Три зимовки во льдах Арктики

Единственно, чем мы могли утешаться, было то, что «Фрам» Нансена несколько раз на своем пути описывал такие же причудливые петли, после чего его движение на запад возобновлялось. Утешение, правда, слабое, но что поделаешь...

Все же эти зимние месяцы прошли не зря. Нам удалось собрать для науки много новых данных. За четыре месяца самостоятельного дрейфа после ухода «Ермака», «Садко» и «Малыгина» мы, невзирая на очень трудные условия, успели провести 98 астрономических определений, 17 магнитных и 13 гравитационных наблюдений, 2 суточные магнитные и 10 гидрологических станций. Поэтому мы провожали старый год с приятным чувством исполненного долга.

К полуночи все приготовления к торжеству были закончены. Гетман и Шарыпов бережно внесли в кают-компанию изготовленную ими елку. Это тщедушное создание их творческой фантазии представляло собой сложную комбинацию из палки, прутьев от метелки и клочьев раскрашенной ваты. Елка была убрана цепочками из цветных бумажек, обвешана конфетами, самодельными звездами и бусами из фольги. Тонкие нити стеклянной ваты, довершали роскошный наряд. Когда же радисты включили электрический ток и засветились крохотные лампочки, спрятанные в ветвях, елка предстала перед нами во всем своем великолепии.

Возле елки засуетились кок и дневальный, - они заканчивали последние приготовления к грандиозному банкету, о котором в кубрике говорили уже несколько дней;

Как уже говорилось, капитан «Ермака» подарил нам двух живых свиней. Одну из них мы закололи и съели еще в ноябре. Другая же прожила в твиндеке почти четыре месяца. Под неусыпным надзором Гетмана она выросла; и разжирела.

Эту свинью берегли для праздничного новогоднего ужина. За несколько дней до торжества ее, наконец, закололи, и наш кок получил в свое распоряжение прекрасное свежее мясо. И, надо отдать Мегеру справедливость, он на этот раз не обманул. На столе красовались пирожки, жаркое, различные соусы, - одним словом, было и на что поглядеть и чем закусить.

К полуночи в кают-компании собрались все зимовщики. Александр Александрович торжественно включил репродуктор, и до нас донеслись далекие шумы Красной площади - шорох неторопливых шагов, гудки автомобилей, чьи-то возгласы. Потом в тишине пробило двенадцать ударов, и загремел «Интернационал».

Все встали со своих мест и высоко подняли бокалы за родного и любимого Сталина, за того, с чьим именем связаны все наши победы, все наше счастье...

Грянуло громкое «ура», люди начали поздравлять друг друга с Новым годом. Я схватил заранее приготовленный фотоаппарат, попросил всех застыть в своих позах на несколько мгновений и нацелился объективом. Андрей Георгиевич щелкнул затвором. Мы сомневались, получится ли что-нибудь из этого снимка, но терпеливо выстояли на своих местах целых пятнадцать секунд. Сверх ожиданий, фотография получилась вполне приличной.

Когда фотографирование было закончено, мы отдали дань искусству Павла Мегера.

Слушая веселый новогодний концерт, передававшийся по радио из Москвы, никто из нас не замечал, как летит время. Поэтому я затрудняюсь сейчас с точностью сказать, в котором часу к нам пожаловал дед Мороз с мешком своих подарков. Пожаловал же он очень эффектно. Вначале раздался резкий стук в дверь. Это было неожиданно и таинственно: вот уже полтора года никто не стучался в кают-компанию. Все повернулись лицом к двери. Она приоткрылась, и на пороге появился некто с длинной седой бородой, красным носом и большим мешком за плечами.

Неважно, что борода была склеена из клочьев старой канатной пеньки, а традиционная снежная шуба была заменена собачьей малицей, - все-таки это был первоклассный дед Мороз!

На мгновение в кают-компании воцарилась тишина. Но тут же ее нарушили Джерри и Льдинка, набросившиеся на посетителя с яростным лаем. Не обращая на собак никакого внимания, дед Мороз подошел к елке, снял с плеч мешок, развязал его, засунул внутрь обе руки и неожиданно сказал знакомым голосом:

– Прошу получить подарки...

Только теперь мы заметили, что в кают-компании не хватало Бекасова. Когда же он исчез?

А дед Мороз продолжал бекасовским баритоном:

– Константин Сергеевич, это вам от всех редакций СССР! Он вытащил из мешка гигантский карандаш, напоминавший хорошую дубинку, - недвусмысленный намек на мою усердную литературную деятельность в предпраздничные дни, тяготы которой ложились на плечи радистов: им приходилось сидеть по нескольку часов над передачей объемистых депеш, адресованных редакциям различных газет.

– А это вам, товарищ парторг, лучшее средство против ревматизма,- продолжал дед Мороз, вручая Трофимову пару новеньких шерстяных носков.

– Всеволоду Степановичу - в знак будущего осуществления мечты...
– Проворная рука деда Мороза извлекла из мешка модель самолета и передала ее Алферову, - наш третий механик как-то обмолвился, что ему хочется стать пилотом.

Никого не обделил догадливый дед Мороз, - каждому был подготовлен подарок. Потом он снял бороду, сбросил малицу и, превратившись в Бекасова, уселся рядом с нами пировать.

Впрочем, ему и Полянскому в эту ночь то и дело приходилось вставать из-за стола и поочередно уходить в радиорубку, - из эфира на «Седова» сыпался целый дождь новогодних приветствий. Нас тепло поздравляли шахтеры Донбасса, студенты Гидрографического института, группа депутатов Верховного Совета Казахской ССР, команда парохода «Русанов», коллектив бухты Тихой, моряки Северного флота и многие другие организации. В коллективной телеграмме от наших родных, которые все еще находились в Москве, мы читали:

«Вечером мы приглашены на новогодний бал во Дворец культуры завода имени Сталина, где встретимся с лучшими стахановцами и ударниками столицы. За эти дни мы посетили музей Ленина, побывали на выставке «Дрейфующая станция «Северный полюс», в Политехническом музее, в Музее изобразительных искусств. Осмотрели метро. Были в Большом и Камерном театрах. 1-го числа разъедемся по домам. Горячо поздравляем вас всех с Новым годом. От души желаем выполнить почетную задачу, возложенную на ваш замечательный коллектив».

Во втором часу ночи на «Седове» начался вечер самодеятельности. Наши танцоры и музыканты во всем блеске продемонстрировали свои таланты. Готовясь к исполнению своей традиционной лезгинки, доктор обмотал голову простыней, наподобие восточной чалмы, и вооружился двумя ножами, аккуратно обернутыми в серебряную фольгу от шоколада. Под дружные аплодисменты и крики «асса» он, как прирожденный горец, плавными кругами понесся по тесной кают-компании.

Его сменили Алферов и Шарыпов, исполнившие под аккомпанемент гитары, на которой играл Токарев, русский танец. Наконец пришел черед Ивана Гетмана, который решил продемонстрировать свои атлетические способности. Он приволок из кочегарки тяжелый колосник и начал играть им, как заправский чемпион по поднятию тяжестей. Надуваясь и пыхтя, наш кочегар то бросал тяжелый колосник вверх, силясь удержать его на вытянутых руках, то медленно выжимал его, демонстрируя мощность и прочность своих бицепсов.