Три зимовки во льдах Арктики

Извилистое разводье уходило с юго-востока на северо-запад до пределов видимости. По ту сторону лед с тихим шорохом перемещался, и оттяжка, оторванная от палатки, уплывала на север.

Андрей Георгиевич немедля организовал работу. Пока Буторин свертывал палатку, остальные люди привычными, ловкими движениями хватали ящики, тюки, бочки и оттаскивали их подальше от трещины, на новое место.

К 17 часам разводье беззвучно разошлось в полынью в 40 метров, а на севере открылось новое разводье. Оно шло наперерез первому и смыкалось с ним. Лопнул лед и на юге, в каких-нибудь 50 метрах отсюда. Одним словом, повторялась знакомая картина: могучее ледяное поле на глазах у нас превращалось в какую-то груду бесформенных обломков.

К ночи все как будто бы утихло. Разводья внезапно сошлись, нагромоздив новые гряды торосов.

Закончив вахту в полночь, я еще раз окинул взором причудливый лунный пейзаж. Было тихо. На небе мерцало полярное сияние. Вокруг луны дрожал радужный круг. Высоко, почти в самом центре небосвода, светилась холодная и равнодушная, но в то же время величественная и гордая Полярная звезда.

Я ушел в каюту и сразу же крепко заснул. А под утро меня разбудили скрип снастей, вой ветра и шорох льда. За ночь все вокруг резко изменилось. Ураганный ветер неистово рвал заиндевевшие праздничные флаги, поднятые над кораблем в честь Дня Конституции. Все небо было закрыто облаками, кругом снова все было черно и неприветливо. Пурга наметала новые и новые сугробы; корабль, казалось, врастал в лед и становился все меньше.

Четверо суток выл ветер. А к вечеру 9 декабря в его заунывную музыку вплелись знакомые басовые нотки льдов, - трещины вокруг судна возникали с такой быстротой, что казалось, будто какой-то невидимый гигантский топор рубил ледяные поля на куски. Трещины возникали в беспорядке и шли в самых различных направлениях. Они то пересекали друг друга, то шли параллельно, то бессильно упирались в торосы, то рвали торосистые гряды с необычайной легкостью. Предугадать направление и размеры очередной трещины было немыслимо.

Мы напряженно всматривались вдаль, туда, где стояли наши палатки; порвет или не порвет? Это была какая-то нелепая лотерея, невольные участники которой вынуждены были ставить на карту все, что у них было: силы, здоровье, надежды...

В 23 часа 30 минут из-за палаток послышался глухой удар, и на белом поле льда легла черная тень.

– Порвало!..

– Алферов, Недзвецкий! На лед! Осмотреть палатки!
– скомандовал я.

Вооруженные фонарями и баграми механики помчались по льду к аварийной базе. Через четверть часа красноватые огоньки фонарей беспокойно замелькали в воздухе, описывая круги. Это был призыв о помощи. Немедленно начался очередной общий аврал. Теперь надо было спасать малую палатку, в которой находилась аварийная радиостанция, - новая полынья раскрыла свою дымящуюся пасть в нескольких метрах от нее. Кроме того, в разные стороны от малой палатки расходилась целая сеть трещин, бравших свое начало в каких-нибудь 5-20 сантиметрах от края полотна.

Все поле крошилось и расползалось на куски - точь-в-точь как это было в ночь с 12 на 13 ноября. В нашем распоряжении теперь оставался лишь небольшой обломок поля, размером всего в 200 квадратных метров. И все грузы мы спешно перетаскивали на самую середину этого обломка.

В 1 час 30 минут ночи перевозка аварийных запасов была закончена. Ждали новых неприятностей: льдину могло расколоть на еще более мелкие куски и унести от корабля. Поэтому Буторин каждые полчаса наведывался на аварийную базу. Но подвижки неожиданно прекратились. Прекратились так же внезапно, как и начались.

На этот раз льды оставили нас в покое надолго. Мы могли, наконец, перевести дух и дать отдых нервам, изрядно потрепанным за месяц беспрерывных авралов.

