Три зигзага смерти

вглядываясь друг другу в глаза и напряженно ожидая той доли секунды, когда

у одного из нас не выдержат нервы и он не нажмет на безжалостный холодный

спусковой крючок.

Время практически остановилось и не известно сколько мы так сидели, пока

наконец капитан-майор не сказал:

– Опусти свои пушки, парень, и давай поговорим спокойно.

Сам же он пистолета не опускал. И я тоже не стал опускать.

– Я вижу, что ты крепкий парень, - продолжал говорить майор.
– Но после

того, что ты устроил в тюрьме во время побега, каждый милиционер считает

своим долгом застрелить тебя при задержании. И ты должен благодарить Бога,

что тебе попался именно я. Никто другой не стал бы ждать, пока ты вылезешь

из-под сидения, а уложил бы тебя сразу. Я очень тебе советую сдать оружие

и поехать со мной куда надо. Даю тебе слово, что я доставлю тебя живым и

здоровым и передам порядочным следователям.

– Спасибо за заботу, - ответил я, - и за то, что вы не стали стрелять мне

в спину, но мы с вами, кажется, в данную минуту находимся в одинаковом

положении и даже, - я потряс двумя пистолетами, - у меня есть некоторое

преимущество. Так что неизвестно - кто кому должен диктовать условия.

– Брось, Пирпитум!
– сказал капитан.
– Ты натворил столько всего, что

теперь за тобой гоняется вся муниципальная и вся федеральная милиция и

тебя все равно поймают. Но в следующий раз у тебя не будет такой

возможности. В следующий раз тебя просто прикончат при задержании.

– Прошу прощения, - сказал я, - но чем я обязан такому хорошему с вашей

стороны отношению? Почему это все хотят меня пристрелить, а вы нет?

– Сам не пойму, но чем-то ты мне симпатичен. Может быть тем, что один смог

навести такой переполох. Такие шухеры я видел только в кино и всегда

думал, что только в кино такое и бывает.

– Ну хорошо, раз вы такой благородный, - сказал я, - то давайте разойдемся

мирно, чтобы у нас друг о друге остались наилучшие воспоминания.

– Нет, так не выйдет. Я потомственный сыщик... Если я тебя отпущу, то я

предам память своих предков, а хуже этого ничего нет.

– Понимаю, - сказал я, оценив по достоинству благородство этого толстого

человека.
– Но и вы должны меня понять. Даже если вы доставите меня к

хорошему следователю, меня все равно убьют. Какая мне разница умирать

при задержании или после того, как надо мной поиздеваются в тюрьме?..

Только находясь на воле я, может быть, смогу распутать этот клубок и

узнать, кто является настоящим виновником всех преступлений, в которых

обвиняют меня!

– Ты хочешь сказать, что это не ты перерезал столько человек?!

– Не я! Клянусь честью!

Майор пристально на меня посмотрел и после небольшой паузы сказал:

– Я очень долго работаю с криминальными элементами и за это время научился

по глазам распознавать - врет человек или нет. Почему-то мне кажется, - он

задумчиво посмотрел на пистолет, - что ты говоришь правду. И в то же

время, мне трудно поверить в то, что ты совсем уж чист перед законом.

– Разумеется, совершенно чистым перед законом я быть не могу, ответил я,

– я думаю, вообще не существует людей совершенно чистых перед законом...

Например, вы выпиваете на службе.

Майор удивился:

– Откуда вы знаете?
– он неожиданно перешел на вы.

– Когда вы с вашими коллегами выпивали в подвале у Пулеплетова, я сидел в

бочке.

– Как вы там оказались?

– Вы все равно не поверите. Я бы, во всяком случае, вам не поверил, будь

вы на моем месте.

– А вы попробуйте.

– Хорошо, - сказал я, подумав.
– Но прежде, давайте уж уберем тогда наши

пистолеты.

– Согласен.

Мы спрятали пистолеты. Я вытащил сигарету, закурил и сказал:

– История долгая. Не лучше ли нам отъехать куда-нибудь в сторонку, чтобы

не привлекать к себе лишнего внимания.

62

Мы доехали до тихой набережной, вышли и сели на скамейку. Вокруг никого не

было, если не считать игравших у воды детей.

Над водой кружились чайки, иногда ныряя в воду и выныривая из нее с

серебристой рыбешкой в клюве. На подстриженных тополях сидели вороны и

галки. Вороны громко каркали. Медленно проплыла мимо баржа "Инженер

Киргизов". На палубе матрос играл на баяне и пел:

Обезьяну одну

Я словил на охоте

Долго плакала в клетке

Моя шимпанзе

Когда я увозил

Ее на пароходе

Из родимого края

От верных друзей

Когда я увозил

Ее на пароходе

Из родимого края

От верных друзей

И однажды она

Левой заднею лапой

Прутья клетки погнула

И спрыгнула прям в океан

И в пучине морской

Потонула макака

И рыдали матросы

И честь ей отдал капитан

И в пучине морской

Потонула-а-а-а-а макака

И рыдали матросы

И честь ей отдал капита-а-ан

Неслась над рекой песня.

Мы закурили.

– Кстати, мы с вами до сих пор не познакомились, - сказал я.
– Борис

Андреевич Пирпитум.

– Приходько Михаил Иванович.

– Если не секрет, в каком вы звании?

– Капитан.

– Я так и подумал.

– Почему это вы так подумали?

– Не знаю, - я развел руками, - но когда я вас увидел, я сразу подумал

либо вы капитан, либо майор.

– Был майором, - Михаил Иванович затянулся и выпустил дым. Разжаловали.

– За что?

– За это дело, - он вздохнул.

– Понятно... Вы женаты?

– Был.

– И я тоже был. Одному, конечно, тяжело, но все-таки проще.