вы не вспомнили, как Вас зовут?
– Меня никто не зовет. Я сам иду туда, куда мне надо!
– Я, может быть, не так выразился. Какое Ваше имя? Вы не вспомнили его? Как Вас окрестили?