Наши будни

Ясная зимняя ночь. Огромная золотая луна смутно озаряет ледовый пейзаж, такой обыденный и такой изменчивый: зубчатые венцы голубых торосов, их черные резкие тени, серебристая дымка тумана, скрадывающая линию горизонта, высокий темно-синий купол, усыпанный звездами. Над мертвой пустыней полыхает призрачное пламя полярного сияния - щедрый и бесцельный дар природы угрюмому полюсу.

Много прекрасных слов можно найти для описания арктического пейзажа. Не случайно книги исследователей полярных стран читаются, как увлекательные романы, - сама природа вкладывает в сердца полярников незатухающую искру поэзии. Но самое поэтическое из всего, что видят и чувствуют полярники, - это, без сомнения, таинственный и неверный свет полярного сияний.

Днем и ночью, утром и вечером мы наблюдали его удивительную игру, ни разу не повторяющую свои комбинации, расточительную и щедрую. То в различных частях горизонта появлялись мощные колеблющиеся завесы рубинового и изумрудного цвета - на языке метеорологии это явление называется «драпри». То через небосвод перекидывался сверкающий хрустальный мост, и яркий зеленый луч рассекал завесу мрака. То по небу вдруг начинали ползать фантастические огненные змеи, ежесекундно меняющие форму и окраску.

Иногда эти змеи неожиданно встречались в зените, образуя самое величественное явление из всех, какими нас дарит полярное сияние: в вышине сияла многоярусная блестящая корона, от которой во все стороны мчались многоцветные стрелы холодного огня.

Звезды тускнели и терялись в этой фантастической игре света, и по снегу перебегали легкие, едва уловимые тени, словно где-то далеко-далеко занялось зарево пожара.

Однажды, стоя на вахте, я был свидетелем совершенно необычного зрелища: волны зеленого пламени, охватившего весь небосвод, сошлись в зените, и из них выплыла сверкающая мрачными отблесками гигантская огненная птица. Она парила в вышине, распластав широкие крылья, сотканные из тончайших призрачных лучей. Не отрываясь, следил я за этим удивительным призраком, рожденным случайным сочетанием световых волн. Но вот прошла секунда-другая - и все исчезло. Лишь яркие звезды спокойно мерцали в вышине да где-то на юге светился одинокий зеленый луч.

Казалось, этими сияющими сигналами Арктика говорила нам: «Что ищете вы в этих широтах? Они не для вас, пришельцы с юга. Здесь царство вечного покоя...»

Но это лишь поэтический вымысел. Ведь когда-то и более южные районы Арктики считались недоступными для человека. Теперь же в этих районах не только созданы десятки полярных станций, но даже создается промышленность. Почему же мы должны останавливаться у 85-й параллели? Придет время, и гений советского человека сумеет освоить любые широты. Тогда люди с признательностью вспомнят и о нашей скромной экспедиции - об этой глубокой разведке одного из последних белых пятен Арктики.

И как ни трудна была для нас эта зима, мы делали все, чтобы наша разведка дала возможно более результаты.

* * *

Я уже упоминал, что мы старались проводить свои научные наблюдения возможно чаще и регулярнее, как бы тяжело ни складывалась обстановка вокруг нас. Даже в ноябре, этом месяце бурь и сжатий, Москва получала через каждые четыре часа метеосводку, составленную и зашифрованную по воем правилам. Кроме того, мы в этот период производили регулярные астрономические и гравиметрические наблюдения, исследования льда. При первой же возможности возобновлялись магнитные наблюдения.

Это было совсем не так просто - производить кропотливые вычисления в то время, когда все вокруг ходило ходуном и в любую минуту мог последовать приказ: «Всем сходить на лед». Но люди продолжали свою работу, зная, что всякий пропуск очередного срока - ущерб для науки.

Очень много хлопот доставляли в ту пору наблюдения за осадками. Как назло, столб, на котором стоял стакан, изготовленный Алферовым, то и дело попадал в сжатия. Его несколько раз опрокидывало, хотя мы всякий раз устанавливали прибор на новом месте. В конце концов, льды разломали наш столб в щепы, и все сооружение пришлось возводить заново.